Я вошел в спальню, и меня словно магнитом притянуло к большой черной Библии. В нашем доме эта Библия была единственной, у моих родителей никогда не было собственных. Понятия не имею, откуда взялась эта книга, но насколько я могу помнить, она всегда была со мною. Едва ли страницы Библии переворачивались со времени нашего переезда в Канаду.
Я молился: "Господь, открой, как понимать произошедшее со мной сегодня". Раскрыв Писание, я набросился на него, как голодный набрасывается на кусок хлеба. Святой Дух начал учить меня. В то время я еще не все понимал, но многое чудесным образом стало проясняться в Писании. Понятно, что ребята на молитвенном служении не могли объяснить: "Об этом Библия говорит так-то и так-то". Они не могли мне что-либо пояснить. Да никто и понятия не имел, что произошло со мной в последние двадцать четыре часа.
И уж конечно я ни слова не сказал родителям.
Чтение я начал с Евангелий. Я вдруг обнаружил себя громко взывающим: "Иисус, войди в мое сердце. Пожалуйста, Господь Иисус".
Строчка за строчкой я видел великий план спасения в действии. Я почувствовал себя читающим Библию первый раз в жизни. О друг мой, она ожила! Слова были подобны пузырькам на поверхности живой воды, и я легко пил из этого источника.
В конце концов в три или четыре часа утра я упал замертво от усталости и заснул в таком мире и покое, каких еще никогда не испытывал.
ПРИЧАСТНОСТЬ
На следующий день я встретил в школе "фанатиков" и сказал: "Эй, я хочу, чтобы вы взяли меня в свою церковь". Они рассказали о собраниях, которые проходят раз в неделю, и пригласили меня на следующее, через несколько дней.
В ближайший четверг я пришел в "катакомбы", как они называли это место. Служение походило на утреннее молитвенное собрание в школе. Люди поклонялись Господу, подняв руки. Но в этот раз я почувствовал свою причастность к происходящему.
"Иегова Ире печется обо мне. Избыток Его благодати со мной".
Так они пели снова и снова. Песня понравилась мне с первого раза. А когда я узнал, что она написана женой пастора Мерлой Ватсон, я полюбил эту песню еще больше. Муж Мерл Мерв пас это весьма необычное стадо. "Катакомбы" не являлись традиционной церковью. Прихожане представляли собой пеструю толпу христиан, имевших удовольствие встречаться по четвергам в англиканской церкви на улице Пауль Кафедрал в Нижнем Торонто. Это происходило во времена "Движения Иисуса", когда хиппи приходили ко спасению быстрее, чем успевали обстричь себе волосы. В те времена кресло парикмахера не пустовало, случалось, ни минуты! Я огляделся вокруг и увидел множество детей, таких же как я. Было на что посмотреть: они плясали и прыгали, радостно восклицая пред Богом. С трудом верилось в боговдохновенность таких танцев, но странным образом с этого первого необычного вечера я чувствовал свою причастность к ним.
"Иди прямо туда"
В конце собрания Мерв Ватсон сказал: "Пусть желающие совершить публичное покаяние выйдут. Мы помолимся вместе с вами, и вы пригласите Иисуса в свое сердце". Я задрожал и затрясся. Пришла мысль: "Не надо туда идти, ведь я уже спасен".
Я знал, что Господь вошел в мою жизнь в понедельник около восьми утра в те памятные для меня несколько минут. А был уже четверг.
Вы уже, наверное, догадались, что через несколько секунд я шел вниз по проходу настолько быстро, насколько только мог. Я не думал, зачем это надо, но что-то внутри меня настойчиво твердило: "Иди туда". И это в разгар наихаризматичнейшего служения, да еще в англиканской церкви! Юный добропорядочный католик, принадлежащий греческой православной церкви, получивший приличное религиозное воспитание у себя дома, вдруг сделал публичное исповедание своей веры и принял Христа.
"Иисус, - сказал я, - прошу Тебя, стань Господом моей жизни". С этим не могла сравниться никакая Святая земля.
Несравненно лучше быть там, где Иисус находится сейчас, чем там, где Он находился раньше.
Вечером, возвращаясь домой, я почувствовал переполненность Божьим присутствием. Мне захотелось поделиться случившимся с мамой. С отцом я говорить не хотел. Я прошептал: "Мама, мне надо сказать тебе кое-что... Я спасен". У нее моментально отвисла челюсть. Уставившись на меня, она строго сказала: "Спасен от чего?" -"Поверь мне, - продолжал я, - ты все поймешь".
В пятницу утром до школы, весь день в школе, а затем и в магазине перед моими глазами стояла одна и та же картина: я видел себя проповедующим. Неописуемое чувство! Этот образ преследовал меня.
Я видел толпы людей и себя, аккуратно подстриженного и одетого в строгий костюм. Моя проповедь бушевала как пламя.
В тот день я нашел своего друга Боба, обклеившего однажды все стены в киоске отрывками текстов из Писания. Я кратко рассказал ему о случившемся на этой неделе, в том числе и о своем видении. "Боб, - сказал я, - весь день я никуда не мог деться от этой картины - я видел себя проповедующим огромным толпам - на стадионах, в церквах и концертных залах". Уже начав заикаться, я продолжал: "Эти толпы едва мог охватить глаз. Просто с ума сойти; как ты думаешь, что это было?"
"Только одно, - ответил мне мой друг, - Бог готовит тебя к большому служению. Полагаю, это замечательно".
ИЗГНАНИЕ
У себя дома такого одобрения я не получил. Да я и не мог до конца объяснить то, что Господь делал в моей жизни. Так или иначе, я попал в ужасную ситуацию.
Унижение и позор
Я стал посмешищем всей семьи. Это было ужасно! Еще от отца я мог ожидать такого отношения, но уж никак не от матери. Раньше я видел от нее куда больше привязанности. То же можно сказать и про моих братьев и сестер. Они стали изводить меня презрением и жестокостью, относясь ко мне как к чужаку. "Традиция, традиция", - как пел главный герой"Скрипача на крыше"* (* "Скрипач на крыше" - всемирно известный мюзикл о жизни еврейской общины на Украине в начале XX века. Прим. пер.). Восточному человеку нарушение традиций не прощается. Запад вряд ли когда-нибудь это поймет до конца. Такой человек, как я, позорит всю семью и прощен быть не может. Семья сказала мне: "Бенни, ты бесчестить наше доброе имя". Они просто умоляли меня не пятнать их репутацию. Мой отец, когда-то занимавший пост мэра, не преминул напомнить мне об этом. Доброе имя семьи находилось под угрозой.
Пожалуйста, поймите меня. Не только греческие православные, но и представители других восточных добропорядочных церквей, возможно, самые консервативные люди, когда речь заходит о личном познании Христа.
Я всего-навсего стал христианином, рожденным свыше, и это явилось позором для них. Почему?
Видите ли, они действительно считали себя христианами и имели этому документальное подтверждение. Их церковь самая старая. Но именно здесь скрываются корни данной проблемы. Меня воспитывали в этом. Очень долгое время вера являлась лишь формой ритуалов и догм, Божьему помазанию не уделялось ни малейшего внимания. Сила ушла. В результате они и понятия не имели о слышании Божьего голоса и водительстве Духом. Стало ясно, что, оставаясь в родительском доме, я должен оставить все разговоры о Христе.
Но ничто не могло залить пламя моей новорожденной веры. Как пышущий жаром уголек, я не переставал гореть.
Моя большая Библия была открыта с раннего утра. Святой Дух продолжал открывать мне Слово. И мало того, каждый вечер, когда мне удавалось ускользнуть из дома, я посещал молодежные или молитвенные собрания. В четверг вечером я снова пришел в катакомбы.
Не могу забыть тот день, когда я упомянул об Иисусе в своем доме. Отец подошел ко мне и ударил меня по щеке. Я почувствовал боль. Конечно, это не камни с улиц Иерусалима, та боль совсем другого рода. Я чувствовал боль за мою семью. Я любил их так сильно и всем сердцем желал их спасения. Я сам был виноват. Отец предупреждал: "Если я еще раз услышу от тебя об Иисусе, ты пожалеешь, что начал этот разговор". Он зло сверкнул глазами, словно хотел выгнать меня из дома. Когда впоследствии я рассказал о Господе своей маленькой сестре Марии, он как-то узнал об этом и воспылал гневом вновь. Отец вообще запретил мне говорить с ней о духовном.
Визит к психиатру
Даже братья гнали меня. Они обзывали меня всеми унизительными прозвищами, которые существуют под небесами и в преисподней. Это длилось долго. В своей комнате я молился: "Господь, когда же это кончится? Познают ли они Тебя, наконец?"
Дошло до того, что я не мог разговаривать ни с одним членом моей семьи. Мне не надо было смотреть в словаре значение слова "отщепенец". Они предоставили моей бабушке возможность прилететь из Израиля единственно с целью сообщить мне, что я сошел с ума.
"Ты разрушишь нашу семью, - говорили они. -Разве ты не понимаешь, какой это позор?"
Отец организовал для меня визит к психиатру. Они вправду думал о сумасшествии. И какое же заключение сделал врач?
"Возможно, у вашего сына тяжелый период, это пройдет". Затем они решили сменить тактику и попытались занять меня работой, которая постоянно держала бы меня в напряжении и не оставляла времени для Иисуса.
Отец обошел всех своих друзей, говоря: "Я хочу устроить к вам на работу своего сына Бенни".
Отец привез меня на машине в одно такое место и, не выходя из нее, ждал меня, пока я туда ходил. Я встретил там одного из самых грубых и бездуховных людей, каких только можно себе представить. Ясно, я не мог работать с ним. Вернувшись, я сказал: "Этот человек никогда не станет моим начальником". Я жалел отца в те дни: он дошел до точки. Отец сказал: "Бенни, что тебе нужно, скажи? Я сделаю для тебя все, только, пожалуйста, оставь этого своего Иисуса". "Папа, - ответил я, - ты можешь просить о чем угодно, но мне легче умереть, чем оставить найденное мною". Последовала мрачная сцена: из дружелюбного отца он тотчас превратился в саркастического чужака. Он смог предложить мне только новый поток ругательств, впадающий в реку ненависти.
Следующие два года мы практически не общались. За обеденным столом он на меня не смотрел. Полное отчуждение. В конце концов стало невыносимым даже просто сидеть с ними молча во время передачи вечерних новостей. Что мне оставалось делать? Я уходил в свою комнату... Но оглядываясь назад, я ясно вижу, что Господь держал все в Своих руках. Я проводил с Богом сотни и тысячи часов; всегда с открытой Библией я молился, учился, поклонялся, я постился и питался небесной манной, столь нужной мне в эти годы.
"Я должен слушаться Господа"
Посещение церкви превратилось в сложное дело. Я так хотел ходить в церковь, но отец всегда говорил категорическое "нет" снова и снова. Единственным нашим общением стали споры о Господнем доме.
Для людей Востока совершенно неприемлемо непослушание родителям, но мне исполнился уже двадцать один год, и я как сейчас помню вечер, когда я набрался смелости и сказал отцу: "Я подчиняюсь тебе во всем, но только не в отношении посещения церкви, здесь я должен слушаться Господа". Сказав это, я ужаснулся: впечатление было такое, что в отца кто-то выстрелил. Я набрался смелости и сказал: "Можно мне пойти на служение?"
Он отвечал: "Нет".
Я шел в свою комнату и начинал молиться: "Господь, пожалуйста, измени его мысли". Я спускался вниз и снова спрашивал: "Могу я идти?"
"Нет!" - рычал в ответ отец, и я опять шел наверх. Постепенно он начал сдаваться, все отчетливей вырисовывалось его поражение в этой борьбе. "Катакомбы" стали арендовать другое здание для воскресных служении. Я начал ходить туда. По вторникам и пятницам там был разбор Библии, молодежное служение проходило в воскресенье вечером. Это целиком заполнило мою жизнь.
Два года после обращения мой духовный рост начинал двигаться со скоростью ракеты. В конце 1973года Мерв и Мерла Ватсоны пригласили меня присоединиться к ним в проведении поклонения и пения на сцене, но я все еще не мог выступать публично.
Джим Пойнтер, исполненный Духом свободный методистский пастор, заметил меня. Однажды он остановился у моего киоска поговорить на духовные темы; именно тогда он пригласил меня поехать на служение Кэтрин Кульман в Питтсбург. Моя встреча с Духом Святым после этого собрания превзошла все пережитые мною ранее. Заняло несколько дней, чтобы я понял глубину откровения, которое Бог дал мне.
Примерно в то же время я поменял работу. Мне удалось получить место регистратора католической школы в Торонто. Уверен, они считали меня странным. Я сидел и улыбался, стоило мне начать думать о том, что Бог делал в моей жизни. Я не задерживался на работе ни на минуту, я бежал домой и, уже поднимаясь по лестнице к себе, начинал разговаривать с Господом. Я говорил: "О Святой Дух, я так рад снова встретиться с Тобой". Конечно, Он находился рядом всегда, но моя комната представляла собой особенное, тайное место. Когда не нужно было идти на работу, я оставался дома и целый день сокровенно общался с Ним.
Что я делал? Я общался. Общался с Духом. Если я не шел на работу и не уединялся в комнате, то отправлялся в церковь. Я никому не говорил о происходившем со мной. Утром я уходил из дома, и Он покидал его вместе со мной; я действительно чувствовал Кого-то рядом. В автобусе я ощущал желание говорить с Ним, но не хотелось, чтобы меня принимали за сумасшедшего. Даже на работе я шепотом разговаривал с Ним. За обеденным столом Он был моим соседом. День за днем, приходя домой, я быстро взбегал по ступенькам, запирал дверь и говорил: "Мы снова одни", и духовное путешествие продолжалось.
Помазание в машине
Позвольте мне пояснить одно обстоятельство: иногда я уже не ощущал Его присутствия, ибо настолько привык к Нему, что не ощущал пронизывающего меня"электричества", но вот окружающие это прекрасно чувствовали. Много раз мои друзья, придя ко мне, начинали плакать от присутствия Святого Духа. Как-то раз Джим Пойнтер подозвал меня и сказал: "Я хочу взять тебя в методистскую церковь, где я пою, ты сможешь попеть там со мной, если хочешь". Я не был особенным певцом, но иногда помогал Джиму. В тот вечер я вновь погрузился в помазание Святого Духа, но неожиданно раздался звонок в дверь. Я бежал вниз по ступеням и чувствовал, что Божье присутствие буквально бежит вниз вместе со мной. Расположившись на переднем сидении, я захлопнул дверцу и заметил, что Джим начал плакать. Он запел припев одной песни: "Аллилуйя, аллилуйя",повернулся ко мне и взволнованно произнес: "Бенни, я чувствую присутствие Духа в этой машине". Ну конечно, Святой Дух присутствовал в этой машине! Я ответил: "Где же Ему еще быть?" Для меня это было нормально, но Джим с трудом мог вести машину, продолжая плакать пред Господом.
Однажды мама подметала коридор в то время, как я разговаривал со Святым Духом, и, когда я вышел, ее просто отбросило назад, что-то толкнуло ее. Я спросил: "Мама, что с тобой?" Она недоуменно ответила: "Я не знаю". Присутствие Господа бросило ее к двери.
Мои братья могут засвидетельствовать, что, приходя ко мне, они начинали испытывать необычные чувства.
Наступило время, когда мне перестало нравиться просто ходить с друзьями в церковь, веселиться. Я хотел одного: пребывать с Господом. Я часто говорил: "Господь, я бы хотел иметь лучше это, чем все, что мир может мне предложить". У моих друзей и знакомых были свои игры, вечеринки, футбол, а я не нуждался в таких развлечениях.
Я говорил Господу: "Чтобы это ни было, я хочу, только чтобы это не прекратилось". Я начал глубже понимать желание Павла, который стремился общаться со Святым Духом.
Генри, Мэри, Сэмми и Вилли
Теперь даже члены моей семьи начали задавать вопросы. Дух Господень настолько утвердился в нашем доме, что мои братья и сестры начали ощущать духовный зов.
Один за другим они подходили ко мне и задавали вопросы. Они спрашивали: "Бенни, я смотрел на тебя... Этот Иисус, Он и в правду реален?" Моя сестра Мэри отдала свое сердце Господу, а через несколько месяцев спасся мой маленький брат Вилли.
Все что я мог делать, это восклицать: "Аллилуйя!"Это происходило, хотя я ничего не проповедовал им.
В это время мой отец чуть не сошел с ума. "Неужели я потеряю семью из-за этого Иисуса?" - спрашивал он себя. Он не знал, что ему делать, как нас удержать но без всякого сомнения наши родители уже увидели те изменения, которые произошли во мне, моих братьях и Мэри.
После того, как я отдал свою жизнь Господу, я пережил замечательные встречи с Ним, однако их невозможно было даже сравнить с моим ежедневным хождением с Духом Святым. Теперь-то Господь действительно пришел ко мне. Слава Божья наполняла мою комнату. Иногда я стоял на коленях и поклонялся Господу по восемь, девять и даже десять часов без перерыва.
1974 год принес в мою жизнь поток силы Божьей, который никогда уже не прекращался. Я просто говорил: "Доброе утро, Святой Дух", и все начиналось снова. Слава Божья пребывала со мной. В апреле этого года я начал задавать себе вопросы: "В чем же причина всего этого, Господь? Почему все это происходит со мной?" Я знал, что Бог не устраивает вечных "духовных пикников". Поэтому я начал молиться, и вот что Господь показал мне: я увидел человека в огне, он был полностью охвачен пламенем и бился в конвульсиях, его тело не касалось земли, вися в воздухе, он в мучении открывал и закрывал рот, и я вспомнил то место в Слове, где говорится о том, что в аду будет "срежет зубов". В этот момент я услышал голос Божий, говорящий мне: "Проповедуй Евангелие". Я сразу же возразил Ему: "Но я не могу говорить нормально".
Через два дня Господь дал мне еще одно видение: я увидел ангела, в руке у него была цепь, прикрепленная к огромной двери, которая, казалось, занимает все небо. Он потянул за цепь, дверь открылась, и я у виде я людей: огромная толпа, насколько хватало глаз, она шла к широкому ущелью, на дне которого бушевал огонь. Это было ужасно. Я видел, как тысячи и тысячи людей падают в этот огонь. Те, кто приближался "краю, пытались избежать падения, но людской поток неудержимо увлекал их в пылающую пропасть. И опять Господь заговорил со мною: "Если ты не будешь проповедовать, все они будут на твоей совести". теперь я ясно понял цель всего происходящего - проповедь Евангелия.
Это произошло в Ошаве
Общение с Господом продолжалось, слава Божья продолжала приходить. Присутствие Господа не покинуло меня, даже скорее наоборот, оно стало еще сшпянее. Слово Божье обрело еще большую реальность. Молитвенная жизнь стала сильнее. Наконец, в ноябре 1974 года, я уже не мог больше избегать этого вопроса, я сказал Господу: "Хорошо, я буду проповедовать Евангелие, но с одним условием! Ты должен быть со мной на каждом служении". Затем и я напомнил Ему: "Господь, ты ведь знаешь, я заикаюсь". Я очень переживал из-за своего недостатка. думал о том, что может случиться, если я выйду проповедовать. Однако я никак не мог избавиться от воспоминаний о горящем человеке и о том, как Бог сказал: "Если ты не будешь проповедовать, все они будут на твоей совести". Я думал: "Я должен начать проповедовать", но, может быть, достаточно просто раздавать евангелизационные брошюрки? Так продолжалось до декабря. Однажды я сидел дома у Стэна и Ширли Филипс, моих друзей из Ошавы, городке в тридцати километрах от Торонто.
"Хотите, я поведаю вам кое-что?" - спросил я. До этого я никогда не рассказывал никому до конца о том, что происходило со мной, о моих переживаниях, снах и видениях. Почти три часа я изливал свою душу, рассказывая о том, что знали только я и Господь. Я не успел закончить, как Стэн прервал меня и произнес: "Бенин, сегодня вечером ты должен прийти в нашу церковь и рассказать об этом". Они были членами церкви под названием "Шайлоу", в которой было около ста человек и которая принадлежала деноминации"Ассамблея Триединства Божьего". Видели бы вы меня тогда! Волосы до плеч, одет совсем не для церкви, потому что приглашение было совершенно неожиданным. Но несмотря на все это, 7 декабря 1974 года Стэн представил меня церкви, и первый раз в жизни я встал за кафедру проповедовать. Когда я открыл рот, чтобы сказать первое слово, я почувствовал, как что-то коснулось моего языка и освободило его. Я начал провозглашать Слово Божье абсолютно свободно. Удивительно, что Бог не исцелил меня, когда я сидел в зале, Он не исцелил меня, когда я шел на сцену. Он не исцелил меня, когда я стоял за кафедрой. Бог совершил чудо именно в то мгновение, когда я открыл свои уста. Когда исцеление произошло, я сказал: "Ну, наконец-то". Заикание прошло, от мучившего меня всю жизнь дефекта речи не осталось и следа, и я ни разу не заикался с тех пор.
Мои родители не сразу заметили, что я исцелился. Во-первых, потому что мы не слишком много общались, и, во-вторых, потому что и раньше я мог говорить без заикания некоторое время - до тех пор, пока не начал волноваться.
Но я знал - я исцелен, и мое служение стало расти как на дрожжах. Буквально каждый день меня приглашали проповедовать в какую-нибудь церковь или группу верующих. Я чувствовал, что я попал в"десятку" воли Божьей.
"Теперь я умру"
Уже пять месяцев я проповедовал почти каждый день, а отец и мать ни о чем не подозревали. Одно то, что мне так долго удавалось это скрывать, было само по себе чудом. Мои братья знали все, но сказать отцу боялись. Они понимали: если отец узнает, это конец для Бенни.
В апреле 1975 года в "Торонто стар", местной газете, появилось объявление с моей фотографией. Я проповедовал в маленькой пятидесятнической церкви, и пастор хотел привлечь больше людей.
Это сработало, Костанди и Клименция натолкнулись на это объявление.
В то воскресное утро, я, как обычно, сидел на сцене в церкви. Во время прославления я взглянул в зал и обомлел. Мои родители вошли в церковь, и организаторы усадили их совсем близко от сцены. Я подумал: "Ну все, теперь я погиб". Рядом со мной сидел мой хороший друг Джим Пойнтер. Я повернулся и громко зашептал ему: "Молись, Джим! Молись!" Он вздрогнул и побледнел, когда я сказал ему, что пришли мои мать и отец. Тысячи мыслей вихрем проносились в моей голове. И одна из них была: "Господь, теперь выяснится, действительно ли я исцелен, или нет. Буду ли я заикаться сегодня, или нет". Я не мог припомнить другого такого собрания, когда я бы так нервничал, а волнение всегда заставляло меня заикаться. Начав проповедовать, я почувствовал, как сила Божья течет через меня, но даже мельком взглянуть туда, где сидели мои родители, было выше моих сил. Однако было очевидно - все мои опасения насчет заикания были напрасными. Бог полностью и навсегда исцелил меня. В конце собрания я начал молиться за исцеление больных. Присутствие силы Божьей было могущественно. Не дождавшись окончания служения, мои родителя встали и вышли.
Когда все закончилось, я сказал Джиму: "Ты должен молиться. Моя судьба будет решена в ближайшие несколько часов. Может, мне придется ночевать у тебя сегодня". Я все кружил и кружил по Торонто, бесцельно направляя автомобиль куда глаза глядят. Я хотел выждать по крайней мере до двух ночи, чтобы вернуться домой. К тому времени мои родители должны были уже спать.
