Через три педели после отплытия из порта Сан-Франциско с остановками на Гаити и Раротонге наш корабль остановился на тридцать шесть часов в Веллингтоне, Новая Зеландия. Я не знал, что в тот момент Говард Картер находился неподалеку, в горах, где учил на семинаре служителей.
Накануне во время молитвы Говард Картер спросил Бога: “Где тот молодой человек, который должен был встретиться со мной в Калифорнии, но так и не появился? Я потерял его”.
Господь ответил ему, что я был на борту корабля, который направлялся в порт Веллингтона. Тогда Картер написал мне записку, где говорилось: “Отправляйся в Австралию и служи там, пока я не приеду. Из Сиднея мы уедем вместе”.
Мистер Картер спросил служителей, съехавшихся на семинар: “Кто из вас служит пастором в Веллингтоне?” В ответ на это встал крупный и высокий британец.
Мистер Картер попросил его: “Пожалуйста, съездите домой. Завтра из Америки сюда приедет мой друг, и мне бы хотелось, чтобы вы передали ему эту записку”.
На следующее утро в восемь часов я сошел с корабля и стал искать в городе полноевангельскую церковь. К одиннадцати часам я уже знал, что в городе имеются баптистская, методистская, англиканская и пресвитерианская церкви, а также церковь Армии спасения. Однако я не встретил никого, кто мог мне что-нибудь сообщить о полноеваигельской церкви в этом городе. Наконец я остановил па улице прохожего и спросил его: “Есть ли в этом городе церковь, где люди постоянно восклицают "аллилуйя" и„слава Богу"?”
Он ответил: “Да, пожалуй, я знаю такую церковь”, — и показал по направлению к железной дороге и вверх по холму. Я последовал его указаниям и вскоре нашел маленькую церковь Божьих Ассамблей, рядом с которой стоял небольшой домик пастора. На мой стук дверь открыл огромного роста человек, который вопросительно посмотрел па меня сверху вниз (тогда я весил совсем немного).
Я стал объясняться:
— Вы не знаете меня, но...
— Я вас знаю, — перебил меня человек, — вы — Лестер Самраллл.
Я чуть не потерял сознание.
— Но я никому не писал в этой стране. Откуда вы знаете, кто я такой?
— Говард Картер сказал мне, что вы должны приехать.
Только что я чуть не упал в обморок, а теперь готов был бежать, куда глаза глядят. Этот Говард Картер был таким духовным, что буквально превращался в мистическую фигуру. Теперь я уже не был уверен, что хочу находиться рядом с таким человеком. Я поблагодарил пастора и, поговорив с ним немного, вернулся к себе на корабль. На следующий день я отплыл в Австралию.
Через два дня, проснувшись, я увидел через иллюминатор мерцающие огни Богом благословенного Сиднея. Залив у причала был усыпан маленькими островками, и на каждом сверкали огни, предупреждая прибывающие суда о своем существовании.
Как только мы вошли в гавань, к нам на корабль на моторной лодке прибыли лоцман, врач и таможенные офицеры. Всем пассажирам выдали бланки таможенных деклараций. Мы должны были ответить на вопросы о национальности, роде занятий и т.д. Там также имелся вопрос о том, сколько наличных денег имеет каждый прибывший. Под этим вопросом я прочитал пояснение: “Если иностранный гражданин имеет намерение остаться в Австралии па три месяца, у него должно быть не менее двухсот фунтов”.
Двести фунтов! Двенадцать долларов в моем кармане соответствовали сумме менее трех английских фунтов. Я не стал отвечать на этот вопрос и подошел к таможенному офицеру.
Прямо передо мной в очереди стоял молодой американец, и я невольно услышал, о чем беседовали с ним офицеры.
Семьдесят пять долларов! — возмущенно повторил один офицер.
— Да, сэр, это все, что у меня есть.
— Нам в Австралии не нужны попрошайки, нам нужны туристы с деньгами.
— Простите, сэр. Это все, что у меня есть.
— В таком случае дайте мне ваш паспорт и билет, - потребовал офицер. — На следующем же корабле мы отправим вас обратно в Америку.
Настала моя очередь сдать офицеру свою декларацию. Я молча наблюдал, как он читал этот документ.
— Вы американец?
— Да, сэр, свободнорожденный.
— Служитель?
— Да, я христианин.
— Послушайте, вы не ответили на один вопрос. — И, взяв в руку перо, он сказал: — Я сам заполню. Сколько у вас при себе денег?
— Совсем немного, — промямлил я.
Офицер взглянул вверх и нетерпеливо сказал:
Я задал конкретный вопрос. Сколько у вас при себе денег?
— Ну, — сказал я, — действительно совсем немного.
Затем, улыбнувшись как можно более радостной улыбкой, какую только можно было изобразить в таких обстоятельствах, я мягко добавил:
— В настоящее время мои сбережения достаточно скудные, сэр.
— Откуда вы приехали?
Тут на меня сошло помазание, и я сказал:
— Я совершаю кругосветное путешествие с благовестием Евангелия в адрес тех, кто никогда не принимал Христа как своего Спасителя. После вас я поеду на Яву. в Сингапур, Китай, Маньчжурию, Корею, Японию, и я знаю, что Господь усмотрит обеспечение каждой моей нужды.
После этого офицер отправился на розыски своего начальника. Я же стоял и молча молился.
Когда к нам подошел начальник, он повторил те же вопросы, и я опять ответил то же. Затем я замолчал, а он, молча, и внимательно посмотрел на меня, после чего просто сказал: “Мы позволим вам остаться”.
На следующий день в полдень я встретился с мистером Гринвудом, пастором храма Ричмонда в Мельбурне. Он пригласил меня проповедовать в своей церкви в течение нескольких дней. Христиане Мельбурна тепло приняли меня, но за служение мне никто не заплатил. В день моей последней проповеди пастор Грннвуд сказал: “Должно быть, здорово быть богатым американцем, как вы”.
“Да, — согласился я, — должно быть, здорово”. В соответствии с нашей договоренностью с мистером Картером я и вида не подал, что нуждался в деньгах.
Вернувшись в ту ночь в свою комнату, я долго плакал. На следующий день мне нужно было отправляться в Бендиго, который находился примерно в сотне миль от Мельбурна, но у меня не было денег на билет. Я просил, чтобы Бог усмотрел для меня появление именно пяти фунтов. После чего первый же человек, которого я увидел, рассказал мне, что он молился вместе с женой, и во время молитвы они оба почувствовали сильнейшее побуждение сделать мне подарок. С этими словами он вытащил из кармана заклеенный белый конверт и вручил его мне. Вернувшись в комнату, я вскрыл пакет и со слезами благодарности увидел в нем пять новеньких, хрустящих однофунтовых банкнот.
После того как я проповедовал в нескольких полноевангельских церквях, мне бросили вызов. Пасторы сказали мне следующее: “Когда вы, евангелисты, приезжаете из Америки, вы все время стараетесь проповедовать в крупных церквях. Почему бы тебе не взяться за основание новых церквей?”
На счастье, они обратились к тому, кто умел это делать.
Я арендовал палатку, назвал ее “Брезентовой скинией” и установил в Брисбене, столице Квинсленда. С первого же вечера люди стали каяться, как в старые добрые времена. То, что у меня получалось в Арканзасе, Миссисипи и Теннесси, получилось и здесь, “на краю света”.
Но здесь, в Брисбене, нам сильно мешало то, чего не было в Соединенных Штатах, — оппозиция со стороны коммунистов. Они приходили к палатке почти каждый вечер и мешали нам. Если я проповедовал о положении в мире, особенно в России, они впадали в ярость. Однажды вечером они попытались сорвать собрание, и тогда я обратился к аудитории: “Если вы начинаете говорить о дьяволе, его дети начинают злиться”. В тот вечер они перестали мешать нам и разошлись по домам.
В тот крусейд в Брисбене произошло несколько чудесных исцелений. Однажды вперед для молитвы вышла молодая женщина. Раковая опухоль выела ее нос изнутри наружу до самых ноздрей. Когда она сняла марлевую повязку с лица, на нее было страшно смотреть. Она сообщила, что ей предстоит операция.
В ответ на это я сказал: “Пусть Великий Хирург сделает эту операцию. Для этого Ему не нужен скальпель”. Мы помолились за неё, и через несколько вечеров она опять вернулась, чтобы засвидетельствовать чудесное исцеление.
Наша палатка стояла рядом с закусочной, и однажды вечером мне пришлось самому выбросить из палатки двух пьяных мужчин, которые мешали проводить служение. Они сидели на задних рядах и насмехались надо мной, Богом, Америкой и всем остальным. Я взял одного за шиворот и за пояс и выкинул его из палатки, после чего приказал им не появляться до тех пор, пока не протрезвеют.
Однажды вечером ближе к завершению полуторамесячного крусейда наше служение было прервано молодым человеком, который вышел на платформу. Его лицо было бледным, и он, казалось, был в отчаянии. Сначала я подумал, что он собирается драться, но затем увидел, что, но его лицу катились слезы. Тогда я понял, что он испытывает глубокое покаяние. Молодой человек упал на колени и молился до тех пор, пока Божий мир не стер с его лица выражение душевной муки. Я попросил его поделиться тем, что Бог сделал с его сердцем. “Вчера вечером, — сказал он, — я был так зол на весь мир, что готов был спалить эту палатку, по сила, которую я не испытывал раньше, удержала меня от этого. Слава Богу, теперь я спасен!”
В конце шестой недели, когда мы разбирали палатку, у нас набралось около трехсот новообращенных. В поисках пастора для новой церкви пришлось обратиться в Англию, и таким образом в Брисбене был зажжен полноевангельский светильник. Теперь это большая и процветающая церковь.
В тот год я встретил Рождество с пастором Данканом из Юбилейной скинии в Сиднее. В течение следующих нескольких дней мы проводили собрания, на которые Бог щедро изливал Свои благословения, а в канун Нового года мы организовали всенощное служение.
В 10.30 утра первого дня нового, 1935 года я с волнением наблюдал за тем, как красивый белый корабль “Марапоза” грациозно вошел в гавань Сиднея и причалил у берега.
С надеждой в сердце я выискивал в толпе прибывших пассажиров Говарда Картера, но безуспешно. А затем в таможне я столкнулся с братом Картером лицом к лицу. Увидев его, я закричал от радости и крепко обнял его. Прошло уже пять месяцев с тех пор, как Господь чудесным образом свел нас, после чего мы разошлись. За несколько лет, что мы провели с Говардом Картером вместе, ему суждено было стать для меня самым близким человеком, ближе, чем родной отец. Он оказал на мою жизнь намного более сильное влияние, чем любой другой человек на земле, кроме моей матери.
Мы продолжали наше служение то вместе, то врозь на австралийском материке, там, где Бог открывал для нас двери. Вершиной нашего служения в Австралии, пожалуй. явилось основание в Квинсленде Библейской школы, которая стала готовить молодых австралийцев к служению. В школу были приглашены хорошие преподаватели, а из Англии приехал мистер Уиггиис, чтобы возглавить работу этого учебного заведения.
9 марта, в 9.30 вечера, нага корабль “Морелла” медленно отошел от пристани. Мыс Говардом Картером стояли на палубе, а наши братья и сестры на берегу пели “Бог будет с вами до нашей встречи”. Мы шли на Яву, до которой было пятнадцать дней ходу.
“Морелла” пришвартовалась у причала восточно-индийского порта Сурабаи, где началось наше знакомство с Востоком. За два последующих месяца мы объездили вдоль и поперек этот остров размером с Англию. Говорят, это самая густонаселенная часть планеты.
Нас встретили мистер и миссис Ван Абконде, ставшие нашими хозяевами на этом знойном и влажном острове, где стоит вечное лето.
Вечером наган друзья повели нас на наше первое собрание на острове. Прибыв на место, мы увидели большое здание из бетона, рассчитанное на тысячу двести мест. В зале находилось не менее двух тысяч человек, многие из которых толпились в проходах между рядами и стояли вдоль стен. Когда мы вошли, яванский хор пел песню прославления. Из всей этой песни мы поняли одно-единственное слово — “аллилуйя”. Сначала брат Картер говорил через переводчика, затем с евангельской вестью попросили выступить меня. Когда я встал перед этой космополитической аудиторией, я увидел малазийцев, яванцев, голландцев, китайцев и англичан. К моему удивлению, многие лица мне казались знакомыми, словно я видел этих людей раньше. Но я только что прибыл в эту страну, покрыв много миль, чтобы добраться до этих задворков мира. Я подумал: “Они никогда не покидали своей родины, а я никогда не приезжал сюда раньше”. И вдруг я понял, что воочию вижу свое видение! Я всех их видел раньше в видении!
Никогда прежде я так не проповедовал. Никогда прежде я не изливал перед аудиторией все свое сердце. Это были те самые люди, к которым Бог послал меня. Я призвал присутствующих к покаянию, и вперед вышло большое количество неспасенных. И в тот момент, когда представители разных национальностей склонили колени перед алтарем, молясь единому Богу, перед моим мысленным взором возник голгофский крест.
После Сурабаи мы цроповедовали в Блабоке, Семаранге, Соло, Мадиуне, Кедирн, Проболннго, Маланге, Джокьякарте и других городах. Нас принимали очень тепло. Во многих городах к нам приходило столько народа, что мы вынуждены были проводить собрания в масонских храмах или театральных залах. Нашей самой большой проблемой было вавилонское проклятье, языковой барьер. Наш переводчик, голландец, не всегда понимал английские идиомы. Иногда он переспрашивал: “Что вы сказали, брат, что вы сказали?” Но, несмотря на все трудности. Божье слово не осталось тщетным и не вернулось к Нему неисполнившимся. Мы вытащили на берег сети Евангелия с богатой добычей, пойманной в огромном океане дуга.
Ява во многом предстала перед нами землей контрастов. Яванский султан пригласил пас в великолепный дворец, занимавший площадь в одну квадратную милю. Имя султана. Лманггку Бувано, значит “тот, кто держит на своих коленях ось мира”. Мы выехали из его разукрашенного “города в городе” в Джокьякарте и ехали двести миль на машине до тех пор, пока дорога не кончилась. Затем целый день мы шли пешком до горного района, пока не пришли в глухую деревушку Гамбанг Валла, находившуюся за много миль от цивилизации. Там. в бамбуковой скинии с земляным полом, мы проповедовали улыбающимся жителям с коричневыми лицами. Наши проповеди переводили с английского языка на голландский, а затем на яванский.
Там за нас захотела помолиться слепая женщина, самая старая в деревне. И как она молилась, эта старая крестьянка! Ее голова почти касалась пола, по она, казалось, воспарила к самым небесам. Наш переводчик не мог переводить, потому что рыдания душили его, но он все же сумел сказать, что женщина просила Бога обильно благословить наш визит в их селение. Такая молитва стоила двухдневного пути пешком по горным дорогам.
После того как мы исколесили весь остров, проделав путь длиной в три тысячи миль и проповедуя каждый день, мы отправились в азиатский уголок под названием Сингапур. В этом островном городе мы пробыли всего два вечера, но за это время стали свидетелями спасения многих душ на собраниях в миссионерском здании.
После Сингапура мы погрузились на борт “Турукуна Мару” и через Южно-Китайское море прибыли в колонию Великобритании Гонконг. К нашему удивлению, в Гонконге нас встретили два бывших студента из Библейского колледжа брата Картера, служившие теперь миссионерами в провинции Юньнань.
Десять дней пребывания в Гонконге были расписаны по минутам, и каждый день было по три собрания. На первом собрании в девять часов утра брат Картер проводил библейские занятия для англоязычных миссионеров. Общие собрания начинались в одиннадцать часов, а евангелизацию мы проводили вечером. На каждом собрании люди каялись, а больные исцелялись. В последний наш незабываемый вечер служение закончилось крещением большого количества людей.
Из Гонконга мы хотели отправиться за три тысячи миль к границе Бирмы и Тибета, но денег на эту поездку не хватало. Накануне, когда мы должны были купить билеты, местная церковь дала нам совершенно неожиданное пожертвование любви — целых двести шестьдесят долларов. Кроме того, китайские христиане принесли нам на дорогу консервированные продукты. Позже эти подарки помогли нам выжить.
После неспокойного путешествия через Тонкинский залив на крохотном пароходике мы вошли в грязную бухту у Хайфона во французском Индокитае. На следующее утро мы пересели на маленький горный поезд и через три дня оказались в провинции Юньнань, самой отдаленной части Китая.
Поскольку ехать по высокогорной дороге было опасно, по ночам поезд стоял. После того как мы пересекли границу и оказались на территории внутреннего Китая, я увидел самое удивительное воплощение инженерной мысли в мире. Впервые в жизни я почувствовал себя плохо, когда поезд, раскачиваясь из стороны в сторону, проходил через триста извилистых тоннелей, прорезавших скалистые массивы в китайских горах. Повороты были такие крутые, что, высунувшись из окна своего купе, мы могли видеть последние вагоны своего поезда, ныряющие в тоннель, из которого только что выехали первые вагоны. После каждого тоннели вагоны были заполнены дымом и черной сажей, поскольку из-за жары окна невозможно было закрыть и на них не было занавесок.
На третий день в пять часов наш поезд наконец остановился на станции в Куньмине, столичном городе великой провинции Юньнань на Юго-Западе Китая.
На рикше мы въехали в город через огромные ворота в крепостной стене, которые охранялись солдатами с ружьями в руках. В великом изумлении мы смотрели на гигантские иероглифы и рельефные изображения на великолепных архитектурных памятниках этого старого города.
Наше знакомство со зверскими обычаями в Китае произошло через десять минут после прибытия в столицу. Мы проходили мимо группы мужчин, которые забивали человека камнями до смерти. Он кричал и стонал, в то время как большие камни ломали и крушили его тело. Толпа смотрела на него и смеялась. Кто-то объяснил, что этот человек был вором.
В этом городе мы пробыли два дня. По утрам мы встречались с миссионерами, которые собирались со всей провинции для общения и духовного обновления. По вечерам перед большим зданием миссии один миссионер трубил в трубу, и через пять-десять минут большой зал заполнялся китайцами. Посреди зала стояла деревянная перегородка, отделявшая во время поклонения мужчин от женщин.
После пения гимнов и молитвы начиналась проповедь. Люди внимательно слушали минут пять, затем две трети собравшихся в панике покидали собрание, оставляя выступающего за кафедрой в полной растерянности. Мы с мистером Картером разработали сильнодействующую тактику для того, чтобы удержать присутствующих на месте во время проповеди, но даже это временами не помогало.
Находясь в Куньмине, мы почувствовали побуждение посетить миссионерские станции, находившиеся в глубинке. Британские и американские консульства советовали не ездить туда, поскольку дороги контролировались грабителями и коммунистами. Любая из этих групп была бы рада захватить нас в качестве заложников, чтобы потом потребовать за нас выкуп. Или же нам могли отрубить головы, как это сделали несколько раньше с Джоном и Бетти Стэм. В это время где-то в том же районе бандиты прятали похищенного заложника, некоего мистера Боссхардта из Китайской внутренней миссии.
Кроме того, миссионеры говорили, что в стране наступил период ливней и без особой необходимости не следовало пускаться в дальний путь, так как дожди за короткий срок размывали все дороги и даже могли смыть цельте деревни.
И все же мы чувствовали сильное желание поехать туда. Итак, мы выехали через мокрые ворота Куньмина, ведя за собой караваи из пятнадцати запряженных мулов, и на долгие девять недель попрощались с последними признаками цивилизации. В Британском консульстве нам дали вооруженного солдата для охраны. Наш путь лежал к границам Тибета и Бирмы.
Выйдя за пределы города, по узкой и скользкой скалистой тропинке мы пошли рядом с мулами (моего звали Генри). Мы проходили мимо глубоких пропастей между скалами, над узкими обрывами с головокружительной глубиной, пробираясь вглубь “китайской Швейцарии”.
Почти в каждой глинобитной китайской деревушке на нашем пути мы имели драгоценное общение с миссионерами из самых разных стран — Германии, Голландии, Скандинавии, Австралии и так далее. В этих глухих уголках земли все границы между деноминациями и национальностями были совершенно стерты. Во всех поселениях и церквях нам оказывали теплый прием.
Когда позже друзья спрашивали нас, что значит проповедовать местным жителям в глухих районах Китая, я обычно отвечал, что наши проповеди обладали тремя качествами, оказывавшими сильное воздействие на слушателей, — они были трогательными, успокаивающими и удовлетворяющими. Трогательными, потому что, как только мы начинали проповедовать, люди трогались в путь к дверям на выход. Успокаивающими, потому что те, кто оставался в собрании, быстро успокаивались и засыпали на месте. И, наконец, удовлетворяющими, потому что аудитория была настолько довольна услышанным, что мы никогда не видели одних и тех же людей дважды.
Как-то утром наш караван неторопливо выехал из деревни, где мы остановились на ночь с другими пятью или шестью караванами. Я сидел на медленно ступавшем по тропинке Генри и читал “Ридерз Дайджест”. Прошло, наверное, около часа, когда я вдруг понял, что остался один. Нигде на тропинке я не видел ни одного европейца. Я смотрел на китайцев, но никого из них не узнавал. Они смеялись, глядя на мое удивленное лицо. Я проехал еще около часа, не теряя надежды увидеть знакомые лица. Затем мне пришло в голову, что я повернул не на ту дорогу. Вот так я заблудился в тысяче с половиной миль от Гонконга. Я не знал ни слова по-китайски, а в карманах у меня не было ни пенни.
Теперь и Генри почувствовал, что мы заблудились. Он закинул голову назад и начал реветь. Это было действительно страшно! Обычно Генри шел со скоростью три мили в час, но теперь он бросился бежать во всю прыть. Я трясся у него на спине, крепко вцепившись в поводья, чтобы не свалиться, и кричал: “Тпру, Генри, тпру!” Но он был китайским мулом и не понимал моих приказов. Скоро мы потеряли и этот караван.
Огибая очередной поворот на горной тропинке, я горячо молился: “Господь, пожалуйста, укажи нам путь”. Скоро нам встретилась развилка, и, коротко помолившись, я повернул налево.
Через пятнадцать минут нам встретился китаец, который стал что-то говорить на своем языке. Я показывал ему знаками, что ничего не понимаю. Тогда он схватил Генри за голову, развернул его обратно и крепко поддал ему под зад. Я опять крепко ухватился за Генри, потому что тот рванул с места галопом. Через час на другой стороне горы мы наткнулись на свой караван, который остановился на привал. Никто не мог понять, как все это могло произойти с нами.
В моем дневнике за 31 июля имеется такая запись: “Сегодня мы заночевали в амбаре, в котором хранится запас опиумного мака. Это семена для посева на будущий год”. Мы видели многих людей, начиная с пятилетних и кончая стариками, которые курили этот дурманящий мак, делавший людей недееспособными и лишавший их последних сил.
Почти через месяц пути из Куньмина мы наконец прибыли в Чунцин. Этот район относился к Тибету, пока китайцы не передвинули границу еще дальше в горы. Когда я впервые увидел тибетцев с их квадратными челюстями, у меня появилось жуткое ощущение, что я видел этих людей раньше. Потом я понял, что видел их в том же видении мира, отправлявшегося в преисподнюю. С великим состраданием я стал делиться с ними радостной вестью об Иисусе Христе.
Из Чунцина мы повернули на юго-запад и стали взбираться по крутым склонам высоких и диких гор, поднимавшихся до тринадцати с половиной тысяч футов над уровнем моря. Через два дня мы приехали в Бэньси. Там мы встретились с людьми из племени лису недалеко от Бирмы. Это были простые и неразвитые люди с резкими чертами лица, одетые в домотканую одежду. С этими людьми произошло много чудес. Они сотнями приходили ко Христу. Еще только подходя к церкви, они начинали издалека приветствовать вас, а когда подходили поближе, можно было услышать их приветственные возгласы с пожеланием мира. Их голоса эхом отдавались в горах. Мне это очень нравилось!
В четырех днях пути к югу от Бэньси за бесконечной грядой гор лежал поселок Ляоюань. С вершины высокой горы мы могли видеть прекрасную тропическую страну Бирму. Мы попали туда в период дождей, и все дороги размыло, поэтому мы наняли специального проводника, чтобы пересечь эту местность. Нам нужно было перейти вброд опасные горные речки, и в пути нам пришлось дважды ремонтировать дорогу для мулов. В тех местах, где узкая тропа прерывалась глубоким ущельем, мы разрушали скальную породу, чтобы расчистить проход для животных.
Я приведу в качестве примера только один эпизод, чтобы вы могли представить обыденные обстоятельства нашего путешествия. Однажды в полдень мы остановились в маленькой деревушке и зашли перекусить в “кафе”. В помещении было так накурено, что трудно было дышать, и щипало в глазах. Поверхность стола была покрыта слоем пищевых остатков, сажи, жира, пролитой еды и т.п.; немного в стороне мы увидели повара. Он был совершенно голый, прикрытый только набедренной повязкой. Оп стоял у кирпичной печи без трубы, на плите стоял большой железный котел, в котором готовилась еда. С одной стороны от нас на земляном полу лежала собака, а с другой свинья.
Мы обратили внимание на то, что голова повара была повязана тряпкой. Этой же тряпкой он вытирал сковороду. Тут ему под ноги попалась собака, и он ударил ее этой тряпкой, а затем закинул тряпку себе на плечо. Позже он взял эту тряпку и вытер ею пот, ручьем стекавший со лба. Пока наш обед готовился, он подошел к двери подышать свежим воздухом и там использовал ту же тряпку, но уже в качестве носового платка. Когда обед был готов, он достал чашки, вытер их все той же тряпкой и положил нам в чашки еду. Да, мы съели все. Мы действительно были голодны!
Бывали моменты, когда наша жизнь могла оборваться в любую секунду. Однажды нам пришлось обедать в помещении, где только что убили двух человек. Наша охрана была сильно напугана этим зрелищем, поэтому мы отпустили ее и закончили свое путешествие уже без нее. Мы проезжали места, где некогда цветущие города были сожжены коммунистами дотла и где погибло много людей. Случалось, что пас просили переждать какое-то время, потому что на дорогах разбойничали банды. Однако мы каждый день отправлялись в путь и задержались лишь однажды, когда нас остановил проливной дождь.
Как-то раз мы проехали место, где, по рассказам очевидцев, всего за несколько часов до нас красные убили двадцать пять человек. Но Бог защитил нас, и мы не встретили красных.
В другой раз высоко на горной вершине мы завернули за крутой поворот и наткнулись на трех оборванных и грязных людей с жесткими и хмурыми взглядами. Они сидели у края дороги и чистили ружья.
Не говоря ни слова, все трое пристроились к нашему каравану сзади. Китайцы, ехавшие вместе с нами и всю дорогу шутившие, замолчали и побледнели, как смерть. Мы, молча, шли пять, десять, пятнадцать минут, когда вдруг один из бандитов заговорил: “Нам нужны деньги”.
Наш переводчик дал ему денег, после чего другой бандит приложил ко рту ладонь и закричал. Его пронзительный голос эхом отозвался в горах. Вскоре послышался ответ, и на следующем повороте все три бандита покинули нас. Бог опять благополучно провел нас через опустошенную бандитами и никем не охраняемую землю.
Через три месяца после отплытия из Гонконга мы вернулись к прекрасному заливу, с которого открывался чудесный вид на пик Виктории, зеленый Гибралтар в британских владениях. Нашим следующим пунктом назначения был Кантон — быстро растущая метрополия в Южном Китае, город, история которого насчитывает четыре тысячи лет.
Из Кантона мы проехали вглубь материка до Фушуня на собрания, которые длились целую неделю. Позже мы служили в Шанхае, а затем проследовали на север до Тяньцзиня.
В каждом месте Ног благословлял наши усилия, и многие люди получили исцеление души и тела. Мистер Балтан, пастор в Тяньцзине, сказал, что насчитал не менее ста пятидесяти человек, которые за одну неделю нашего служения твердо решили посвятить себя Христу. Многие верующие, искавшие исполнения Святым Духом, обрели его.
Из Пекина, столицы страны, мы поездом отправились на север до Калгана на монгольской границе. Это был необычный город, в котором все силы зла яростно сопротивлялись освобождению жертв из плена. Но царство тьмы — не соперник для Божьей силы, и многие души были спасены и избавлены от власти сатаны.
Нам выпала честь стоять на Великой китайской стене и видеть справа от себя темную и таинственную землю Монголии. Мы видели ту самую территорию, где примитивные племена монголов сражались с искусными китайцами за пятьсот лет до того, как ангелы возвестили радостную весть о пришествии в наш мир Еммануила.
Для выполнения своей последней миссии мы вернулись в Пекин, великий императорский город на севере Китая. Там мы проводили по три собрания в день, помогая американской, британской и шведской миссиям.
За месяцы, проведенные в Китае, мы отчетливо поняли, что на Востоке назревает опасная ситуация. Миссионерам, работавшим в глубинке, приходилось эвакуироваться, потому что коммунисты постепенно захватывали все новые территории. В то же время японская армия уже вторглась в пределы Северного Китая, и мы наблюдали, как японские солдаты грабили китайские банки, забирая из них золото и серебро. Мы ехали к поездах, забитых этим серебром и золотом, отправлявшимся в Японию. Тогда мы не понимали, что начинается Вторая мировая война. Мы также не понимали, что скоро все двери для евангелистов в Китай будут закрыты.
Свое путешествие в страну Восходящего солнца мы начали с собраний в Токио, после чего отправились на юг. Наша первая встреча состоялась в Библейской школе Такиногава. Мистер Картер днем читал студентам Библейской школы лекции, а я проповедовал на вечерних собраниях. На богослужения приходили в основном японские христиане, но те немногие неверующие, что попадали на собрания, каялись в грехах и принимали Христа. Несколько обращенных были исполнены Святого Духа.
После посещения самых крупных городов Японии я понял, что так называемые христианские нации дали Японии западную цивилизацию и вывели ее из средневекового забытья к мировой известности, но не сумели дать ей христианства. Я обнаружил, что со всем своим просвещением и прогрессом Япония осталась одной из стран, которую очень трудно евангелизировать.
Отношение к нам во многом усложнилось разговорами о войне и статьями на эту тему во всех газетах. Япония сблизилась с Гитлером и готовилась к гигантской операции в Азии. Американцы в Японии не пользовались популярностью, но христиане встречали нас с открытым сердцем и были добры к нам.
Мы служили в этой островной азиатской империи в течение восьми недель и двух дней. Это время пролетело быстро. Результаты, может быть, и не были впечатляющими, но мы были рады видеть даже десятки японцев, вступивших в новую жизнь Божьего царства.
После Японии мы пересекли голубые воды Внутреннего моря и очутились в Корее, земле утренней тишины. В ее столице, Сеуле, пас встретили два бывших студента Картера из Библейской школы в Англии. Так было приятно трижды в день общаться с корейской аудиторией, внимательно слушавшей нас на собраниях.
Однажды вечером я сказал своей аудитории: “А теперь я расскажу вам одну историю”, и эту фразу мой корейский переводчик перевел так: “А теперь я вам скажу неправду”. Один из миссионеров помог нам выпутаться из этого неловкого положения. Во время короткого посещения оккупированной японцами Кореи произошло несколько случаев исцеления. Человек, хромавший в течение четырех лет, получил исцеление больной ноги, а другой, страдавший два года психическим заболеванием, полностью восстановил свое здоровье. Эти и другие исцеления утвердили веру святых и позволили грешникам увидеть силу и власть Иисуса Христа.
Следующим пунктом в нашем путешествии была Маньчжурия, которой владели тогда японцы. Эта большая территория лежала к северу от Китая и к югу от Сибири, на востоке от нее была расположена Корея, а на западе — Монголия.
В городе Мукдене мы узнали, что многие местные христиане попали в тюрьму как мятежники, выступавшие против японского правления. По этой причине люди боялись ходить в церковь. Однако наши собрания были переполнены людьми, и Бог благословил нас большим пробуждением. Многие обрели спасение и исцеление.
К северу от Мукдена находится Харбин, крупный космополитический город Маньчжурии. В день нашего приезда там было очень холодно и река покрылась таким толстым слоем льда, что по ней могли ездить большие грузовики. Мы были поражены, увидев на улицах трупы погибших от холода людей. Нищие раздевали мертвых, а другие оттаскивали трупы подальше от проезжей части дороги, чтобы очистить путь транспорту. Мы спросили, почему никто не убирает трупы, и нам ответили, что весной их соберут, погрузят на телеги и сожгут за городом.
На улицах можно было видеть множество женщин-по- прошаек, иногда с ребенком на руках. Большинство из них были полураздеты и страдали от холода и голода. Пронзительными голосами они выпрашивали у прохожих деньги, чтобы тут же потратить их на опиум. У меня разрывалось сердце при виде этих людей, за которых умер Христос.
В Харбине, в Русской Восточно-Европейской миссии, нам довелось встретиться с русскими, которые бежали от коммунистов. Эти люди пережили много трудностей и лишений, и потому их лица были угрюмыми и хмурыми. Но во время проповеди мы увидели их нежные сердца. За три собрания, что мы провели среди них, десять человек со слезами обратились к голгофскому кресту с покаянием.
Так закончилось наше служение на Востоке, растянувшееся на год. Мы покинули людей, чей образ жизни коренным образом отличался от нашего. Там десерт подают перед обедом, мужчины носят шелка, а женщины — брюки, при знакомстве люди пожимают собственные руки, а фамилию ставят перед именем. Но в духе своем я знал, что буду возвращаться снова и снова к этим людям, жаждущим Хлеба Жизни.
Нашим следующим пунктом назначения была Польша. Туда мы поехали поездом через Сибирь и центральную часть России. Мы ехали по просторам Сибири в течение девяти дней, а температура упала до минус пятидесяти. Из окон поезда мы иногда видели изможденных и бедно одетых людей, которые вполне могли быть нашими братьями во Христе, отбывающими срок за свою веру во Христа. Во время небольшой остановки в Москве мы смогли познакомиться с Меккой социализма, Иерусалимом коммунистов. До самой границы с Польшей мы находились под неусыпным надзором со стороны секретной службы.
Как было радостно служить истинно жаждущим душам, с которыми мы встретились в Польше! Все залы и Церкви в городах и деревнях, где мы собирали людей, были переполнены. Многие люди шли к нам пешком несколько дней, чтобы послушать проповедь Божьего Слова. Некоторые из них никогда в жизни не видели иностранного служителя. Целые деревни прекращали работу и приходили на наши собрания. Это производит особенно сильное впечатление в стране, в которой восемьдесят пять процентов населения считаются католиками.
Обычно на богослужении мы пели восемь или десять гимнов, после чего долго молились, а потом читали три или четыре проповеди. Было чудесно видеть, как эти люди прославляли Бога в свободе Духа. На собрания изливался Святой Дух, и Пятидесятница повторялась снова и снова.
Я спросил пастора, где остановились те люди, которые приходили к нам издалека, и он ответил, что около сотни людей спали на полу в зале, где мы проводили собрания, подстелив под себя немного соломы. Они прошли по снегу шестьдесят пять миль, и некоторые из них были обуты только в лапти, а ноги обматывали портянками. Но как только их души загорались огнем с небесного алтаря, их уже не беспокоил ни холод, ни скудная еда, ни отсутствие постелей.
Из всего нашего путешествия те пять с половиной недель в Польше оказались, пожалуй, самыми утомительными и тяжелыми, но вместе с тем были самым продолжительным благословением. Ни сотни миль в вагоне без рессор, где мы могли сидеть только на клочке сена, ни несъедобная пища, ни массовое засилье вшей не значили ничего по сравнению с теми благословениями, которые Бог изливал на Своих детей.
После Польши мы попали в Германский рейх и очутились в сердце европейского континента. В Берлине мы невольно почувствовали и увидели воочию напряженность и темпы западной цивилизации. Две трети молодых мужчин и подростков приветствовали друг друга поднятием руки в нацистском салюте с восклицанием “Хайль Гитлер!” Повсюду в глаза бросались изображения свастики.
Мы также видели везде проявление ненависти к евреям. Во многих общественных местах вывешивались объявления: “Евреям вход воспрещен”, “Эти двери не приведут вас в Палестину”, “Собакам вход запрещен” и т.д.
В Германии вообще и в Берлине в частности нам не разрешили проповедовать во всех церквях. Каждый раз мы должны были обращаться к начальнику полиции за разрешением проповедовать в той или иной конкретной церкви. На собраниях сидели офицеры гестапо и делали пометки. Мы видели, что, когда в церкви появлялся посторонний человек, немецкие христиане начинали нервничать и в церкви появлялся дух уныния.
Наши проповеди тоже подвергались цензуре. Работавший с нами переводчик предупредил, что не следует говорить напряженным голосом или без надобности повышать тон. Он просил также не проповедовать о Божьем исцелении или Святом Духе, поскольку нацисты считали эти понятия фанатическими и в случае нарушения приказа могли даже закрыть церковь.
Все эти ограничения придавали христианской вере в нацистской Германии еще большую ценность. Мы радовались возможности общаться со святыми в этой стране. И весьма опечалились, когда узнали, что вскоре после нашего визита Гитлер закрыл многие церкви в стремлении подчинить себе всех верующих.
В конце нашего путешествия мы отправились в Скандинавию, прекрасную страну полуночного солнца. Нас с мистером Картером пригласили провести специальное собрание в столице Норвегии, Осло, в великолепном храме Филадельфия (храм братской любви). В этой огромной церкви собрались тысячи человек и еще сотни остались на улице. Бог ниспослал обилие благодати и на эти собрания, и на собрания в Стокгольме, Копенгагене, Амстердаме, Роттердаме и других городах, где мы побывали. Везде, где мы проповедовали, Господь подтверждал Свое Слово чудесами и знамениями.
В Голландии мистер Картер слег с малярией, и нам пришлось отменить посещение Бельгии, Франции и Швейцарии. Оттуда прямым рейсом мы вылетели в Лондон. Объездив почти весь земной шар, мистер Картер сказал следующее: “Мы начали с пустыми руками и вернулись с пустыми руками. Нам ничего не нужно, кроме привилегии проповедовать радостную весть о том, что „аллилуйя, каш Всемогущий Господь Бог господствует и правит!"”
Более чем за два года мы посетили тридцать стран и множество островов, в среднем преодолевая по тысяче миль в неделю. Мы проповедовали на восемнадцати языках с помощью шестидесяти пяти переводчиков. И все же мое неутолимое желание донести до заблудших людей Благую весть стало только сильнее.
Помню, как я стоял на вокзале в Москве и читал русскую газету, отпечатанную на английском языке. В одной статье молодой коммунистический лидер написал следующее: “Мы, молодые коммунисты России, будем жить ради коммунизма и умрем за коммунизм!” Это безрассудное заявление повергло меня в святое негодование. Ради Христа я не мог сделать меньше этого. Но я знал, что мое путешествие только начиналось.
Другие книги Лестера Самралла
