Сразу после телеграммы, в которой говорилось, что церковь в Саут-Бенде осталась без пастора, я заказал билеты в Штаты. Моя семья на некоторое время осталась в Маниле, а я утром следующего воскресного дня уже был в Храме Голгофы в Саут-Бенде. Накануне я телеграфировал в церковь, что собираюсь приехать.
Пастор, который служил там во время моего отсутствия, уже уехал из города. И хотя люди были несколько расстроены, меня встретили так тепло, как нигде и никогда раньше. В то утро мы все много радовались в Господе. Без всякого голосования церковь единодушно приняла меня обратно в качестве своего пастора.
Скоро я узнал, что за прошедшие два с половиной года, что я был в Маниле, церковь Саут-Бенда глубоко завязла в долгах. Количество членов церкви существенно не сократилось, но церковь задолжала около тридцати тысяч долларов. Управление было крайне запущено, дела не велись должным образом.
В то воскресенье я начал в церкви двухнедельные собрания пробуждения, которые Бог мощно благословлял. Каждый вечер в церковь приходило очень много народу. За эти две недели мы собрали несколько тысяч долларов, вполне достаточно для того, чтобы финансовая ситуация улучшилась. Я остался в Саут-Бенде на полтора месяца, приводя дела в порядок, а затем вернулся в Манилу, чтобы подготовить церковь к моему окончательному отъезду.
Когда мы переехали в Филиппины, в нашей семье было четыре человека. Теперь же нас стало пятеро. Наш младший сын, Питер, родился в Маниле 17 октября 1953 года. Филиппинцы, казалось, особенно любили Питера, потому что он был “их” ребенком.
Отвыкать от Филиппин было очень трудно. Становится неловко, когда люди любят тебя так искренне и доверчиво, как любили нашу семью филиппинцы. То, что произошло в манильском аэропорту в день нашего отъезда, еще раз подтвердило правильность нашего решения.
В аэропорт съехались тысячи людей, чтобы попрощаться с нами. Когда мы сели в самолет, люди начали плакать и рыдать, а некоторые упали в обморок.
Капитан нашего международного рейса был настолько расстроен этой сценой, что после выхода самолета на взлетную полосу он развернул самолет обратно к аэропорту. Он сказал мне: “Сэр, я думаю, вам нужно выйти к этим людям. Я не могу взлететь, потому что они все кричат и плачут. Я не знаю, кто вы, но эти люди хотят вас видеть”.
Мы с Луизой вышли из самолета. Мы подошли к забору, который отделял людей от взлетно-посадочных дорожек, и попытались успокоить их. “Мы будем приезжать каждый год, — обещали мы, — и мы всегда будем вместе в духе. У вас есть прекрасные пасторы, которые будут заботиться о вас, и все у вас будет хорошо”.
На публике и в личном общении мы всегда учили людей, что больше всего мы должны любить Господа Иисуса Христа. Мы назидали их, что все упование человека должно покоиться в Иисусе Христе и что нам всем нужно следовать за Ним, а не за человеком. Но эти люди, только что, обретя Христа, имели обо всем этом иное представление.
При переезде в Манилу, мы переправили туда тонны таких полезных вещей, как орган, морозильник, кухонные принадлежности и бытовую технику. Когда мы вернулись в США, у нас с собой были только чемоданы. Все это легко уместилось в пределах сорока фунтов, которые разрешено было перевозить по международным стандартам. Мы оставили пастору машину, дом, мебель и даже фотографии на стене. Мы легко приняли все эти вещи как благословение от Бога и теперь легко отдали их другому.
В Саут-Бенде наша прежняя жизнь в Филиппинах иногда казалась нам сном, словно мы никуда не уезжали. Людей в церкви становилось все больше, ширился фронт работ, и благословения Божьи были феноменальными. Храм Голгофы стал еще больше, и он оставался самой большой церковью во всей округе Саут-Бенда. Школа, ясли, книжный магазин и все наши служения продолжали развиваться полным ходом.
За это время мы вместе с другими служителями пригласили Орала Робертса на крусейд в гимназии Элкхарта. Этот крусейд был великой поддержкой для нас, как и для всех церквей в нашем регионе.
Мы продолжали пасторствовать в церкви Саут-Бенда еще в течение нескольких лет. В то же время наш приход понимал мои призвание и стремление к международному евангелизационному служению. Они с готовностью отпускали меня в поездки в различные страны мира.
Мне особенно нравилось бывать в новом государстве Израиль. Я так увлекался пророчествами, которые исполнились в земле обетованной, что у меня появилось неутолимое желание лучше понять, что Бог там делает. Кроме того, Бог показал мне из одиннадцатой главы Послания к Римлянам, что я буду благословением для израильского народа.
В августе 1956 года я взял в церкви полугодовой отпуск. Роберт Макалистер, который служил вместе со мной в Маниле во время крусейда в Рохас-парке, приехал в Саут- Бенд заменить меня на время моего отсутствия. Все это время я жил со своей семьей в городе Иерусалиме.
Сначала моей жене не очень понравилась идея поездки в Израиль. Она боялась исполнения пророчеств о войнах, которые произойдут в этой стране в последние дни. Полушутя она сказала мне, что видит меня в качестве одного из свидетелей, убитых на улицах Иерусалима, как предсказано в Книге Откровение. Однако, когда я уверил ее, что в Израиль меня посылает Бог, она с готовностью согласилась.
Эта поездка была не просто отдыхом или развлечением. Мы отправились в Иерусалим, чтобы выполнить работу для Бога. Там я служил обычным проповедником в обычной церкви, пастором в которой был еврей. Однако он не любил проповедовать, поэтому просил меня выполнять эту функцию. По воскресным вечерам я проводил “пророческие собрания” в здании Y.M.C.A. в Иерусалиме. В другое время мы ходили по территории, общаясь с маленькими группами и служа им.
Как и раньше, Луиза и в Израиле оказалась настоящей драгоценностью для меня. Она сразу полюбила этот народ, который тоже стал относиться к ней с особенной нежностью. Она действовала наиболее успешно, когда общалась с израильтянами с глазу на глаз.
Например, мы покупали продукты в кошерном магазине. Мясник в этом магазине приберегал для Луизы самые лакомые куски. Когда она приходила в магазин, он ждал, пока равви не отойдет подальше, и шепотом спрашивал ее: “Сколько бекона вы хотите сегодня, миссис Самраллл?” Он прятал бекон под прилавком специально для Луизы.
Но евреям не всегда было легко свидетельствовать. Когда Луиза попыталась заговорить о вере со своим парикмахером, тот свирепо взглянул на нее. Засучив рукава, он показал ей уродливые шрамы, которые получил в нацистском концентрационном лагере, и сказал: “Бог есть любовь? Я видел, как моих родных сестер бросили живыми в горящую печь. И после этого нам говорят, что мы избранный Божий народ. Фу!”
Таким израненным душам не следует говорить о Божьей любви. Их нужно убедить в том, что вообще есть Бог.
Однажды я был на домашнем собрании в Тель-Авиве, где присутствовали пятьдесят евреев. Я говорил об “алтарях”. Я взял свою Библию и начал с алтаря Авеля, а затем перешел к жертвеннику Голгофы. Я подчеркивал значение жертвенной крови — и особенно крови Иисуса.
Когда я закончил, один из присутствовавших, равви, сказал: “Это очень интересные сказки, но зачем вы тратите свое и наше время, рассказывая нам все это?”
Он пришел, ожидая услышать лекцию по психологии или о работе мозга. Он расстроился не потому, что я говорил об Иисусе. Его беда заключалась в том, что он не верил даже в Бога Ветхого Завета.
Далее равви сказал: “Я раньше смеялся над своими родителями, потому что они верили в сказки, написанные их прародителями о переходе Красного моря. А здесь вы говорите о тех же книгах так, словно вы сами верите в них. Своим детям я объясняю, что все это сказки. Нашим отцам было нечего делать, вот они сидели вокруг костра и чесали языки. И придумали все эти истории”.
Я смотрел на равви в великом изумлении и пытался привести доводы:
Разве вы не видите, что Бог собрал евреев со всего мира и привел их сюда, чтобы образовать государство Израиль во исполнение Своего пророчества?
Бог не имеет к этому никакого отношения, — ответил он, — просто мир нас не любит.
Мы очень быстро поняли, что настоящей проблемой в евангелизации евреев было не побудить их принять Иисуса, но поверить в Бога.
Вскоре после приезда в Израиль мы отправились в Тивериаду на Галилейском море для проповеди. После собрания мы спали в полуподвальном помещении в небольшом поселении. Всю ночь мы слышали шум проезжавших мимо дома грузовиков. Я повернулся к жене и сказал: “Дорогая, что-то не в порядке. Происходит что-то необычное”.
Мы вспомнили, что днем видели многих молодых людей, которые хватали свою одежду и выбегали из домов и магазинов, словно спешили куда-то. Может быть, начались военные действия?
Все в этом регионе ждали вспышки волнений. Несколько недель по радио говорили только о войне. Мы слышали также новости из Египта, Саудовской Аравии, Иордана и других арабских стран. Обстановка была очень напряженной.
На следующее утро нам показалось, что в городе исчезло все мужское население. Мы пошли в центр города в банк, но не встретили ни одного мужчины, везде были только женщины.
Я начал расспрашивать:
Где все мужчины?
Шепотом кассир в банке ответил:
Они ушли на войну.
Я повернулся к жене и сказал:
Дорогая, мы едем домой.
Когда мы вернулись в Иерусалим, то увидели там огромное количество танков. Многие были покрыты камуфляжем. Все они шли навстречу египтянам. Израиль вступил в то, что теперь известно как Суэцкий кризис. Мы пережили этот кошмар ужаса и затемнений в связи с воздушными налетами.
Я отвез Луизу в нашу квартиру к мальчикам, а сам пошел посмотреть на войну. Мне было важно убедиться, что я лично стал свидетелем исполнения пророчеств последних дней. Оглядываясь назад, я удивляюсь, почему мне не было страшно.
Я обратился к властям и получил разрешение проехать по зоне военных действий. Всю дорогу до Суэцкого канала меня сопровождали военные с оружием в руках. Когда у нас кончался бензин, мы просто останавливали какой-нибудь танк и заливали горючее к себе в бензобак прямо посреди дороги.
Мы видели оружие, захваченное у египтян. Вдоль дороги лежали трупы погибших, а в пустыне валялись невзорвавшиеся бомбы.
У горы Сион я подошел к израильскому окопу с шестью или восемью пулеметами. Этот окоп был вырыт прямо на склоне горы. Я просто вошел туда, сел рядом с солдатами и начал разговор. Я взял один из автоматов, осмотрел его и спросил:
Как вы стреляете из них?
Один из солдат с готовностью продемонстрировал, как работает автомат.
Через некоторое время молодой солдат спросил:
Вы офицер?
Нет, — неуверенно ответил я, — не совсем так.
Тогда кто же вы?
Я американский корреспондент.
Солдат посоветовал:
Лучше уходите отсюда, друг. Вас могут убить.
Я действительно был корреспондентом. За это время я написал множество газетных и журнальных статей об израильско-египетском конфликте в свете библейских пророчеств. Я также опубликовал собственное пророческое информационное письмо, которое было распространено по всему миру.
Когда началась война, американский консул настоятельно рекомендовал нам немедленно покинуть Израиль. Всем американцам даже был предложен бесплатный проезд на родину, и в посольстве сильно расстроились, что мы отказались уехать из Израиля.
Когда трое наших детей пошли в Британскую школу, там было более трехсот учеников. Однако теперь оказалось, что Самралллы остались единственными, кто пришел на занятия. Все остальные, включая некоторых учителей, эвакуировались. Уехал даже американский посол. Насколько мы знаем, мы были единственной семьей американцев, которые остались в Иерусалиме.
Я легко принял решение остаться. Бог послал меня на эти месяцы в Израиль, и я не мог представить, что оставлю этих людей только потому, что началась война. В любом случае, я не видел разницы в том, попаду ли я на небеса из Израиля или из Соединенных Штатов.
На израильтян произвел впечатление тот факт, что мы не бежали и не оставили их в беде. Мы стали ближе сердцам этих печальных и воинственных людей. Когда мы встречались на улицах, они запросто могли заключить нас в объятия.
К концу марта война закончилась и кончились наши полгода отпуска. Пришло время возвращаться к своей пастве. Нам не хотелось прощаться с Израилем и в то же время хотелось вернуться домой в Саут-Бенд.
Другие книги Лестера Самралла
