|
Глава 6. КОГДА ЭТО КОНЧИТСЯ?
Это было немыслимо!
С того самого момента, когда я проснулся в пятницу, и в течение всего дня у меня перед глазами постоянно вспыхивала одна и та же картина. Куда бы я ни пошел - в школу, в киоск, или вечером дома я видел себя проповедующим.
Я не стоял за кафедрой в обычной церкви. В своем воображении я видел многотысячные толпы людей, а я стоял перед ними в костюме. Волосы у меня были аккуратно уложены, я расхаживал взад и вперед по платформе и смело проповедовал Слово Божье. Эта картина постоянно стояла у меня перед глазами.
В тот день я увидел Боба, парня, с которым работал в киоске и который однажды оклеил весь киоск стихами из Библии. "Ты не поверишь, что со мной произошло на этой неделе", - начал я и быстро рассказал ему во всех подробностях о том, как нашел Иисуса.
Затем я поделился с ним тем, что вижу себя проповедующим. "Боб, я вижу перед собой одну и ту же картину. Не могу думать ни о чем другом. Я вижу, как стою на стадионах, в церквях, в концертных залах, - продолжал я. - Там народу столько, сколько может охватить глаз. Что это могло бы значить, как ты думаешь?".
Я уверен, Боб подумал о том, как я смогу стоять перед аудиторией и говорить с моим заиканием. Но он начал воодушевлять меня. "Может быть только одно объяснение, - сказал он. - Бог готовит тебя на великое служение. Думаю, это чудесно".
ПОСТОРОННИЙ
Дома ситуация становилось все хуже, из ужасной превратившись в катастрофическую. Начиная с момента моего разговора с мамой, вся семья стала преследовать и насмехаться надо мной. Это было ужасно.
Я знал, что папа расстроится, но меня удивила реакция мамы. Она всегда проявляла ко мне столько любви и заботы. Почему ее отношение изменилось так быстро и резко? За одну ночь, казалось, ко мне стали относиться, как к постороннему, как к предателю.
Мое главное преступление заключалось не в том, что я нашел Христа, но в том, что нарушил традицию. Сомневаюсь, что Запад когда-нибудь поймет мышление жителя Ближнего Востока по этому поводу. Мое поведение рассматривалось как непростительный грех, который навлек на всю семью позор.
"Неужели ты не понимаешь, что пятнаешь нашу репутацию? - ругал меня папа. - Бенни, ты унижаешь нашу уважаемую фамилию".
Но почему они посчитали за предательство мое "рождение свыше"? Как греческие православные они считали себя настоящими христианами, они основывали свое убеждение на историческом прошлом, на том факте, что наша церковь берет свое начало со времен Христа.
Я всегда с огромным уважением буду относиться к греческим православным верующим и другим восточным орденам "высшей церкви". Несомненно то, с каким почтением они относятся ко всему священному. Но дело в том, что я с этим вырос и хорошо знаю, о чем говорю. Эта вера богата догматикой, формами и ритуалами, но бессильна там, где дело касается присутствия Божьего или помазания Святым Духом. Все, что я видел в этой вере, убеждает меня в том, что они почитают традиции, но не понимают полноты Святого Духа.
Но теперь я нашел личностное христианство - я нашел Иисуса, который живет в моем сердце. В тот понедельник, без пяти минут восемь утра, моя жизнь преобразилась. Однако моя семья просто не могла понять этого.
Из шумных перепалок в своей семье я понял, что у меня есть два выхода: либо прекратить говорить о Христе, либо быть выброшенным из дому. Но ничто не могло угасить то пламя, что горело теперь в моем сердце.
Когда я спокойно рассказал Крису, Вилли и Генри о том, что пережил с Иисусом, они прибежали к отцу и сказали: "Папа, в этой стране Бенни стал чокнутым!". А когда я поделился тем, что призван проповедовать Евангелие, стало еще хуже. "Во-первых, ты не умеешь говорить по-английски, - стали бранить меня родные, - а во-вторых, ты вообще не можешь говорить!". Они громко смеялись и поддразнивали: "Бенни - проповедник? Ты никогда не будешь проповедником!".
Мой младший брат Майкл не понимал того, что происходило в нашем доме. Ему было всего три года. Он родился почти через год после нашего отъезда из Израиля - единственный настоящий канадец в нашей семье.
"ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО Я СКАЖУ!"
Моя жизнь совершенно изменилась. Рано утром я открывал Библию и насыщался Словом. Теперь, в момент окончания школы, меня более всего интересовали не история, театр или французский. Я хотел посещать молитвенные собрания и проводить время со все более растущим количеством новых, рожденных свыше друзей. В своем киоске я не стеснялся свидетельствовать об Иисусе.
По вечерам под любым предлогом я старался уйти из дома, чтобы бежать на молодежные или молитвенные собрания. Каждый четверг, если это было возможно, я уходил в "Катакомбы".
В присутствии отца я чувствовал напряжение, которое трудно выразить словами. Когда он узнал, как часто я хожу на церковные собрания, он закричал: "Зачем ты это делаешь? Зачем?". Мой отец искренне считал, что я схожу с ума.
Папа пошел к одному из друзей и договорился о том, чтобы меня приняли на работу на фабрику. Он думал, что у меня не было выбора. "Бенни, - строго сказал мне отец, - ты - мой сын, ты живешь в моем доме и будешь делать то, что я скажу".
На самом деле он хотел, чтобы долгие часы работы не позволяли мне посещать церковь.
Отец отвел меня на фабрику и ждал, пока не закончился собеседование. Но я точно знал, что эта работа не для меня. Босс оказался жестким человеком со злобным духом. Я подумал: "Ни за что не буду работать на этого человека".
"Ну, когда заступаешь на работу?" - спросил меня отец, когда я вернулся к машине.
"Отец, - ответил я, - я никогда не буду работать с таким человеком. Я не пойду на эту работу. Я буду работать в киоске".
Честно говоря, в тот день мне было жаль отца. Он был в сильнейшем раздражении. "Сын, - сказал он мне, - что мне сделать для тебя? Скажи, что. Я сделаю все, что ты попросишь, если ты оставишь своего Иисуса в покое".
Я повернулся к отцу и ответил: "Ты можешь делать что угодно, но я скорее умру, чем оставлю то, что нашел".
Мгновенно атмосфера резко изменилась. Последовали новые насмешки и брань.
НЕТ!
Шли месяцы, и с папой я общался все меньше и меньше. За столом он полностью игнорировал меня. Он вел себя так, словно меня вовсе не было.
Постепенно отношение матери ко мне смягчилось. Она делал все, что могла, чтобы установить мир, но я знал, что тема религии была запретной. Мама иногда зарабатывала несколько долларов, перешивая одежду, и часто давала мне деньги на карманные расходы.
Мне стало трудно уходить на молитвенные собрания или молодежные встречи. Когда я отпрашивался в церковь, отец мне говорил коротко и недвусмысленно: "Категорически нет". В нашей культуре было немыслимо ослушаться родителей.
Поскольку я жил под родительским кровом, я делал все, чтобы быть послушным. Из уважения к ним я спрашивал: "Можно пойти вечером на собрание?".
"Нет", - обычно отвечал он. Я шел в комнату и молился: "Пожалуйста, Господь. Измени его решение". Потом я спускался вниз и опять просил разрешения.
Однажды он предупредил меня: "Ты можешь ходить в свою церковь, но если ты упомянешь имя Иисуса еще раз, ты пожалеешь об этом!". Он пригрозил выкинуть меня из дому.
Через несколько недель дома я хвалился тем, что Господь сделал для меня и, совершенно не задумываясь, сказал: "О, спасибо Тебе, Иисус".
Отец подошел ко мне и ударил по щеке. "Ты помнишь, что я сказал тебе?" - зарычал он. Мне было больно не из-за удара. Я страдал из-за семьи, которую так любил и за которую молился, желая, чтобы они тоже узнали и полюбили Иисуса так, как я.
Постепенно поняв, что я не сдамся, отец немного смягчился.
НА ПРИЕМ К ПСИХИАТРУ?
В духовном смысле я праздновал и торжествовал как есть, приглашенный на пир. "Катакомбы" всегда приглашали к себе выдающихся проповедников и особых гостей, которые иногда не могли дойти до кафедры из-за духа хвалы и поклонения, который опускался на собрание, словно мощное облако. Бывали вечера, когда оркестр начинал играть в Духе - виолончель, скрипки, трубы, барабаны и орган, - и таких прекрасных звуков я никогда не слышал.
Невозможно было предположить заранее, что будет на наших собраниях. Однажды группа из "церкви сатаны" попыталась было устроить беспорядок, но все кончилось тем, что три человека из этой группы с рыданиями бросились к алтарю за спасением!
Ребята освобождались от наркотической зависимости. Тысячи жизней изменялись коренным образом.
По воскресеньям я стал ходить в церковь, которой руководил Максвелл Уайт, выдающийся учитель Божьего Слова, ставший для меня духовным наставником. Водное крещение я принял у пастора Уайта.
Дома братья продолжали насмехаться надо мной. Они смеялись над харизматами и отпускали колкости по поводу того, что я стану проповедником. Чем больше это продолжалось, тем больше я молился: "Господь, когда все это кончится? Когда они придут к познанию Тебя?".
Отец каким-то образом узнал, что я рассказываю о Господе своей маленькой сестренке Марии. В яростном негодовании он взревел: "Никогда не говори ей о таких вещах". Я мог разговаривать практически только с маленьким Майклом.
Ситуация казалась моим родителям безнадежной. Мать моего отца приехала из Яффы и попыталась убедить меня отречься от новой веры. "Бенни, ты позоришь всю семью, - сказала она. - Ты что, не понимаешь, как ты бесчестишь всех нас?".
В отчаянии отец даже отвел меня к психиатру. Что же сказал доктор?
"Возможно, ваш сын переживает трудный период. Но он преодолеет его со временем".
Оглядываясь назад, я понимаю, что та стена, которая разделяла меня с родителями, входила в Божий план. В результате этого я проводил в своей комнате бесчисленное количество часов в полном уединении - наедине с Богом. Я молился, я поклонялся Богу и изучал Его Слово. В моей жизни было заложено крепкое основание - оно мне очень пригодилось в последующем служении. В конце 1973 года Мерв и Мерла Уотсон отвели меня в сторонку и сказали: "Бенни, мы наблюдаем за тобой и верим, что Бог хочет использовать тебя. Мы хотим, чтобы ты стал членом нашей группы прославления в "Катакомбах"". У меня на глаза навернулись слезы, и я сказал: "Конечно, с радостью!". И хотя я не мог говорить на публике, я знал, что Бог призвал меня к служению, и это было его началом. В следующий четверг вечером я стоял на платформе в соборе св. Павла. Руки мои были подняты к небу, а руководитель группы прославления помогал собравшимся поклоняться Господу. Я помню, как однажды вечером я почувствовал, что Дух побудил меня прочитать псалом, а Господь давал мне в Духе слова. И хотя я запинался и не мог говорить гладко, я знал, что Господь использует меня.
"КОНЕЧНО, Я ПОЕДУ"
"Так здорово было видеть тебя на платформе на прошлой неделе", - сказал Джим Пойнтер, служитель Свободной методистской церкви, который остановился у моего киоска, чтобы купить мороженое. Я знал Джима уже несколько месяцев.
Мы говорили о делах Божьих, а потом Джим рассказал о том, что он набирает группу верующих, которые на заказном автобусе поедут на встречу с Кэтрин Кульман в Питтсбурге.
В тот день я не испытал никаких особенных эмоций, потому что видел Кэтрин мельком по телевизору и никак не отреагировал на ее имя. Я помнил лишь ее забавную манеру говорить и несколько странный вид. Но поскольку Джим был моим другом, я сказал: "Наверное, будет интересно. Да, конечно, я поеду с тобой".
В четверг, примерно за неделю до Рождества 1973 года, переполненный автобус выехал из Торонто. "Джим, ты не представляешь, какой разговор состоялся у меня с отцом по поводу этой поездки". После многих протестов он сухо разрешил мне уехать. Я не помню случая, чтобы я ночевал вне дома, кроме выездного лагеря бойскаутов в Израиле.
Джим Пойнтер, человек с нежным духом, был одним из самых чудесных христиан, которых я когда-либо знал. Вместе со своей женой Мариан он привел ко Христу более шестидесяти человек с улицы и помог им полностью изменить свою жизнь. Многие из них стали служителями, ведущими христианскими бизнесменами, а один - даже ректором университета. В автобусе, направлявшемся в Питтсбург, рядом со мной сидел Алекс Парашин, бывший наркоман, которому Пойнтеры помогли прийти ко Христу. Позже он стал директором христианской радиовещательной компании в Канаде.
Поездка в Питтсбург занимала несколько часов, но мы задержались из-за снежного бурана. В отель мы приехали только в час ночи.
"Бенни, мы встаем в пять часов", - сказал мне Джим.
"Пять утра? - переспросил я, - Почему так рано?".
"Если мы не встанем у дверей зала в шесть часов, мы не займем места", - ответил Джим.
На следующее утро меня ожидал сюрприз.
|
|