"Примирение"

 Джон Доусон

 

Джон Доусон. Книга Примирение

Предыдущая глава Читать полностью Следующая глава

Глава 1. Введение: Ситуация в Европе

Эта книга была сначала издана на государственном языке Республики Индонезия. Посреди разрушительных беспорядков, предварявших отставку президента Сухарто, мы спешили напечатать эту книгу, чтобы она скорее дошла до людей. Политический кризис втянул народ в смуту классовой борьбы, которая изобиловала конфликтами на этнической, религиозной, идеологической почве и превратилась в оргию опустошения, насилия и убийств. В центре Джакарты было убито более тысячи человек. Тем не менее мы смогли распространить послание примирения по телевидению и радио, а также подарили эти книги уцелевшим церквам города.

Несмотря на большую опасность, вызванную последними событиями, делегаты из всех 27 индонезийских провинций ежедневно преодолевали уличные заграждения, чтобы принять участие в молитвенных встречах. Эти встречи смогли состояться благодаря тому, что за год до этого была организована национальная конференция молитвенных лидеров. В охваченном огнем городе мы чувствовали себя как в западне. Но знали, что Бог призывал нас к ходатайству именно в это время.

В день, когда мы начали молиться, группа студентов осадила здания парламента и правительства, истерически выкрикивая: "Мы готовы пролить свою кровь!" Шестеро из них были расстреляны солдатами. Солдаты двух войсковых частей под прикрытием танков начали прочесывать районы города. В довершение всего ведущий мусульманский политик объявил марш к центру города с участием миллиона человек. Он хотел совершить переворот и провести реформы. Посольства эвакуировали всех иностранцев, и каждый чувствовал приближение кровопролития.

Бог провел нас путем, который будет описан в этой книге: исповедь, покаяние и примирение как между народностями Индонезии, так и между социальными группами, которые мы представляли. Взаимосвязь между нашей молитвой и событиями в городе была поразительной. Все, что произошло с момента, когда мы начали молиться, было серией ответов на молитву: семя насилия, которое не взошло; новое правительство, готовое к реформам при поддержке населения; неожиданное рождение независимого Восточного Тимора; встающая на прочную основу экономика; свобода, дающая рост церквам и христианским служениям. Но об этом должны рассказывать сами индонезийцы.

Это издание содержит дополнительную главу "Три нации на распутье", обращенную прежде всего к христианам, несущим служение примирения в Швейцарии, Австрии и Германии. Ходатаи в немецкоязычных странах стоят перед особой дилеммой: христиане Швейцарии склонны считать свою страну особенно благословенной, если не сказать, исключительной. Христиане Германии пытаются найти национальное лицо как в своей принадлежности к Европе, так и в сопричастности к будущей невесте Христа. Австрийцы не двигались ни в одном из этих направлений и вообще не занимались вплотную этим вопросом. Позвольте привести один пример того, как проходил поиск национального характера.

В 1983 году я учил в одной церкви в Германии. Мое внимание привлек человек, стоящий у стены в конце зала: юный, с растрепанной копной волос, бледный, одетый в большую не по размеру куртку зеленого цвета и голубые джинсы. В конце доклада он обратился ко мне: "Я бы с удовольствием вам кое-что показал".

В тот же день этот серьезный молодой немец повез меня на место бывшего концлагеря. С нами поехал также мой друг Боб, ветеран Вьетнама из Форт Ворт (штат Техас). На обратном пути мы молчали. Страшные картины глубоко тронули душу и мешали завязать разговор.

Внезапно наш немецкий друг повернулся к нам и вызывающе спросил Боба: "Почему вы воевали во Вьетнаме?" - "Долг, честь и отечество", - ответил Боб. "Именно в это верил и мой отец, - сказал молодой человек. - Он потерял руку в битве за Сталинград".

Мне показалось, что он рассердился, потому что он резко сменил направление и повез нас по городским улицам, пока мы не остановились около одного скромного домика. Молодой человек взбежал по лестнице к входной двери, чуть было не выбил ее, и пригласил нас войти. Мы познакомились с его родителями - восхитительной пожилой супружеской парой. Они предложили нам кофе. У отца не было левой руки. "Ваш сын провел экскурсию для нас", - сказал я. "Он делает это с удовольствием", - ответила мать молодого человека. "Что же он вам показал?" - "Концлагерь", - выпалил сын, и на лице матери появилось мрачное выражение. "Почему ты не мог показать что-нибудь приятное в Германии?" - спросила она расстроенно.

Этот молодой человек был истинным христианином. Каждое лето он организовывал поездки на автобусе к нацистским лагерям смерти, которые были сохранены как исторические памятники коммунистическим правительством Польши. Для него его государство было воплощением укоренившегося зла, с которым активные христиане должны бороться. Мой американский друг Боб, напротив, считал свою страну олицетворением добра и достойной лояльного отношения со стороны христиан. Было очень интересно слушать их дебаты. На протяжении дискуссий часто звучал один вопрос: "Какое место занимают верующие в своем родном государстве?"

В данной книге я попытался ответить на этот вопрос.

Ответы могут быть самыми разными. Все зависит от того, что мы понимаем под словом "нация". Смотрит ли Бог на нашу нацию как на отдельную личность? Какую роль играет национальный характер отдельной группы людей? Что говорит Библия об этом?

Виноват с рождения

Однажды кинопродюсеру Оливеру Стоуну был задан вопрос: испытывает ли он чувство вины, глядя на расовые беспорядки в Лос-Анджелесе, или это оставляет его равнодушным. Не задумываясь, он ответил: "У меня нет чувства вины. Это особенность западных христиан".

Мы живем в то время, когда принцип "помоги себе сам" желает стереть понятие вины, объявляя его психологически вредным. Раскаяние больше не в моде. Никто не виноват. Нам нужно научиться любить самих себя и прощать себе. Мы просто не можем быть виноваты. Это проявление слабости - считают эксперты. Стало уже модным объединять понятие чувства вины с понятием христианства, как будто эти темные чувства обусловлены культурой и не имеют никакого отношения к истинной природе человека. Проблема на самом деле не в том, что слишком много вины, а в том, что слишком мало об этом говорится. При этом мы имеем в виду вовсе не вину, вызванную так называемыми неврозами страхов, о которых говорит Фрейд, а настоящую вину - явное чувство вины, которое появляется, когда мы грешим.

В то время как учителя-гуру привлекательной болтовней о психологических аспектах этого вопроса ежедневно отрицают личную вину, общая вина находит все более глубокое признание. В Америке актуальна тема траура. Именно она и вносит изменения в разные правительственные программы, законы, учебные планы, а также порождает "отождествление с общей болью", как называет траур Шелби Стил в одной из своих статей ("The New Segregation", Imprints Magazine, August 1992). Представители ущемленных субкультур обрушили целый шквал обвинений на детей белой расы, выросших в 90-х годах XX века. Ярче всего это видно на примере крупной церкви белых подростков-фанатов, присоединившихся к афро-американским поклонникам рэпа. Несмотря на то, что они полностью отождествили себя со своими ровесниками афро-американского происхождения, и по сей день в их адрес можно услышать обвинения представителей ущемленных субкультур.

Большинство людей понимает, что в свободном обществе принадлежность к определенной расе не должна определять положение людей. Белые люди в Америке знают, что цвет кожи дает им небольшие преимущества. С другой стороны, появляется чувство дискомфорта, потому что на всем этом лежит длинная и неприятная тень истории. В любое время над ними могут посмеяться: "Эй, белый, тиран моего народа. От тебя так и попахивает столетней привилегией".

Насильственный характер носят обвинения, которые используются в качестве оружия. Те, кто хотят оградить себя от обвинений, постепенно развивают целую систему защитных механизмов.

Насколько сильно народ реагирует на гнетущее ярмо коллективной вины, мы можем видеть на примере драмы XX века, которой является подъем и падение третьего Рейха, - мировой катастрофы, оставившей современным немцам наследие стыда, небывалого в истории человечества.

Совсем недавно в Германии появились тревожные признаки неонацизма и правого радикализма. В ответ на это сотни тысяч людей по всей Германии выступили единым фронтом против неонацистов, проводя демонстрации за демократию и терпимость, прежде всего по отношению к иностранцам. Ведущий эксперт по изучению общественного мнения в Германии профессор Элизабет Нелле-Нейманн выявила, что экстремисты совсем не отражают образ немца, и их нельзя разбить на две категории - правых и левых. Она обнаружила, что большинство неонацистов совсем юные, в возрасте от 14 до 19 лет, тогда как левые радикалы немного старше, их возраст колеблется между 20 - 30 годами. Эта возрастная разница показывает, как можно закрыться от общей вины, которую не подпускают к себе и как "горячую картошку" передают из поколения в поколение. Профессор Нелле-Нейманн видит корни этой реакции в периоде нацизма, когда Гитлер и его сподвижники злоупотребляли способностями и идеалами немецкого народа, чтобы утолить свой голод по власти. (Взято из интервью бортового журнала Люфтганзы, февраль 1993.)

Недавно как референт я был приглашен на большое собрание христианских лидеров в Люденшайде. Тема собрания была "Божье призвание для твоего народа". Там мне представили труд австрийского еврея Петера Зихровского, который собрал в своей книге целую серию интервью. Эти интервью были взяты у детей и внуков убежденных нацистов, отвечавших за работу концлагерей. Название книги? "Виноват с рождения".

Интервью Зихровского были ярким подтверждением того, насколько нераскаянная общая вина тяготит последующие поколения. Ниже я привожу некоторые цитаты, взятые из интервью. Читая их, мы понимаем, что вся плеяда психологов, посвятившая себя этому вопросу в 60-х и 70-х годах, была не в состоянии отключить осознание коллективного варварства и включить общее забытье и блаженное спокойствие.

Анна: "На нашу свадьбу мы не пригласили ни его родителей, ни моих. Это было самым ужасным оскорблением, которое можно было им нанести. Моя мама долго плакала, а его отец грозился лишить наследства. Но нам просто не хотелось, чтобы они присутствовали на свадьбе. Мы мечтали о светлом начале без участия свидетелей прошлого".

Рудольф: "Должен признаться, чувство вины преследует меня... Вина лежит на моих плечах. Мои родители жарятся в аду. Они уже давно умерли. Для них жизнь прошла. Но я жив. Рожден с чувством вины, живу с ним… Посмотрите на меня. Быть ни при чем и жить с чувством вины. Мне нельзя иметь детей. Все должно закончиться на мне… Я слишком долго жил с родителями. Кто знает, сколько зла я ношу в себе? Это не должно передаться дальше".

Йоханнес: "Как прекрасна была бы жизнь без прошлого. Иногда мне хотелось, чтобы родители умерли, пока я был еще маленьким".

Райнер: "Да, с прошлым Германии я не в ладах. Я жду того дня, когда последний представитель третьего рейха умрет. Я очень хочу, чтобы все оставшиеся в живых были истреблены. Может быть, тогда у нашей страны появится шанс стать новой Германией".

Бригитта (отвечает своему брату Райнеру): "Ты не принадлежишь к тому новому добродетельному типу людей, к которому хотел бы принадлежать. Твой левый энтузиазм не что иное, как бунт против отца. Вспомни, как ты обставил свою комнату. Смешно! Фотография Мао, Ленина, бюст Маркса на письменном столе. Позже звезда Давида на цепочке, в конце концов палестинский платок на твоих плечах. Какая маскировка тебе еще нужна? Перечислять дальше? Да посмотри же на себя!"

Сюзанна: "Прежде всего я попросила у сына прощения, попросила его понять меня. Я не позволила ему сомневаться в том, что отвергаю прошлое и то, что совершил мой отец. Я заключила с сыном союз против собственного отца".

Моника: "Я отказываюсь видеть вещи только в черном или в белом свете. Я стараюсь всегда видеть в людях обе стороны: добрую и злую… Я изучала психологию и после защиты докторской диссертации работаю в одной из тюрем над испытательной программой: альтернатива местам лишения свободы".

Эгон: "Однажды нам нужно было написать сочинение на тему: "Роль врача в преступлении национал-социализма"... В своем сочинении я защищал врачей, используя аргументы моего отца. После того как я начал изучать медицину, я придерживался мнения одной группы студентов, которым было важно сохранить национальную самобытность немцев... Как я уже сказал, я мог бы вести себя точно так же. Могу представить, что вам это не по вкусу. Но я не тот, кто проклинает своего отца. Напротив, я горжусь им… Я по-другому буду подходить к делам, но другим я не стану".

Ингеборг: "Я начала интересоваться евреями. У меня сформировалось противоположное предубеждение… Я отождествила себя с жертвами… Возможно, то, что я живу в Австрии с евреем, и есть мой личный вклад в примирение и возрождение".

Стефан: "Я не отвечаю за поступки своего отца. В то время меня еще не было на свете. И я не имею к этому никакого отношения... Я вижу себя в другом лагере, среди тех, кто страдает, как и все другие в третьем рейхе".

Вернер: "Внезапно мне стало ясно, что посеянное моим отцом семя, возможно, дремлет и во мне, даже если меня тогда еще не было... Все свои силы я отдаю обучению: семинары о фашизме, доклады о движении освобождения, поездки в концлагеря и так далее".

Зихровский указывает на то, что проблемы, с которыми столкнулись молодые немцы спустя 50 лет после Второй мировой войны, коренным образом изменились. Тем, кто родился после распада третьего рейха, ничего не рассказывали о периоде нацизма, тогда как современная молодежь жалуется на то, что им внушили, будто бы они были нацией убийц и подстрекателей и, возможно, все еще ей остаются. Из этого Зихровский делает вывод: обе реакции - как отвержение, так и признание - подтверждают, что молодые немцы обеспокоены своим прошлым. Равнодушное отношение встречается крайне редко. Даже по четвертому поколению заметно, что время этих ран не лечит.

Вина и предрассудки

Слова этих измученных немцев производят тот же эффект, что и неправильная реакция на коллективную вину, которая есть у любого народа. Их старания вызывают во мне грусть, потому что никто из них не пережил подлинного искупления вины. Даже Ингеборг, которая вышла замуж за еврея и вселяет больше всего надежды, говорит в конце: "Я унаследовала внутреннее беспокойство, причем я полностью вырвана из своего окружения, но так и не нашла пока нового".

Больше всего пугает реакция Эгон, который оправдывает поступки отца тем, что порочит евреев. Он говорит: "Система потерпела неудачу: не в смысле идей, а в смысле ее внедрения. Ну, может быть, и некоторые идеи тоже, но не основные. Когда я слышал, как проклинали нацистский режим, я всегда выступал против этого".

Именно голос Эгона нашел больше всего откликов в проклятиях сербских политиков, прозвучавших в 90-х годах, и привел к еще большему ожесточению американцев.

Неискупленная общая вина представляет собой незримую силу, которая подталкивает каждое новое поколение к обострению противоречий. Нет ни одного человека, который бы никак не реагировал на это. Как реагируете вы? Ниже я перечисляю некоторые возможные реакции:

1. Вы отождествляете себя с теми, чьи права были ущемлены.

2. Вы играете роль жертвы и впадаете в самосожаление.

3. Вы все отрицаете.

4. Вы принимаете идеологию или религию, противоречащую вашим историческим корням в надежде на то, что это изгладит вину.

5. Вы замыкаетесь в доктринах детерминистской философии, которая объясняет все с точки зрения биологии, и считает вину неуместной.

6. Вы отворачиваетесь от самобытности своего народа или расы, эмигрируя за границу, где становитесь "просвещенным" гражданином мира.

7. Вы демонстративно отдаляетесь от своих предков.

8. Вы претендуете на принадлежность к единственной в своем роде категории людей, которая никогда ничего общего с этим не имела.

9. Вы переходите в другую социальную группу и утверждаете, что никакого ущемления прав якобы не существует.

10. Вы защищаете деяния ваших предков и порочите их жертвы.

Почти все объявляют себя сторонниками одного из девяти первых пунктов, хотя втайне от всех выбирают десятый. Не обманываем ли мы самих себя? У всех есть свои предрассудки. И первый шаг на пути к их устранению состоит в том, чтобы признать их.

Это было в 80-х годах. Удобно устроившись на диване своей квартиры в Лос-Анджелесе, я включил телевизор. Программа новостей передавала сообщение о марше в память о борьбе за гражданские права негров. Можно было видеть стареющих активистов и их сторонников, которые проходили маршем по югу и отмечали одержанные ими в 60-х годах XX столетия победы. Все это превратилось в кошмар. Покинув предместья одного крупного города, к северу от него в состоятельном районе они неожиданно натолкнулись на сопротивление. Их сопровождали рассерженные толпы, а в воздухе витало расистское презрение и угрозы. Я не мог поверить в это. В каком году, собственно говоря, мы живем? Неужели еще есть люди, которые могут себя так вести?

Несколько месяцев спустя именно в этом районе мне довелось нести служение. Мне бросилось в глаза, что там нет ни одного черного. Это была дикая местность белых. Местные жители подпитывали свои предрассудки не собственным опытом, они унаследовали эти взгляды. Они частично отражали мировоззрение той группы населения, которая во всех деталях передала детям и внукам свои понятия о ценностях. В силу своей культурной замкнутости, - жизнь на острове - они не могли общаться с афроамериканцами. Таким образом, афроамериканцы никогда их не обижали, но и не помогали. Ненависть и гнев местных жителей кажутся совершенно иррациональными до тех пор, пока мы не копнем глубже и не обнаружим, что есть коллективный грех, который остается пока неискупленным. В этом грехе скрыта причина предрассудков в отношении к черным, предрассудков, которые еще можно встретить среди белых американцев.

Давайте возьмем в качестве примера двух людей. Предположим, Боб и Сэм - хиппи, которые живут в 70-е годы вблизи от Роуг Ривер в штате Орегон. Коммуна Боба находится за лесом, а коммуна Сэма - внизу у реки. У друзей Боба закончились наркотики, и они посылают его автостопом в Портленд за новой партией. Он переплывает реку, проникает в лагерь Сэма и уводит его автобус. Через несколько часов Боб встречается со своим поставщиком и уже едет обратно. Тут его посещает мысль о том, как хорошо иметь личный автомобиль. Вместо того чтобы вернуть автобус, он заезжает к своему другу, у которого есть гараж. Там Боб перекрашивает автобус в белый цвет и возвращается домой в свой лагерь. Он ни разу не попался.

Жизнь продолжается. В 1972-1973 годах Боб и Сэм обращаются к Христу через одно христианское движение и посещают одну и ту же церковь "Народ Иисуса".

Боб никогда не чувствует себя комфортно в присутствии Сэма. Каждый раз, видя Сэма, он избегает встречи с ним. Боб внушает себе: "Этого автобуса давно нет. Вернуть его я уже не могу. Я сделал это до того, как отдал жизнь Иисусу. Все это омыто Его кровью. Иисус мне простил. Я просто забуду это". Но он не может забыть. Так просто от прошлого не уйдешь. В отношениях Боба и Сэма чувствуется напряжение. Совесть все еще мучает Боба. Он приходит к выводу, будто дьявол осуждает его, и он отрекается от этого. Но беспокойство растет в его сердце, а годы идут. Все больше Сэм кажется Бобу невыносимым. Боб не желает смотреть Сэму в лицо. Многое в Сэме начинает Бобу мешать. Наконец, он переходит в другую церковь.

Время проходит, и им уже по семьдесят. Обоим осталось не так уж долго жить. Значимость приближающейся вечности и постоянные напоминания Святого Духа о прошлом наконец побуждают Боба позвонить Сэму. Ему крайне неудобно, но он все-таки рассказывает свою историю. Сэм с трудом вспоминает о старой "телеге", и, наконец, понимает, почему Боб так недолюбливал его. Мир Божий сходит на Боба, и впервые он не испытывает препятствий в общении с Ним.

Я надеюсь, что вы поняли иносказательный смысл этой истории: человек склонен оправдывать свои дурные поступки, сваливая вину на другого. Уже давно эта схема определяет отношения народов, имеющих христианское наследие. Вообще мы должны это понимать лучше других.

История подходит к развязке, так как наши герои стали верующими, и Дух Святой до тех пор не оставляет в покое виновного, пока не происходит полного очищения и примирения. Неверующие люди не могут правильно защититься от настойчивых предрассудков. У последователей же Христа есть возможность исцелять раны. В этом наша единственная надежда. Без надежды сердца человеческие станут каменными.

Сражение продолжается

Ходатаи Европы ведут духовную борьбу против сатанинских сил, ворвавшихся в историю и современную культуру Европы. Они вторглись через ворота идолопоклонства и душевного шока.

Идолопоклонство

Сатанинские силы проникают двумя способами: через поклонение идолам и несправедливость. Служа идолам, люди желают получить сверхъестественные способности. Примером тому служит жертвоприношение детей Молоху в Ветхом Завете или умилостивление ацтекского бога солнца Пильцинтекутли в древней Мексике, где на главных алтарях храмов ему приносились человеческие жертвы. Обольщенные люди заключают односторонний пакт со злыми силами. Они отчаянно ищут помощи или же стремятся к власти и отдают себя в руки жестоким богам, попадая в длительное рабство, которое может пасть только под влиянием искупительной жертвы Иисуса.

В Америке самым распространенным идолом является маммона. Мы служим этому лжебогу, возлагая только на него надежду на развитие своего бизнеса. Поклонников маммоны отличает бесцеремонная настойчивость, с которой они контролируют других людей, используя их деньги и манипулируя ими.

С библейской точки зрения человек свободен проявлять личную инициативу и иметь состояние, потому что это создает хорошие условия для эффективного производства товаров и оказания бытовых услуг. Обретенное при этом богатство приносит власть и положение, но очень часто они становятся ловушкой для тех, кто попадается на удочку этого соблазна. Многие устроили здесь свои жертвенники, стремясь обрести власть и высокое положение в обществе намного сильнее, чем обрести искренние отношения с Богом и друг с другом.

Несправедливость

Вторые ворота открываются перед дьяволом, когда люди обижают друг друга, поступая эгоистично и несправедливо. Примером тому может служить кровосмесительная связь между отцом и дочерью. Маленькая девочка ни в коем случае не несет ответственности за низкие действия своего отца, но этот поступок глубоко ранит ее душу и дух. Любой душепопечитель знает, что таким состоянием пользуются духи-мучители. Это нечестно. Но все, что делает дьявол, нечестно. У нас есть ревнивый и жестокий враг, который отчаянно мстит и использует душевные травмы, чтобы разделить нас с Небесным Отцом.

Не надо забывать и об отце маленькой девочки. Это человек, который заглушил совесть, желая тайно удовлетворить свою похоть. Он использовал разум, чтобы оправдать свои мрачные фантазии. Но реализовав свои фантазии, он чувствует себя отвергнутым и осуждаемым собственной совестью. Таким образом, насильник несет еще больший ущерб, чем его жертва. Этот феномен мы называем виной.

Вина - это настоящая причина, которая порождает отвержение. Больно, когда от тебя отворачиваются мать или супруг. Но еще ужаснее, когда ты сам себе противен. Быть осужденным своей совестью и разумом значит быть наказанным неугасимым огнем: "Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?" (Пр. 6:27).

Каждый раз, когда отец видит дочь, он вспоминает о преступлении. Она пробуждает в нем чувство никчемности, и это ведет к отчуждению между ними, которое со временем растет.

Теперь давайте перенесем этот пример на целую нацию. История человечества изобилует зверскими поступками, совершенными от имени религиозных партий, идеологий, рас или самого государства. Но больше всего власти дьявол получает тогда, когда нравственные преступления совершаются теми, кто носит имя Христа.

После реформации в результате позорных действий Европа была повергнута в пучину трагедий, развязанных людьми во имя реформации или католицизма. Европа все еще не может освободиться от этой тени. Во Франции пресловутая правительница Екатерина Медичи теряет самообладание, подозревая, что ее сын, король Чарльз IX, утратил человеческое достоинство, став марионеткой вождя гугенотов Колиньи. Она отдает распоряжение об убийстве Колиньи, но наемный убийца лишь ранит его.

В панике Екатерина пытается внушить сыну, будто Колиньи, как и все протестанты, предатель. И она вносит имена всех руководителей гугенотов в список смерти. Политическая чистка закончилась массовыми убийствами. В Варфоломеевскую ночь произошла одна из самых жестоких кровавых расправ того столетия, жертвами которой стали тысячи протестантов. А Франция снова была втянута в гражданскую войну. Так, перед лицом всего мира она оклеветала Бога, и многие поколения глубоко враждовали друг с другом. На Францию сошло духовное помрачение, которое ощутимо и в настоящее время.

Геноцид заразителен

Если разрушительный процесс не остановить исцеляющей благодатью, преступления прошлого будут снова напоминать о себе народу, жаждущему справедливости. Обида растет, и жертвы сами становятся тиранами. Злой рок совершает свое дело. Давайте это рассмотрим на примере.

Впервые в ХХ-м веке холокост имел место не в нацистской Германии, а в турецкой части Армении. Именно правительство Османской империи выпустило распоряжение о геноциде армянских христиан. На Западе эта трагедия давно канула в прошлое, вытесненная начавшимся в Европе 25 лет спустя более зловещим холокостом против евреев.

В армянских городах полицейские брали под арест мужчин. Команда специального назначения расстреливала их и бросала в общие могилы или реки. В одном ущелье курды и отделения 86-й турецкой кавалерийской дивизии уничтожили более 20 тысяч женщин и детей. На территории современной Сирийской пустыни за несколько дней было убито 50 тысяч армян. Еле живых от недоедания, больных и обнаженных, армян приковывали друг к другу цепями и сбрасывали с утеса в реку. Расстреливали только одного, чтобы он тянул всех за собой под воду. В 1915 году геноцид достиг своей кульминации. В том году больше миллиона мужчин, женщин и детей лишились жизни.

Более 70 лет армянский народ пытается добиться признания того, что он пострадал от холокоста. Но Турция ни разу не согласилась взять на себя ответственность за это преступление. Здесь не было нюрнбергских процессов, не было реабилитации и возвращения собственности - только полтора миллиона скелетов, чье существование многие турки пытались оспорить.

По телевидению я, напротив, видел фильмы об убийстве турок: убитые, как предполагалось, армянами, мужчины, женщины и дети в Нагорном Карабахе, автономной области на восточной границе Армении. Эта ненависть не оставляет и наши поколения. Оба народа живут в дьявольском рабстве ненависти, которая жаждет мщения.

В Косове сербы развязали гражданскую войну, во время которой совершались насилия, убийства и вымирали от голода целые города. Они обосновывали эту войну тем, что на них напали, и предавались самосожалению. Телевидение Белграда неустанно напоминало, что на протяжении многих столетий с сербами поступали несправедливо, показывая массовые убийства сербов и хорватов в период правления Гитлера, вспоминая погибших на Косовом поле в 1389 году во время войны с турками-мусульманами. Жестокому убийце удалось скрыть истинное лицо.

События сегодняшних дней уже достаточно неприятны. Пресса день за днем открывает новые страницы прошлого, как, например, недавно вскрытые архивы КГБ, из которых мы узнали, что в советских лагерях ГУЛага во время Второй мировой войны погибли 1400 британцев.

Жестокая реальность умеряет порой гуманный оптимизм западных корреспондентов. Как-то во время войны в Персидском заливе я читал сообщение репортера газеты "Лос-Анджелес Таймс", Кима Мерфи, находившегося тогда в командировке в Кувейте:

"Этой ночью я окинул взглядом город, погруженный в кромешную тьму. Мне вспомнились страшные события, которые несколько месяцев подряд происходили здесь: пытки, изнасилования, убийства, совершенные ордой, позже бежавшей из города и погибшей на пути в Багдад. Я спрашивал себя, не "цепляются" ли дурные события за этот населенный пункт. Было ли то зло, которое явно ощущалось в атмосфере города, настолько реально или это ощущение стало порождением темноты и плодом моего подавленного состояния?" ("On to Kuwait, Past the Saudis and the Censors", Los Angeles Times, 5.5.1991)

Плохие события "цепляются" за города и области. Несправедливость открывает дверь демоническому давлению, от которого люди не смогут защититься, если не воспользуются исцеляющей благодатью Бога.

Зараженные нации хотят очиститься

Пока я пишу это, Афганистан содрогается от военных конфликтов; над Южной Африкой все еще висит тень насилия между черными; Ангола, Восточный Тимор и Пакистан испытывают страдания и муки; Германия и Австрия устроили губительную травлю беженцев. Мир заражен неискупленным грехом и отчаянно желает очищения. К моему удивлению, даже западные политики попытались достичь примирения, открыто исповедуя грехи своих наций. Михаил Горбачев от лица русских просил прощения за массовое истребление польских офицеров-заключенных во время Второй мировой войны. Польский президент Лех Валенса в одном историческом обращении к израильскому парламенту просил прощения у евреев за то, что Польша была причастна к уничтожению евреев Варшавских гетто, а также за погромы, которые повторялись в течение многих столетий. Члены ныне действующего японского парламента просили прощения у корейского народа за колониальное господство Японии в период между 1920 и 1945 годами. Этот курс будет продолжен. Правда, зачастую такие признания вызывают, скорее, взрыв накопившегося гнева, чем приводят к настоящему исцелению.

Сила Иисуса, которая ведет к прощению и примирению между отдельными людьми, народами и социальными группами, единственная в своем роде. Недавно в Белфасте в магазине видеотоваров был расстрелян молодой ирландец с севера, сын верующих родителей, уже помолвленный с одной девушкой. Тем самым террористы показали, что они снова побывали в городе. Один из моих друзей присутствовал на траурном богослужении. Он рассказывал: "По поведению родителей было видно, что они исполнены прощения, веры и любви. Мне трудно было в это поверить". Эта благодать совсем не присуща обычным человеческим порывам сердца. В этом надежда. Давайте искать ответы в Библии.

Все книги

Предыдущая глава Читать полностью Следующая глава