Мы с другом направились в его старой машине па север. Я был слишком наивным, чтобы понимать, что только что обращенный, семнадцатилетний паренек не мог просто пойти и проповедовать без всякой подготовки и без церкви, которая бы его поддерживала.
Мы провозились с нашей старой развалюхой всю дорогу, останавливаясь каждые пять миль, чтобы залить радиатор водой. Мы уже сильно проголодались, когда во время одной из остановок увидели хурму. Дерево стояло около самой дороги, склонившись до земли под тяжестью своих ярких оранжевых плодов. Мы отрясли всю эту щедрость, сели под деревом и наелись досыта. Наша вера и наш дух были очень крепки в тот момент. Мы представляли, что, должно быть, чувствовал Илия после того, как был накормлен воронами около ручья Хорафа.
Мы отъехали не более сорока или пятидесяти миль от города Панама, когда заметили прячущуюся среди хлопка маленькую белую школу всего с одной комнатой. Что-то внутри меня сказало: “Это правильное место”. Мы остановились, чтобы выяснить на ближайшей ферме, кто хозяин этого школьного здания. Мы нашли фермера, у которого были ключи, и я заявил вежливым, но властным голосом: “Сэр, мы хотим проповедовать в этой школе”.
Я, должно быть, не сильно походил на проповедника, особенно в глазах этого старого фермера: сорок два килограмма, одетые в городской наряд. Фермер сначала посмотрел на мое цыплячье телосложение, потом на мои чистые, ухоженные ногти и скользнул взглядом по моим выглаженным белым штанам. Я не мог точно определить, что выражало его лицо в тот момент — удивление или замешательство. Скорее всего, и то и другое.
Я подумал, что должен дать ему более подробное объяснение.
— Я болел туберкулезом, и если я не буду проповедовать, то умру. Бог меня исцелил, чтобы я проповедовал.
Он все еще смотрел на меня, забавляясь, поэтому я добавил с угрозой:
— Если вы не разрешите мне проповедовать в этой школе, я умру, а виноваты будете вы.
От этого заявления челюсть бедного фермера отвисла, и табачная жвачка потекла изо рта на подбородок.
— Ладно, сынок, — протянул он, моргая, — я не хочу, чтоб ты умер.
— Тогда дайте нам помещение, — я не видел никакого юмора в этой ситуации.
Он покопался в карманах и достал старый ключ от школьной двери. Мы сказали ему спасибо, потом, замирая, поблагодарили Господа и пошли в школу.
Уходя, я обернулся и спросил:
— Не могли бы вы одолжить нам еще и фонарь?
Он дал нам фонарь. В тот вечер в маленькой сельской школе началась евангелизация. Я был евангелистом, а мой друг — лидером прославления.
Получив ключи, мы стали ходить туда-сюда по дорого и говорить всем встречным о предстоящем собрании. В первый вечер пришли восемь фермеров. Но потом весть о евангелизации распространилась по всей округе, и толпа прихожан росла день ото дня.
В первый вечер одни из фермеров предложил нам остановиться у него. После одного-двух дней моего постоя он довольно грубо встретил меня утром, когда я пришел к столу на завтрак: “Сынок, в моем доме кто не работает, тот не ест”.
Я думал, что я работаю, проповедуя каждый вечер и готовясь к службе в течение дня. Фермер смотрел на это по-другому. Он вручил мне два больших помойных ведра и приказал: “Давай, бери эти ведра и покорми свиней”.
Я не привык к такого рода работе, но учился я быстро. От дома до свинарника было несколько сот метров. Пока я нес тяжелые ведра, ужасно пахнущие помои пропитали мою одежду, ботинки и мою гордость.
Через некоторое время я добрался до свинарника. Я был расстроен и зол на весь мир. Я даже не знал, как подзывают свиней. Я просто крикнул: “Идите сюда и ешьте”. Они подошли. И пока свиньи хрюкали и поедали помои, слезы потекли потоком из моих глаз: “О Боже, я только предполагал, что я блудный сын, но теперь я точно знаю, что это так”.
Поставив пустые ведра в грязь за свинарником, я пошел на поле неподалеку. Там, посреди рядов колосьев, опустившись на колени, я взмолился: “Пожалуйста, Господь, дай мне вернуться домой. Или дай мне умереть прямо здесь. Все что угодно. Господи, только не это”.
Я не так представлял себе работу. Я работал с двенадцати лет и делал много интересного. Мои родители хотели и могли обеспечивать меня, но зарабатывание денег было тем занятием, которое всегда радовало меня.
По собственной инициативе я однажды пошел на местный оптовый склад и купил несколько стофунтовых мешков с арахисом. Я решил отвезти их домой, поджарить, расфасовать в пакетики и продать рабочим с лесопилки неподалеку от нашего дома.
Летом я смастерил вагончик из обрезков досок и покрыл его тентом. Я закупил у оптового продавца блок мороженого, несколько видов сиропа, ложечки и бумажные стаканчики и окунулся в “мороженный” бизнес.
Я догадался нанять мальчика за пятьдесят центов в день. И пока я шел сзади, продавая мороженое и собирая выручку, он должен был тащить тележку. Продавая мороженое, по пять центов за шарик, я обычно имел четыре пять долларов в день. В те далекие времена, когда доллар был долларом, это были большие деньги для мальчишки, да и для любого взрослого.
В шестнадцать лет я бросил школу и поступил в колледж Мобил Бьюти и Барбер. Я так усердно старался получить профессию парикмахера, что всего через шесть или восемь недель получил свое первое кресло. Когда мы переехали в Панаму, я устроился обслуживать лучшее кресло в главном магазине в центре города. Там я работал, пока туберкулез не прервал мою карьеру. Я любил работать, и у меня была страсть делать деньги.
По работа проповедника не могла меня прокормить. Пожертвования были мизерными. Я проповедовал буквально за гроши. Как-то я собрал за целую неделю всего тридцать центов: двадцать пять одноцентовых монет и одну пятицентовую. Но даже тогда некоторые люди считали, что мне переплачивают. “Евангелие должно быть бесплатным”, - говорили они. Даже в неудачные дни я мог за один день заработать больше, продавая мороженое, чем за целый месяц, проповедуя. И теперь я докатился до того, что в качестве платы за угол и стол должен был кормить свиней.
Положение ухудшалось тем, что я никогда не хотел быть проповедником. Я с детства приучился презирать миссионеров.
Во времена моего детства евангелисты не знали о существовании отелей. Когда странствующий миссионер приезжал в церковь, он всегда останавливался “у святых”. И в нашей церкви это обычно означало, что он остановится у Самралллов. Это было нашей счастливой звездой — жить около церкви.
Евангелизации в те дни были просто “долгими собраниями”, серии которых продолжались три или четыре месяца.
Большинство евангелистов, которые у нас останавливались, производили впечатление грубых, неотесанных, необразованных людей. Хуже всего было то, что, когда они останавливались в нашем доме, я лишался своей кровати. Я должен был спать на подстилке, на паре стеганых одеял, расстеленных на деревянном полу. Маленьким мальчиком я иногда засыпал на жесткой церковной скамейке, когда собрания продолжались до 11 часов вечера. Потом меня будили или просто относили домой, чтобы на остаток ночи положить на жесткую подстилку. Все было нормально день-два, но через несколько недель я начинал расстраиваться. Более всего меня огорчал евангелист, спящий на моей кровати.
Кроме того, евангелист лишал меня места за обеденным столом рядом с моим отцом. Пока шла евангелизация, я должен был есть за “вторым столом”, после взрослых, и доедать то, что осталось. И еще одно воспоминание о тех стародавних проповедниках — они ели за троих. Я каждый раз сильно опасался, хватит ли для меня еды.
Я мстил им, шаря по карманам проповедников, копался в их машинах, чтобы те не заводились, и бил лампочки в их евангелизационных палатках. Однажды я почувствовал, что сыт всем этим по горло. Тогда у нас остановился евангелист с очень большой .семьей. Как-то раз я схватил его ребенка, который был примерно моего возраста, и вылил целую банку меда на его волосы. Потом я вытер пол этой сладкой копной волос, приговаривая: “А теперь иди к своему папе и скажи, что я хочу, чтоб он убрался из этого города, да побыстрее”.
Вместо того чтобы немедленно покинуть город, евангелист призвал всех поститься и молиться за спасение бедного Лестера.
Всего за несколько недель до того самого утра, когда я молился, лежа на поле, я ненавидел проповедников. Теперь я был одним из них. И я не был уверен, что не ненавижу себя тоже.
Однако во время молитвы я почувствовал уверенность, что делаю работу, которую Господь назначил мне. Я слышал его тихий, спокойный голос в своем сердце: “Если ты будешь терпеливым, Я сделаю много чудесных вещей для тебя”. Я поднялся с земли, укрепленный решимостью проповедовать любой ценой.
Я понятия не имел, как готовиться к проповедям. Первые несколько вечеров я просто рассказывал о своем видении и исцелении. Люди устали слушать одно и то же, поэтому я начал рассказывать истории из Библии, которые запомнил, посещая воскресную школу. Я рассказывал истории о Давиде, блудном сыне и прочие. Я читал Библию целый день и потом, вечером, я просто вставал и пересказывал прочитанное. Я рос духовно день ото дня.
Вскоре я изобрел способ иллюстрировать свои проповеди с помощью переодетых прихожан, изображающих библейских персонажей. После этого количество приходящих на проповеди увеличилось.
На самом деле нам никогда не приходилось заботиться, будет ли достаточно народа па служениях. Люди были всегда. В тс времена у проповедников было мало конкурентов: пи телевизора, ни парков развлечений ничего такого еще не существовало. Евангелизационные собрания часто были единственным способом, развлечься, который бедные жители деревни могли себе позволить.
Библейские пророчества были одними из наиболее популярных евангелизационных тем в те тяжелые дни. Коммунизм только что победил в России, а президент Рузвельт недавно прошел инаугурацию на пост руководителя Национального Комитета Возрождения. Люди жаждали услышать о том или ином событии в свете библейских пророчеств. Я начал штудировать газеты параллельно с Библией и провозглашать весть о конце света.
Та первая евангелизация в здании школы продолжалась примерно шесть недель. Когда она кончилась, мы отвели восемьдесят семь взрослых прихожан к ручью и там их крестили погружением в воду. Не зная, что делать дальше с новообращенными, я просто покинул их. Они продолжали проводить собрания, поэтому я считал, что мои усилия основать церковь увенчались успехом.
После одной евангелизации я шел двадцать или тридцать миль, чтобы провести следующую, потом еще одну и так далее. Ко мне стали приходить приглашения проповедовать в церквях и школах. От одной сельской общины до другой я проложил путь через Миссисипи в Теннеси и Арканзас.
Молодой человек, с которым мы вместе начинали евангелизацию, женился на милой молодой девушке и осел в деревне. С тех пор я его не видел. Через год ко мне присоединилась моя сестра Леона. Она здорово помогла мне, играя на гитаре и исполняя песни.
Бог чудесным образом благословил нас в работе, и куда бы мы ни приходили, вся округа хотела услышать нас. После одной евангелизации два миссионера решили поехать в Африку. Много молодых людей почувствовали призвание благовествовать.
Было одно обстоятельство, которое сильно беспокоило меня в течение первых месяцев моего служения. Я не принял крещение Святым Духом. Я хорошо знал Библию, но не был знаком с благодатью. Первыми словами, которые я помню, были слова иных языков, которыми молилась моя мать. Живя рядом с верующими полного Евангелия всю свою жизнь, я думал, что крещение Святым Духом не является проблемой. Но со мной все было не так просто.
Иногда я выходил и проповедовал о Святом Духе, основываясь не на собственном опыте, а на Деяниях Апостолов. Я говорил другим, что они должны искать Его присутствия. Многие из них верили моим проповедям и получали крещение Святым Духом. Конечно, это вызывало некоторые противоречия. Одни из них заявляли: “Он не может проповедовать о Святом Духе. Он сам Его не имеет”. Другие кивали: “Вот человек, который проповедует одно, а живет по-другому”. Они были правы. Мой изъян был очевиден, и это вызывало критику окружающих.
В течение нескольких месяцев я отчаянно искал Духа Святого. Часто после служения я сам был готов выбежать к алтарю для принятия Духа. Это была бы самая сумасшедшая вещь, которую вы когда-либо видели. Я сомневаюсь, допустил ли бы какой-нибудь пастор подобный цирк в своей церкви.
После того как другие получали Духа Святого, я пытался подвести их к тому, что было нужно мне самому: помолиться о проповеднике. Они возлагали свои руки на меня и просили повторять: Аллилуйя или Слава, Слава, Слава!
В душе я бунтовал против этого метода. Я не хотел, чтобы Святой Дух сходил на меня как результат самовнушения, как результат доведения себя до состояния безумия. Я чувствовал, что это должно было произойти сверхъестественно — от Бога.
В день, когда я в конце концов принял Духа Святого, я проповедовал на переднем крыльце сельской школы недалеко от Файетвилл, Арканзас. В общине не было пастора, и я остался, поселившись у фермера-немца.
Я был смущен. После проповеди в тот вечер десять человек покаялись и семеро приняли Святого Духа. Спустившись вниз, к алтарю, я пытался найти остатки помазания, но тщетно.
Я вернулся в свою комнату и свалился на кровать, испытывая к себе отвращение. Глядя вверх на потолок, я пробормотал: “Я говорю о том, чего сам не имею. Что-то со мной не так?”
Тогда Бог обратился ко мне. “Ты думал, что можешь получать все, что ты хочешь, в любой момент”, — сказал Он мне. Я часто постился, чтобы получить Святого Духа. Я как-то заметил, что тот, кто постится, получает все, что захочет. Я пытался заслужить Святого Духа. Бог продолжал говорить к моему сердцу: “Так как ты не смог получить Святого Духа своим способом, Я дам его тебе в подарок”.
В тот момент я даже не молился о получении Святого Духа. Я просто лежал на кровати, опустошенный и огорченный. Внезапно слава Господа пришла в ту комнату. Я не испытывал таких переживаний раньше. Мне показалось, что Дух Святой двигался от угла комнаты, пока не коснулся кровати, моих ног и не наполнил меня. Когда это произошло, я начал молиться на небесном языке, который никогда не учил. Прежде мои собственные усилия получить Святого Духа закончились полным поражением. Теперь, без всяких стараний с моей стороны, Бог наполнил меня Своей благодатью. Я лег спать, радуясь своему новому молитвенному языку.
На следующее утро я объявил людям, у которых остановился, что принял крещение Духом.
Хозяйка дома ответила: ”Все уже знают”. Больше добавить было нечего.
Я остался верен своему призванию проповедника — может, даже излишне ревностно. Я не брал отпуск, даже не возвращался домой. Мои друзья приезжали навестить меня. Я проповедовал без остановки, заканчивая собрание в воскресенье вечером и начиная следующее собрание в понедельник утром где-то в другом месте.
Я всегда любил соревноваться. В школе я боксировал, боролся, играл в футбол, баскетбол, бейсбол, занимался любым доступным мне видом спорта. Я играл жестко. Я играл, чтобы победить. Я наслаждался этим. Даже после нескольких лет работы проповедником я все еще получал удовольствие от спорта, если мне выдавалась возможность им заняться. Я окунулся в работу проповедника с тем же рвением.
Мой стиль проповедей в те дни, как и положено проповеднику-подростку, был полон энтузиазма. Во время проповеди я подпрыгивал, бегал и громко кричал на неверующих, чтобы они покаялись. Голос становился хриплым, я весь покрывался потом. Вначале тридцатых, Юг был неспокойным местом. Я провел беспокойную жизнь перед моим обращением и теперь проповедовал в соответствии со своим стилем жизни и с тем, чему Бог научил меня раньше.
Несмотря на мои усердие и верность, служение тяготило меня. Я проповедовал, чтобы просто выжить — чтобы не умереть от туберкулеза. Меня тяготила моя доля проповедника. Как результат, я не всегда старался быть вежливым с людьми. Часто после громогласных проповедей с кафедры я заявлял: “Вы слышали мою проповедь. Ваше спасение не касается моих личных отношений с Богом. Он велел мне только проповедовать. Спасетесь вы или нет, это ваше дело”.
В один из вечеров я спросил у какой-то молодой женщины: “Вы хотите пойти на небо?” Она отрицательно покачала головой. В ярости от ее ответа я бросил ей в лицо: “Тогда вы отправитесь в ад”. Я повернулся и пошел к выходу. Обернувшись через плечо, я увидел ее лежащей на полу в обмороке.
После того как другие женщины привели ее в чувство, я подошел к ней и сказал: “В прошлый раз вы выглядели лучше. Что случилось?”
Она ответила: “Мне никто никогда не говорил, что я пойду в ад, тем более проповедники”.
Я сказал: “Леди, есть всего два места, где можно оказаться после смерти. Вы сказали, что не хотите быть в одном, значит, пойдете в другое”. Итак, я произвел обращение в тот вечер, несмотря на свою грубость.
В течение первых восемнадцати месяцев своего служения я чувствовал себя ужасно. Я чувствовал себя как граммофон, проигрывающий послания каждый вечер без сострадания, без переживания того, о чем я говорю. Но я знал, что Бог может работать над нами и исправлять нас, наполняя Собой, пока мы не станем способны служить Ему. Я с изумлением смотрю назад и вижу, как Бог использовал мое раннее служение, несмотря на мою грубость и пессимизм.
После примерно восемнадцати месяцев вынужденного проповедования — просто чтобы не умереть — Бог чудесным образом изменил весь ход моего служения и всей моей жизни.
Это произошло в одни незабываемый вечер. Бог дал мне второе видение. Это было второе и последнее видение в моей жизни.
Это случилось в маленькой церкви в деревушке в штате Теннеси. Я сидел рядом с кафедрой, за которой стоял юноша, размахивая руками и ведя общину в прославлении.
Внезапно я оказался вне церкви и людей. Я перестал слышать песню, которую они пели. Я увидел перед собой все народы мира. Люди были одеты в национальные одежды и были всех оттенков цвета: черного и коричневого, красного и белого. Я был глубоко впечатлен, какими они были красивыми, когда шли вниз по очень длинной и широкой дороге, ведущей вдаль от меня. Все выглядело очень реально. Я не понимал, что это видение, пока оно не закончилось, и я не оказался опять в маленьком здании церкви.
Я никогда не видел подобных костюмов раньше, но в духе я понял, каким народам они принадлежат.
В видении Бог поднял меня, чтобы я мог увидеть все неисчислимое множество людей. Он перенес меня далеко вниз по дороге, по которой шли люди. Она заканчивалась пропастью, и се конец возвышался над бездонным адом. Когда потрясающая бесконечная людская процессия подходила к концу дороги, люди падали в вечность. Подходя к краю, они замечали, что их ждет. Я видел их отчаянные, но тщетные попытки протолкаться назад сквозь толпу", напирающую сзади. Но огромный людской поток нес их вперед.
Бог открыл мои уши, чтобы слышать вопли погибших душ, падающих в ад. Бог подвел меня ближе. Мужчины и женщины всех национальностей пыряли в эту ужасающую пропасть, и я видел их искаженные ужасом липа. Их руки тщетно цеплялись за пустоту.
Я наблюдал за происходящим, застыв от изумления. Бог проговорил ко мне из хаоса: “Ты в ответе за тех, кто был потерян”.
“Нет, только не я. Господи, — попытался защититься я. — Я не знаю этих людей. Я никогда не был ни в Японии, ни в Китае, ни в Индии. Я не виноват”.
Бог ответил мне. Его голос был нежным, но твердым. “Когда Я скажу беззаконнику: „смертью умрешь!", а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он жив был, то беззаконник тот умрет в беззаконии своем, и Я взыщу кровь его от рук твоих ”.
Это была самая короткая проповедь, которую я когда-либо слышал, — и самая пугающая. Она была произнесена самим Богом. Прошло немного времени, прежде чем я нашел это место в Библии (Иез. 3:18).
“О Господи, — сказал я. — Неужели Ты думаешь, что я в ответе за африканцев, идущих в ад, хотя я никогда не был в Африке?”
Бог не оставил никаких сомнений в моем разуме. Я был потрясен: каждый христианин ответствен за благовестие о Божьей благодати и спасении тем, кто о них никогда не слышал.
Внезапно видение исчезло. Меня била дрожь. Открыв глаза, я обнаружил, что все уже ушли и свет в комнате потушен. Я подумал, что люди приняли меня за молящегося. Они просто закончили собрание и разошлись. Мне было все равно. Я чувствовал на себе тяжелое бремя, и мое сердце раскалывалось пополам. Я разрыдался, моя душа выворачивалась наизнанку. Мне и раньше приходилось плакать, но я не думал, что человек может рыдать так. Я лег на деревянный пол и провел там всю ночь в агонии перед Господом.
“О Господи, умолял я Его, — прости меня, что я не любил самых последних и потерянных людей в этом мире”.
Я заключил договор с Богом, что буду двигаться вперед, как никакой другой человек никогда не делал. Я буду бороться, как никто другой, чтобы найти потерянных и принести к ним благую весть. С тон самой ночи я осознал, что весь мир является моим приходом.
Я ушел из того маленького здания в восемь часов утра. Я должен был руками поддерживать свои веки, так они опухли от плача. Я был новым человеком. В ту ночь что-то перевернулось в моей душе. Я чувствовал себя освященным, взятым Господом в удел для особенной цели.
Мои друзья заметили, что я стал проповедовать по-другому, мои слова обрели власть и вместе с тем нежность, которой в них раньше не было. Бог вложил в мое сердце сострадание и готовность помочь тем душам, которые не увядали, пока я проповедовал.
Всего через год после той незабываемой ночи (мне тогда было двадцать) я начал работу, которая потом привела меня к более чем ста народам на всех континентах Земли. Подошвы моих ботинок стучали по улицам более чем тысячи крупнейших городов мира. Я был свидетелем их нищеты, болезней и грехов. И где бы я ни был, я возвещал благословенную надежду на вечную жизнь через Иисуса Христа.
Но слава пока не являлась. Долгий и каменистый путь лежал впереди. Я не мог даже мечтать о тех приключениях веры и чудесах, которые Бог приготовил для меня. После этого божественного переживания у меня не было дороги назад. До конца моих дней я должен был двигаться вперед с этим видением.
Другие книги Лестера Самралла
