|
|
"Путем исканий"
|
Людмила Плетт
|
|
Глава 7 Крушение моего “Я”
Как я уже рассказывала, понятие исповеди грехов в присутствии другого человека было для меня не новым. Столкнувшись с этим в нашей бывшей общине в Эстонии, в конечном итоге я была так разочарована, что дала себе слово, никогда в жизни не открывать своего сердца человеку. Мои прошлые исповеди оставили только боль разочарования, но никак не радость и освобождение. Почему же здесь я стала свидетелем чего-то другого? Какая разница была между тем, через что прошла когда-то я, и тем, что переживали здесь эти люди? Хотя мне было очень интересно это узнать, я оставалась тверда в решении ничего подобного больше не делать.
Однажды я заметила в муже какую-то перемену. На мой вопрос, что с ним произошло, он ответил, что был на душепопечении, и рассказал, как это здесь происходит. Выслушав его, я вышла из хижины, чувствуя, что в сердце начинается восстание. “Ни за что! – повторяла я про себя. – Никогда и ни за что я этого не сделаю! Я могу доверять только Богу и только Ему одному буду исповедовать! Довольно горя я пережила когда-то в Эстонии из-за своих исповедей перед человеком! Больше не хочу ничего подобного! Кто есть человек, кем бы он ни был, что я должна перед ним исповедоваться? Я не собираюсь иметь посредника между собой и Богом!”
Удивительно, что так быстро нарастало во мне противление и ожесточение против душепопечения, хотя никто мне об этом не говорил, не принуждал и не уговаривал. Моё жёсткое, яростное “нет”, казалось, кричало из каждой клеточки моего тела, делая похожей на злого, взъерошенного воробья. В эту минуту моего душевного возбуждения и ожесточения, в сердце прозвучал спокойный, тихий голос: “Ты должна будешь это сделать. Тебе нужно в открытой исповеди очистить свою жизнь, и пойдешь ты с этим к Фридэлю Штегену”. Не успели прозвучать во мне эти слова, как я в ответ почти прокричала: “Нет! Нет! И ещё тысячу раз нет, Господь! Я не буду этого делать и тем более не пойду к Фридэлю Штегену! К кому угодно, только не к нему! И Ты знаешь, почему я не желаю этого!”
В том, что это был голос Господа, я нисколько не сомневалась, потому что уже хорошо его знала. Однако и это меня не могло удержать. Не желая повиноваться, я не боялась тогда даже Богу выкрикнуть своё злое “нет”!
В тот вечер на собрании я почти ничего не слышала. Сердце было закрыто и глухо к Слову Божьему. В своём ожесточении я совершенно потеряла над собой контроль. Буркнув мужу, что хочу погулять перед сном одна, я стала нервно прохаживаться между хижинами и пришла домой совершенно продрогшая, когда стало совсем темно. Муж отправился в постель и, пожелав мне спокойной ночи, ничего не подозревая о моём ужасном состоянии, быстро заснул. Я беспокойно металась в кровати, не находя себе места, потому что сон бежал прочь. На душе было темней, чем в беспросветно тёмную африканскую ночь, когда не видишь перед собой вытянутой собственной руки. Сейчас, когда мои пальцы выводят эти строки, я с ужасом сознаю, насколько злым и ожесточённым может быть сердце христианина, когда Господь касается того места, которое является оплотом самого дьявола. Помню, что одни только слова “очистить и привести в порядок свою жизнь” вызывали во мне гнев и бурю негодования. А ведь я всю жизнь была примерной христианкой. О, сколько же зла и всякой нечистоты скрывается часто за внешним благочестием! Не увидев этого в себе, я никогда бы в это не поверила. Мы в сущности не знаем самих себя, не знаем, на что можем быть способны. И даже не подозревая этого, мы постоянно играем свою роль, полагая, что в действительности являемся таковыми. Это продолжается до тех пор, пока Бог по милости Своей не обнаруживает в нас то место, которое является бастионом сатаны.
Так было в ту ночь и со мной. Я не узнавала саму себя. В моём ожесточившемся до предела сердце пылало пламя ада. У меня не было ни страха перед Господом, ни почтения к Нему. Однако Своё дело Бог доводит всегда до конца. Началась битва, в которой Он боролся не со мной, а с тем, кто оккупировал меня и теперь вёл войну за свои владения. Это был дьявол. Будучи его пленницей, я металась в постели, как в аду, когда в сердце отчётливо прозвучали слова:
– Ты пойдешь и откроешь свои грехи, называя мысли как дела.
– Нет! – словно безумная бушевала я. – Нет, я не буду этого делать!
– Повторяю, что ты должна это сделать, – снова прозвучал голос.
– И я повторяю, Господь, что не сделаю этого!
– Говорю в последний раз, Людмила, что тебе нужно исповедать твои грехи.
– Я сказала, что не намерена этого делать и не изменю своего решения!
– Тогда Я отниму от тебя Свою охрану.
– Ну и отнимай! – не соображая, что говорю, ожесточённо выпалила я, и в ту же секунду со мной произошло что-то необычное. Каким-то непонятным для меня образом я увидела вокруг себя мощную стену, которая в мгновение ока зашаталась и рухнула. За стеной я воочию увидела дьявола, который, подобно хищному зверю, бросился на меня, и мы, сцепившись, стали бороться. Было ли это духовным переживанием, я не знаю. Помню только, что видела всё плотскими глазами и физически ощущала тяжесть навалившегося на меня тела. Трудно описать человеческими словами, как сатана выглядел, но это была жуткая картина, от которой каждый волосок на моей коже от ужаса стоял дыбом. Его туловище было покрыто чёрной щетинистой шкурой. Нависшая надо мной страшная морда издавала зловонное дыхание. Крючковатые пальцы с когтями, вцепившись в горло, душили так, что у меня мгновенно перехватило дыхание. Я извивалась на постели, изо всех сил стараясь сбросить его с себя, но всё было напрасно. Слишком неравными были наши силы. Взгляд мой упал на рядом стоявшую кровать, где безмятежным сном младенца спал муж. О, если бы он сейчас помолился! Я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла. Из горла вырвалось лишь слабое шипение. Хотела воззвать к Господу, но и это не удалось. Рот открывался снова и снова, как у выброшенной на лёд рыбы, однако из него не выходило ни звука. Внезапно меня окутал густой мрак и перед глазами появились языки пламени. В то же мгновение передо мной разверзся ад, и словно со стороны я увидела кем-то написанные слова: “Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят” (Мф. 5:8). В этих словах сосредоточилось для меня в тот момент всё Евангелие спасения.
Не могу описать мгновенно охватившего меня ужаса и отчаяния. Я, христианка от рождения, прошедшая водное и, как я понимала, духовное крещение, шла прямиком в ад вместе со всеми своими дарами и благословениями, потому что не имела чистого сердца.
Невольно думаешь о широко распространённой сейчас теории вечного спасения. Легко убеждать кого-то в том, чего сам никогда не испытал. Всем, уверенным в её истинности, хотелось бы сказать, что в ту ночь никому не удалось бы меня убедить, что я спасена, так как своими глазами видела, что иду в преисподнюю. В свете вечности выглядит всё иначе.
Однако вернусь к своему рассказу. В момент, когда я увидела горящий ад и слова: “Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят”, в душе возник безмолвный крик: “Господь, если можешь, прости меня! Спаси от дьявола! Прошу, дай мне ещё один шанс на спасение! Только один шанс! Если я его не использую, то пусть буду ввергнута в преисподнюю, ибо Ты – справедлив и праведен! Я не прошу больше! Дай только один шанс, и я сделаю всё, что Ты от меня потребуешь! Я буду служить Тебе там, куда Ты меня пошлёшь, чего бы это мне ни стоило! Обещаю Тебе, Господь!”
Повторяю, что этот крик был не устами, а в сердце, потому что голоса у меня не было.
Едва только безмолвно были произнесены эти слова, как я увидела в воздухе слева от себя большую руку, которая протянулась к постели, схватила лежавшего на мне мгновенно обмякшего дьявола и швырнула его на землю. Раздался глухой стук как бы от падающего тяжёлого мешка и всё стихло. Не видно было больше ни языков пламени, ни начертанных на стене слов Писания. В ночной тишине раздавалось лишь спокойное дыхание спящего мужа. Тело было как ватное. Ночная рубашка настолько промокла от пота, что её можно было выжимать. Сильно болели горло и шея, так что я с трудом могла проглотить слюну. Дыхание было стеснено. С трудом протянув руку к ночнику, я включила свет и посмотрела на часы. Было без четверти четыре. Не знаю, как долго продолжалась борьба с дьяволом, но мне это время показалось вечностью.
Подобную ночь я никому не желаю пережить. Моё упорство было сломлено, но какой ценой! Я находилась на краю погибели. Возврата назад больше не было. Мне был дан ещё один шанс. Только один шанс...
Часто, когда теперь мне приходится беседовать с людьми, замечая, как они “киснут”, препираются с Богом и по-детски духовно капризничают, я с печалью думаю о том, что им неизвестно, что значит иметь только один шанс. Похоже они считают, что терпение Божие могут испытывать бесконечно.
Между тем за окном начал брезжить рассвет. После только что пережитого голова была как в огне. Казалось, она была стиснута железным обручем. Но всё это не имело больше значения. Ужасно было осознавать, что, проснувшись, муж мог найти на моём месте только бездыханный труп. Я тихо плакала, благодаря Господа за явленную милость, сознавая, насколько была её недостойна.
Образно говоря, после этой ночи моё “Я” выглядело, как раздавленный червяк. От ожесточения и противления не осталось и следа. Теперь я была готова на всё, чего бы не потребовал от меня Господь, и с нетерпением ожидала утра, чтобы отыскать Фридэля Штегена и пойти к нему на душепопечение. Заснуть я, конечно, уже не смогла. Нервы были напряжены до предела, и я лишь молила Господа, тобы Он дал сил на всё, что мне предстоит ещё сделать.
Дожидаясь рассвета, я стала вспоминать события прошедшей ночи и лишь тогда по-настоящему поняла, каким безумием было сказать Богу: “Ты можешь отнять от меня охрану!” Перед глазами одна за другой вставали картины прошлого, когда Господь явно являл Свою охрану, спасая порой от неминуемой смерти. В годы юности, в самых отчаянных ситуациях Он трижды спасал меня от бесчестия. Несколько раз надо мной висела угроза убийства. Дважды меня чуть было не разорвали собаки. Первый раз это случилось, когда мне исполнилось семнадцать лет. Я закончила десять классов и возвращалась в тот день домой одна со школьного выпускного вечера. Был час ночи. В кромешной тьме моё белое платье выделялось, как светлое пятно. Задумавшись, я шла около тёмных бараков, когда вдруг совсем рядом раздалось злобное рычание и на меня бросилась большая сторожевая овчарка. Встав на задние лапы, она уперлась мне в грудь и сбросила в придорожный кювет. Не успела я опомниться, как лежала в траве на спине. Не знаю, откуда у меня взялась прямо-таки нечеловеческая сила, что я несколько раз скидывала её с себя. Не помню, как долго продолжалась эта борьба, но в какой-то момент, обессилев, я прошептала: “Господь, помоги мне!” В ту же секунду послышались быстро приближающиеся тяжёлые шаги, потом раздался глухой удар и огромная собака словно маленький щенок отлетела в сторону.
– Девушка! – услышала я озабоченный голос. – Она вас не покусала?
Надо мной склонился мужчина в белой рубашке и, подав руку, попытался поднять. Увы, тело моё было как ватное и ноги не держали. Тогда он поднял меня и отнёс к ближайшему бараку, где горел тусклый фонарь, едва освещающий номер дома. Оглядев меня, он успокоено сказал:
– Всё в порядке. Она даже платье не порвала. Я провожу Вас домой. Где Вы живёте?
– Здесь, через несколько домов, в конце улицы.
Назвав номер дома, я попыталась встать на ноги, но не смогла и снова беспомощно опустилась на землю. Видя это, мужчина наклонился и как маленького ребёнка, бережно взяв на руки, понёс.
– Этот ваш дом? – спросил он, опуская меня на крыльцо нашего дома, и громко постучал.
Несмотря на поздний час, дверь тотчас распахнулась и в проёме показалась мама.
– Доченька, что с тобой? – закричала она, увидев мой плачевный, растрёпанный вид и испачканное землей и травой белое выпускное платье. – Кто это с тобой сделал?!
– Это овчарка. Она бросилась на меня, но этот человек вовремя подоспел и спас.
Я обернулась, чтобы поблагодарить мужчину в белой рубашке, но рядом никого не было.
– Какая овчарка?! Какой человек?! – заплакала мама – О чём ты говоришь? С тобой ведь никого нет! Скажи мне правду, что случилось?
– Всё обошлось, мама. Это действительно была собака, но мужчина меня спас. Видишь, она меня даже не покусала, – держась за косяк двери, чтобы не упасть, убеждала я её. – Только где этот человек? Ведь он стоял на крыльце до последнего момента, пока не открылась дверь. Неужели ты не видела его? Не мог же он бесследно исчезнуть!
– Никого с тобой не было, – повторила мама. – Когда я открыла дверь, ты стояла одна. Ты, наверное, бредишь. Мы с папой не могли спать. Стояли на коленях и молились за тебя, пока не услышали стук в дверь. Да что с тобой? Ты не можешь идти? О, Боже, на тебе лица нет! Ты – бледная, как полотно! Пойдем, наконец, в дом! Пойдем!..
“Где этот человек?.. Где?.. – мучительно думала я, силясь понять происшедшее. – Я ведь знаю, что не могла идти сама, и он понёс меня на руках. Хорошо помню, как он выглядит, и непременно узнаю, если встречу. Возможно, он живёт где-то поблизости. Мне обязательно нужно его найти и поблагодарить”. Однако прошли дни, недели, месяцы, но этого человека я никогда больше не встретила, сколько ни вглядывалась во встречные лица. Кем он был – человеком ли, посланным Богом, или ангелом в виде человека – не знаю. Наверное, только в вечности это откроется. Ясно только, что в случившемся была явлена рука Божия и Его милосердная охрана.
Спустя несколько дней, проходя мимо столовой, я увидела эту овчарку за решёткой ограды и поразилась её необычно большим размерам. Взбесившись, она могла бы разорвать в два счёта и запросто перегрызть мне горло, но Бог не допустил этого, совершив поистине чудо. С тех пор я всегда боялась собак и старалась обходить их стороной. Однако спустя двадцать лет после этого, когда мы жили уже в Германии, произошёл второй случай, который стал для меня не меньшим чудом.
Однажды, мучимая тоской по Родине и оставшимся там родным и близким, я ушла со своим рукоделием в отдалённый парк. Хотелось побыть одной и поразмышлять, наслаждаясь природой. Сидя на скамейке, я перенеслась мысленно в Россию, вспоминая пережитое там, как вдруг внезапно в сердце прозвучал голос: “Уходи отсюда, потому что здесь тебя подстерегает опасность!” Вздрогнув, я опустила глаза к земле и увидела около себя ползущую небольшую змею. Зная, что в Германии ядовитых змей в общем-то нет, я проводила её глазами, решив, что голос мне просто почудился. Оглянувшись вокруг, я ещё раз убедилась в своей безопасности. Рядом со скамейкой находилось большое ветвистое дерево. Прямо передо мной расстилалась большая красивая поляна. Стояло лето, дул лёгкий свежий ветерок, в ветвях щебетали птицы, и так не хотелось уходить. Ну что за опасность для меня может здесь быть, если в каких-то 100-150 метрах проходит шоссейная дорога?
Увлекшись вышивкой, я испуганно вздрогнула, когда рядом раздалось глухое рычание. Подняв глаза, я увидела на расстоянии одного метра от себя огромного бульдога. От страха меня словно парализовало. Я не могла ни пошевельнуться, ни крикнуть. Обычно в Германии собак водят на поводках, тем более таких, как овчарки и бульдоги. Вдали, на краю поляны показались вышедшие из леса две женщины, одна из которых, по-видимому, была хозяйкой. Увидев представшую её глазам картину, она в ужасе стала кричать что-то своему бульдогу, но тот не обращал на неё никакого внимания. Оскалив клыки, он стоял прямо передо мной и злобно рычал. “Господи! – пронеслось в моей голове. – Помилуй меня!” В ту же секунду произошло что-то необычное. Какой-то неведомой, могучей силой пёс был отброшен назад, упал, потом вскочил, ринулся за стоявшее рядом дерево и остался там, жалобно скуля и не смея больше приблизиться.
Тут подоспела хозяйка.
– Что Вы сделали?.. Что Вы ему сказали?.. – взволновано спрашивала она, накидывая на шею не меньше меня испуганного пса ошейник и с трудом стаскивая его с места. Разумеется, я ничего не могла ей ответить и лишь молча пожала плечами, сама не понимая, что произошло.
Торопливо взбегая вверх по тропинке к дороге, я находилась ещё в состоянии шока. “Господи! шептала я. – Господи, благодарю, что Ты снова меня сохранил! Пожалуйста, прости моё неповиновение Твоему голосу! Слава Тебе за охрану и явленную великую милость!”
Помимо этого было ещё много случаев, в которых я явно видела милость Божию. Его охрана была действительно подобна окружавшей меня защитной стене, которая в момент, когда я произнесла эти безумные слова “Ты можешь отнять от меня Свою охрану” рухнула, открыв прямой доступ дьяволу, охотившемуся за моей душой. Теперь, спустя много лет, вспоминая это, я прихожу в ужас от мысли, до какого безумия может дойти человек, ожесточивший сердце своё против Бога.
Да, мы действительно не знаем самих себя. Мы не можем себе даже представить, на что будем способны, если, ожесточившись, дадим место дьяволу, который использует нас как своё оружие, а потом нас же и уничтожит, если не физически, то уж, наверняка, духовно. Хотя мне тяжело вспоминать, насколько мерзкой, отвратительной и неблагодарной была я тогда в очах Божиих, тем не менее, не жалею, что пережила это, иначе никогда не смогла бы понять братьев и сестёр по вере, когда они в определенные моменты, дав дьяволу место, становятся настолько неузнаваемо другими, невыносимыми и отталкивающими, что по-человечески хочется расстаться с ними навсегда и, как говорится, “обходить десятой дорогой”. К счастью, это состояние обычно проходит, и когда Господь, явив Свою милость, открывает им духовные очи, они снова приходят в себя, изумлённые и потрясённые. Грех всегда ослепляет и делает человека безумным.
Но вернусь к событиям пережитой страшной ночи. Медленно приходя в себя после жуткой борьбы с дьяволом, поглощённая воспоминаниями я не заметила, как приблизилось утро. Зазвонил будильник, разбудив крепко спящего мужа. Стрелки часов показывали семь часов утра. Через дымку утреннего тумана пробивалось солнце. Субботний день обещал быть замечательным, однако в голове билась только одна мысль – как бы поскорей попасть на душепопечение. Я была не в состоянии ждать до вечера.
Во время завтрака нам сообщили, что сегодня состоится поездка на богослужение в Клеридж, и все сотрудники миссии вместе с гостями из Европы поедут туда на автобусах. В то время, как все другие радовались этому известию, мне хотелось плакать. Я рассчитывала уже утром отыскать Фридэля Штегена и попросить найти для меня время, чтобы излить своё сердце в душепопечительской беседе. А теперь это было невозможно, потому что через час он уезжал вместе со всеми. Голова болела так, что, казалось, расколется на части. Не только куда-то ехать, но и двигаться с места не хотелось, а тут ещё двухчасовая поездка в душном автобусе под палящим африканским солнцем! Но оставаться целый день одной в хижине я тоже не решалась. Поэтому мне ничего другого не оставалось, как только, быстро переодевшись, занять место в переполненном автобусе.
– Что с тобой сегодня? – взглянув на меня внимательно, спросил муж. – На тебе лица нет. Что-то случилось?
– Так... Ничего... – уклончиво ответила я. – У меня сильно болит голова и вообще очень плохо себя чувствую (мне не хотелось ему ничего рассказывать, не побывав на душепопечении).
Не знаю, как я пережила последующие несколько часов. Голова пылала, как в огне, вызывая мучительную, с трудом сдерживаемую тошноту. Когда автобус, наконец, остановился и мы направились к зданию церкви, я с трудом передвигала ноги, умоляя Господа дать мне силы, хотя бы просто отсидеть это собрание. Слов проповеди я уже не могла воспринимать. После богослужения муж, обеспокоенный моим ужасным видом, отвёл меня в сторону, под тень деревьев. Прислонившись к одному из стволов я внутренне взывала к Господу: “Отец! Умоляю, смилуйся надо мной и пошли сюда Фридэля Штегена, иначе я упаду”. Этот крик продолжал ещё безмолвно звучать в моём сердце, когда на дальней тропинке появилась фигура брата Фридэ-ля. Он явно спешил и быстрым шагом направлялся в противоположном от нас направлении. “Господь! – мысленно отчаянно закричала я. – Останови его! Разверни и приведи сюда к нам. Пожалуйста, покажи ещё в этом, что Ты явил ко мне Свою милость!”
В ту же секунду произошло чудо. Брат Фридэль, словно споткнувшись, вдруг остановился, нерешительно оглянулся, затем резко развернулся и пошёл в нашу сторону. Похоже, он и сам не сознавал, что делал. Увидев этот явный ответ на вопль моей души, я шёпотом попросила мужа отойти в сторону и робко шагнула на встречу к приближающемуся ко мне человеку.
– Брат Фридэль! – путая немецкие и русские слова, взволновано произнесла я. – Сегодня ночью Бог повелел мне пойти к Вам на исповедь. Если я этого не сделаю, дьявол меня уничтожит.
Больше я ничего не смогла сказать. Силы оставили меня и я расплакалась. По-видимому, мой измученный вид говорил красноречивее слов, потому что, взглянув мне в лицо, Фридэль быстро произнёс:
– Хорошо. Придёшь в мою комнату для душепопечения сразу же по возвращению на Ква Сизабанту.
С этими словами он повернулся и исчез в первоначальном направлении.
Дальше всё происходило как в тумане. Кажется был обед, но мне было не до него. От мысли о предстоящей обратной дороге в переполненном душном автобусе становилось плохо. Видя моё состояние, меня посадили в какую-то частную машину, которая по дороге забарахлила и встала. Проезжавшая мимо нас машина притормозила и из неё, к моему удивлению, вышел Фридэль Штеген. Какое-то время вместе с шофёром он что-то делал в машине, которая, наконец, снова завелась. Занимая своё место за рулем, он увидел меня, тут же узнал и, видя мой плачевный вид, озабочено произнёс: “Мы встретимся сразу же по приезду на миссию”. Всю оставшуюся дорогу я мысленно повторяла: “Господь, пожалуйста, дай мне силы доехать и сделать то, что мне нужно сделать”.
Приехав на место, я вышла из машины и, шатаясь, побрела к бараку, благодаря Бога, что автобус ещё в пути и потому не придётся ожидать в очереди. Брат Фридэль пришел через несколько минут, пригласил войти и предложил сесть. Что со мной было, трудно описать. Захлёбываясь слезами, от волнения с трудом подбирая немецкие слова, я рассказала, что не хотела идти к нему на душепопечение и что произошло со мной сегодня ночью. Подав стакан воды, он медленно произнес: “Три года я молился о тебе с того момента, как увидел в первый раз, после вашего приезда в Германию”. Не в силах сдержать охватившее меня чувство благодарности, я только прошептала “спасибо” и пересохшими губами приникла к стакану.
Кто никогда не пережил глубокого умаления и подобного рода исповеди, тот едва ли поймёт, о чём я сейчас говорю. Никогда в жизни я не испытывала такого мучительного осознания своей греховности, своего ничтожества и своей недостойности. Никогда сердце моё не было так сокрушено и разбито. Никогда ещё, исповедуя грехи в тайной молитве к Богу, я не плакала так, как плакала в тот день. Не знаю, что мог понять Фридэль Штеген из моей путанной, сбивчивой исповеди, состоявшей наполовину из немецких, наполовину из русских слов, но не сомневаюсь, что Господь слышал и понял всё.
Когда я, наконец, умолкла и перестала плакать, душепопечитель склонился и коротко помолился так: “Господь! Ты слышал всё, что сказало Твоё дитя и Ты понял её. Прошу Тебя во Имя Твоё, прости ей эти грехи и омой кровью Твоей святой! Очисти, освяти и сними тяжесть с её души. Благодарю, что Ты услышал меня. Аминь”.
Поверите или нет, но мне показалось, что под этим словом “аминь” само небо поставило печать. В ту же секунду бремя грехов, которое тяжким грузом лежало на душе много лет, упало с моих плеч. Счастливый вздох облегчения сорвался с моих губ. Казалось, я способна была взлететь. Изумлённая, я не знала, что сказать, веря и не веря, что это – реальность. Как это так, чтобы простая, короткая молитва имела такую силу! В этот момент я, наконец, поняла значение слов Священного Писания: “много может усиленная молитва праведного” (Иак. 5:16). Невольно в памяти встала картина пророка Ильи, молящегося Богу у жертвенника на горе Кармил: “Я раб Твой и сделал всё по слову Твоему. Услышь меня, Господи, услышь меня!” (3 Царств 18:36, 37). В ответ на это с неба ниспал огонь Божий, подтверждая, что молитва услышана.
В жизни людей бывают моменты, когда в короткие минуты или даже секунды вдруг становится ясным то, на что они искали ответ долгие годы. Так было и со мной. Всё ещё плача, но теперь уже не в отчаянии, а от радости, я снова и снова повторяла: “Благодарю, Господь, что Ты открылся мне! Благодарю Тебя за прощение и милость!”
Так начался мой процесс очищения. В последующие оставшиеся две недели нашего пребывания на Ква Сизабанту Господь продолжал почти непрерывно открывать мне моё сердце, полагая Свой перст на всё, что оскверняло мою душу и что, как я думала, давным-давно “поросло травой”. К примеру, Он напомнил мне момент из раннего детства, о котором я совершенно забыла. Перед мысленным взором предстала картина нашей кухни в России и я, сидевшая за столом, на который мама положила конфеты, чтобы разделить их на всех нас, шестерых детей. Когда она на минуту вышла, я схватила одну конфетку и быстро спрятала её в кармане. “Ты – воровка”, – сказал моему сердцу Господь. – Понимаешь, что ты – воровка”. Потом ещё один случай и ещё... Бог показывал все моменты в моей жизни, когда я что-то брала без спроса или разрешения. Я никогда не считала себя воровкой и, пожалуй бы, обиделась, если бы кто-нибудь осмелился меня так назвать. Но теперь, когда такое определение мне дал Сам Господь, я не могла противиться. Вспомнилось, как работая в поликлинике, я брала оставшиеся бинты, вату и спирт, который в конце месяца предлагали медицинские сестры, потому что все остатки можно было списывать. Если говорить честно, то в системе бывшего Советского Союза все, мы, за редким исключением, были воры. Ведь всё было государственное, общественное, а значит – наше. И люди брали с работы всё, что “плохо лежит”, даже не думая, что воруют, или придумывая этому самые благочестивые объяснения.
В следующий раз в памяти всплыла такая картина: закрытая комната и я, совсем ещё малышка, заглядывающая в замочную скважину, чтобы увидеть, что там происходит. “Помнишь?” – прозвучал в сердце вопрос. Да, я вспомнила. Но как бы не хотелось вспоминать! Ведь при этом сгораешь от стыда. Так, шаг за шагом, проводил меня Господь по моей жизни, начиная с детства. Только тогда я поняла, насколько грешным может быть уже маленький ребёнок, хотя внешне выглядит ангелом. Снова и снова было побуждение принести в свет свои грехи, и каждый раз я чувствовала после исповеди несказанное облегчение. Наконец-то я поняла тех, кого увидела когда-то на открытке, и тех, кто выходил из душепопечительских комнат с просветлёнными от радости лицами. Теперь мне было известно, что за этими дверями происходит. Когда становилось трудно, я утешала себя мыслью, что осталось ещё совсем немного и моё очищение закончится. Неразумная, я не знала тогда о том, что это было только началом.
А миссионерская станция жила своей жизнью. Одни гости уезжали, другие приезжали. Новые встречи, новые знакомства. Каких только людей мы там не видели, и у каждого за плечами своя жизнь, свои трудности и проблемы, приведшие его сюда в поисках их решения. Никто никого не спрашивал, из какой он общины и какого вероисповедания, никто не старался переубедить или навязать своё мнение. Всем проповедовалось одно и то же, и основной темой всех проповедей являлась проблема греха и необходимость очищения и освящения. Нужно сказать, что это именно то, о чём в общем-то редко услышишь в традиционных и номинальных церквах, где отдаётся явное предпочтение темам милости и любви Божией, прощения и спасения по благодати. Разумеется, это тоже правильно, только есть нечто, что делает нас несчастными и разделяет с Богом. Этим “нечто” является грех, вошедший в жизнь человека почти от начала и сделавший его игрушкой в руках сатаны. Возможно, оттого и тянутся к такой проповеди ищущие души, сознающие своё несовершенство и бессилие в борьбе с грехом. Кто знает, не по этой ли причине толпы грешников шли когда-то в пустыню, чтобы услышать пламенные речи Иоанна Крестителя, который безжалостно изобличал и обнаруживал грех.
Все гости Ква Сизабанту ели одну и ту же простую пищу, состоявшую из хлеба, кукурузной каши на воде, фасоли или риса с зелёным салатом и каким-нибудь простым соусом. Раз в неделю давалось мясо. В длинной очереди за едой стояли судьи, врачи, пасторы, учителя, фермеры, студенты, учащиеся, домохозяйки и простые рабочие. Национальные и социальные различия в счёт не брались. Каждый день на станции бывало от нескольких сот до тысячи человек, на воскресные богослужения приходили и приезжали на машинах, автобусах и грузовиках – тысячи.
Там, на Ква Сизабанту, в том памятном 1986 году мы встретили Рождество и Новый 1987 год. Впервые в жизни я отмечала эти праздники не в зимнюю стужу, а в знойно-жаркое лето. Сразу же после Нового года меня неожиданно пригласили в кабинет Эрло Штегена. Я терялась в догадках, что бы это могло значить, потому что лично с ним до сих пор была незнакома. Когда мы с мужем в назначенное время пришли к нему, он сказал, что я – первая русская, приехавшая на Ква Сизабанту. “Немцы из России у нас уже не раз были, – пояснил он, – а вот чисто русских здесь ещё не видели. Людям племени зулу будет интересно посмотреть, как выглядит русская, поэтому не согласишься ли ты рассказать им своё свидетельство?”
Ну и ну!.. Это было для меня, как снег на голову. Я поинтересовалась, когда он это планирует, и услышала в ответ: “Ты должна быть готова в любой момент”. Интересно, но на миссионерской станции, кажется, вообще не умели планировать. Всё там происходило спонтанно и нужно было быть, действительно, всегда ко всему готовым. Впрочем, со временем к этому так привыкаешь, что воспринимаешь как само собой разумеющееся.
Через день после нашего разговора Эрло Штеген объявил с кафедры, что в зале находится русская женщина, которая расскажет своё свидетельство и все смогут услышать, как звучит русская речь. Хорошо, что я успела предупредить своего переводчика, который тут же поднялся и вышел со мной вперёд к кафедре. Помню, что я рассказывала не столько о себе, сколько о России и русском народе, который я очень люблю и скорблю, что он более семидесяти лет прожил в атеистической системе, лишённый Бога и Благой Вести Спасения. Я рассказала также сон о Ква Сизабанту, который видела семь лет тому назад в Эстонии, об открытке, ожившей во сне, и о том, что сказал мне голос с неба в ответ на желание побывать здесь. “С тех пор прошло ровно семь лет, – закончила я, – и вот, наконец, я здесь”. При этих словах в задних рядах резко поднялась какая-то женщина и стремительно выбежала из зала. В тот момент я не обратила на неё внимания, но после собрания она подошла ко мне и, заговорив по-немецки, протянула мне ту самую открытку с вопросом:
– Её Вы видели во сне?
– Да, это именно та открытка.
– Должна Вам сказать, что ровно семь лет тому назад мы с мужем были здесь, на Ква Сизабанту, в первый раз и тогда он сделал это фото, которое, по возвращению в Германию, издал как открытку. Сегодня мы приехали сюда во второй раз и находимся здесь всего несколько часов, – взволнованно продолжала она. – Поэтому можете себе представить, как тронул меня сейчас Ваш рассказ! Мы не могли даже предполагать, что где-то вдали, в чужой стране, Бог заговорит через изданную нами открытку к какой-то душе, а затем совершит чудо, дав возможность встретиться и увидеть друг друга. Сегодня, именно сегодня! В день, когда мы приехали! Ведь Вы могли бы рассказать своё свидетельство немного раньше, когда нас здесь ещё не было, и мы никогда не узнали бы об этом. Не знаю, что это значит для Вас, но для нас с мужем это поистине чудо!..
Женщина ещё что-то говорила и говорила, но я её уже не слышала; и вовсе не потому, что не разделяла с ней радости, а потому, что всего полчаса назад пережила что-то потрясающее, что должно было в корне изменить всю мою последующую жизнь. А произошло следующее.
Как только я закончила свидетельство и прошла к своему месту, случилось что-то непонятное. Неожиданно наступила мёртвая тишина. Я видела, как двигались уста проповедника, произносящего слова проповеди, видела также движение губ сидевшего рядом со мной переводчика, но ничего не слышала. Все звуки зала были как будто отключены и меня окружила полная тишина, в которой внезапно раздался отчётливый голос:
– Людмила, ты говорила сейчас, что любишь свой народ. Докажи Мне, что ты его любишь.
– Доказать?! Тебе?!.. – беззвучно переспросила я мысленно, нисколько не сомневаясь, что слышу голос Божий. – Но как я могу это сделать?
– Напиши книгу.
– Книгу?.. Какую книгу?!
– Донеси эту проповедь до твоего народа в России.
– Но, Господи! Я ведь врач, а не писатель! Я не умею писать!
– Я помогу тебе.
– А что это должна быть за книга?
– Книга, составленная из проповедей и свидетельств Эрло Штегена.
– Да, но я говорю только по-русски, а он проповедует на других языках.
– Не бойся. Я помогу тебе...
Голос умолк так же внезапно, как возник, и я снова стала слышать то, что происходило в зале. Мой переводчик продолжал переводить. Ни он, ни сидевший рядом со мною муж, ни окружавшие нас люди ничего не заметили и никакого голоса не слышали. Таким образом мне дано было поручение, точнее сказать повеление, которое я должна была исполнить.
Я сидела потрясённая, пытаясь справиться с потоком нахлынувших мыслей: “Как это делается? Каким образом пишется книга? Почему для этого Господь избрал меня, не владевшую немецким языком, хотя в Германии живёт много немцев из России, прекрасно говорящих по-русски? Почему это должна сделать именно я? Кроме того, я ведь просто недостойна? Теперь, когда у меня открылись духовные очи и я смогла увидеть себя грешной и ничтожной, разве могу я взяться за такую книгу?! Нет, не могу! Не имею права! Но подожди, Людмила. Ведь это же Господь тебе повелел! Как ты можешь не повиноваться Богу, если всего несколько дней тому назад, в страшную ночь борьбы с дьяволом, умоляла Его даровать тебе шанс?! Только один шанс!.. Разве можешь ты после этого сказать Ему “нет”?! Хорошо, что проповеди и свидетельства Эрло Штегена на немецком языке есть на кассетах, которые можно использовать для книги. Да, но я не владею немецким языком. Ведь до сих пор мне постоянно кто-то переводит. Как же я могу браться за книгу? Даже если буду пользоваться справочниками и словарем, всё равно не смогу перевести точно, а это значит неправильный перевод пойдёт в Россию. Нет, такое недопустимо! Это слишком ответственно! Дать миллионам людей в руки то, что, возможно, написано неправильно! Нет, на такое я не могу пойти! Не могу!..”
Однако сердце продолжало чутко улавливать голос Божий, который говорил: “Не бойся. Я помогу тебе”.
На следующее утро я подошла к своему переводчику и, не вдаваясь в подробности, попросила пойти вместе со мной к Эрло Штегену. Вскоре мы увидели его у главного здания миссии. Подойдя, я коротко сказала ему, что хотела бы, чтобы люди в Советском Союзе узнали об этом пробуждении в Африке, ни словом не обмолвившись о том, что пережила вчера на собрании. В ответ Эрло Штеген посоветовал перевести на русский язык книгу доктора теологии Курта Коха “Gott unter den Zulus” (“Бог среди зулу”). На этом разговор закончился, и я вернулась в хижину с мыслью, что Бог мне сказал другое.
Месяц нашего пребывания на Ква Сизабанту подошёл к концу, и вот мы снова на борту большого авиалайнера, уносящего нас из жаркого африканского лета в холодную европейскую зиму. Возвратившись домой, я не взялась сразу за работу над книгой, потому что меня снова охватил страх, что из этого ничего не получится. Слишком уж нереальным, по-человечески, выглядел этот замысел. Если бы это происходило в России или, по крайней мере, где-то среди русскоговорящих, тогда всё выглядело бы иначе. Я могла бы узнать, уточнить, поговорить, расспросить и так далее. Здесь же, незнание немецкого языка закрывало мне рот. Кроме того, я не имела ни малейшего представления о том, как пишется книга, какие для этого существуют правила и принципы. В общем, писательское искусство было для меня “тёмным лесом”. И никого из людей, кто мог бы мне помочь или хотя бы подсказать, у меня не было. Всё чаще одолевали мысли, что я недостойна браться за это дело. Так прошло три месяца.
Наступила весна и Эрло Штеген снова приехал в Германию со своими сотрудниками. В одном из городов, куда мы с мужем приехали на проходившее там богослужение, чернокожий зулу рассказывал своё свидетельство. Он говорил, что всю жизнь мечтал быть врачом, но когда однажды в школе учитель спросил его, кем он хочет стать, он выпалил неожиданно для самого себя – “проповедником Евангелия”, хотя в то время был язычником. Спустя несколько лет после этого, когда он учился в университете на медицинском факультете, Господь напомнил ему слова, сказанные в детстве, и дал понять, что в этом и состоит его призвание. Когда чернокожий брат об этом рассказывал, в памяти всплыла забытая картина моего детства: школьный коридор и вопрос двух учительниц, кем я хочу стать, мой полушутливый ответ – “артисткой” и услышанный вслед за этим неведомый голос, сказавший: “Артисткой? Нет, ты будешь писать книги”. Как ни странно, все прошедшие с тех пор годы я ни разу не вспомнила об этом. Не пришло мне это на память и на Ква Сизабанту, когда Бог повелел написать книгу, подтвердив тем самым призвание, которое открыл ещё в детстве. Теперь же, в дни мучительной борьбы с самой собой, во время богослужения эта забытая картина детства настолько живо встала перед моими глазами, что я чуть не вскрикнула. К стыду своему должна признать, что в голове тут же мелькнула мысль: “Значит, я должна писать не только о других, но и за других, всё время оставаясь в тени чужого имени” – и тут же услышала в сердце вопрос: “А ты хотела бы стоять в свете собственной славы?” Стало ужасно стыдно за свое тщеславие и я могла лишь сказать: “Прости меня, Господь! Пожалуйста, прости! О, какая же я негодная! Со всеми своими грехами я действительно недостойна браться за этот труд”.
Хотя через это напоминание я получила, казалось бы, явное подтверждение своего призвания, мучения всё же продолжались. Было ли это предчувствие того, что мне пришлось потом пережить, я не знаю, но душа уже тогда перед чем-то трепетала. Так, в непрестанной внутренней борьбе проходили дни, недели, месяцы. Мысль, что я могу потерять последний шанс, вымоленный в ту страшную ночь у Бога, не давала мне покоя. Стараясь заглушить внутреннюю боль, я пыталась найти для себя применение в чём-то другом и решила готовить на кухне в общине, которую мы тогда посещали, затем взялась шить для нужд миссии. Однако, что бы я ни делала, в сердце неотступно звучал голос, который снова и снова повторял: “Это не твоё призвание. Ты делаешь не то, что должна делать. Ты бежишь, словно Иона, от лица Господня”. Мне было очень тяжело, но я ни с кем не делилась своими переживаниями. По прошествии четырех месяцев, на одном собрании Господь удивительным образом сказал мне следующее: “Людмила! Ты можешь многое делать для Меня, но без Меня; и за всю свою жизнь не исполнить того единственно главного, для чего Я тебя призвал”.
Эти слова положили конец моим колебаниям. Спустя два дня после этого, гуляя с мужем, я рассказала ему о том, что несколько месяцев камнем лежало у меня на сердце. Не было сомнения в том, что если я возьмусь за работу над книгой, это будет означать, что вся забота о наших финансах ляжет только на него, причём не только на пару лет, но, возможно, на всю последующую жизнь.
Муж принял это известие на удивление спокойно. Помолчав, он только сказал: “Если ты совершенно уверена, что это – воля Божия, тогда делай то, что говорит тебе Господь”. С тех пор прошли многие годы, но ни разу, как бы трудно порой нам финансово не было, он не взял своих слов обратно, за что я безмерно ему благодарна.
В Книге пророка Исайи 8:11 есть такие слова: “Ибо так говорил мне Господь, держа на мне крепкую руку”. Когда говорит Бог, убежать невозможно. Если однажды тебя достигает голос Божий, ты не можешь ошибиться в той настойчивости, с которой он звучит на понятном тебе языке. Призыв Божий достигает нашего сердца путём слуха или путём жизненных обстоятельств, или ещё каким-то иным образом. В момент призыва Бог приходит с правом на всего тебя, и с этой минуты вся последующая жизнь будет подчинена твоему призванию. Видение, которое Апостол Павел увидел на пути в Дамаск, не было временным, мимолётным душевным переживанием, но чем-то, что давало ему ясные и определенные указания. Встретив Савла на пути, которым он шёл, Бог сказал ему: “Ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что увидел и что Я открою тебе” (Деян. 26:16). Говоря иными словами, Господь дал понять ему следующее: “Вся твоя жизнь будет подчинена Мне, и у тебя не будет больше другой цели, других стремлений и желаний кроме Меня, потому что ты – Мой избранный сосуд”. Ответом на этот призыв и избрание к служению был решительный шаг отдачи и полного повиновения: “я не воспротивился небесному видению” (Деян. 26:19). То же самое пришлось сделать и мне, о чём я, не смотря ни на что, ни разу не пожалела.
Думаю, что нам всем необходимо найти своё место в жизни. В духовном отношении мы находим его тогда, когда принимаем служение, данное Господом. Радость приходит от исполнения того, для чего я был сотворён и рождён свыше. Радость нашего Спасителя Иисуса Христа состояла именно в том, что Он совершал дело, для которого был послан Отцом на землю. Если мы принимаем служение от Господа, тогда должны быть верны Ему и дорожить жизнью только постольку, поскольку она помогает совершать это служение. Ведь как приятно будет в вечности услышать слова: “Хорошо, добрый и верный раб!” и узнать, что исполнил всё, для чего был послан.
Освальд Чемберс говорит о призвании так: “Спасение и призвание – это совершенно разные вещи. Спасение является независимым действием Бога и осуществляется посредством креста Христова. Ученичество же заключается в избрании и происходит по выбору, после чего следуют условия, которые можно принять или не принять. Тот, кто согласится на эти условия, становится учеником. Призванных на служение не спрашивают, что они намерены делать или куда идти. Бог делает их ломимым хлебом и изливаемым вином по Его изволению. Быть избранным для благовестия – значит быть тем, кто услышал Божий призыв. При этом все личные стремления в корне пресекаются, все желания сердца подавляются, все виды на будущее стираются и уничтожаются. Остаётся только одно – избрание к служению, и горе тому, кто, зная волю Божию, попытается идти в другом направлении!”
Дорогой читатель! Если Бог избирает тебя для чего-то определённого, явно открыв Свою волю, тогда отвергни все другие влечения и всецело посвяти себя только одному этому служению.
Библиотека христианской литературы