Наша натура заставляет нас мечтать об отдыхе, иными словами, о восстановлении жизненных сил. - Св. Августин
C тех пор как в первой главе я (Брент) впервые задал вопрос: "Что же мне, как христианину, следует делать всю оставшуюся жизнь?", мы на протяжении десяти глав прослеживали сюжетную линию Священного романа. Надо думать, что этот вопрос постепенно терялся у вас из виду по мере того, как сюжетная линия Священного романа завладевала вашим вниманием. Но теперь нам надо вернуться к нему, учитывая роль, отведенную нам Богом в Священном романе. Есть что-то пугающее в мысли, что мы действительно возлюбленные Божьи, Невеста, которую Он готовится принять во всей ее красоте перед небесным двором. Есть что-то радостное в мысли, что Он в Своей необычной благости использует даже драконов и паразитов, чтобы высвободить нашу истинную сущность как сыновей и дочерей Божьих, как Невесты Христовой. Ведь мы Его Суженая и уже получили первое семя Его любви в Его Духе, Который пребывает в нас.
Любое ухаживание, по крайней мере здоровое, приводит к более глубокой сердечной близости, которая становится основой для духовных, эмоциональных и физических взаимоотношений. Первый вопрос традиционных конфессий проверяет, насколько хорошо мы понимаем эту чудесную истину, и звучит так: "Какова главная и конечная цель человека?" А ответ такой: "Познавать Бога и наслаждаться этим познанием вечно".
Если бы мы жили в эпоху Просвещения, то этот ответ не поразил бы наше воображение. Слово "познавать" стало ассоциироваться с интеллектуальной деятельностью, поэтому, когда нам говорят, что Бога надо "познавать", у нас возникает представление, что мы должны узнать о Нем как можно больше. Со вздохом мы обдумываем, какую книгу купить или в какую группу по изучению Библии записаться, чтобы как можно лучше понять, какие качества присущи Богу. А что если мы присядем за столик в кафе и подслушаем разговор невесты с женихом?
О н а. Я так жду дня нашей свадьбы. Я так люблю тебя. Как же мне хочется чаще видеть тебя. Я так много хочу о тебе узнать.
О н. Да, дорогая, я понимаю. Я как раз собирался послать тебе книгу, которая расскажет тебе о моей жизни. Уверен, ты много почерпнешь из нее.
О н а. Я буду рада прочитать ее. Но я просто хочу держать тебя за руку. (Весело улыбаясь, продолжает говорить ему еще что-то.) Я просто хочу поцеловать тебя.
О н. Конечно, конечно, любимая. Позволь мне послать тебе кассету, где раскрывается значение физического влечения на разных стадиях ухаживания. Уверен, она окажется полезной тебе.
О н а (немного разочарованно). Это очень любезно с твоей стороны, дорогой. Но я жду не дождусь дня нашей свадьбы. Я так сильно хочу быть с тобой. Я мечтаю, чтобы мы были "вместе", понимаешь, день и ночь.
О н. Да, близость - это важно. Я бы хотел отправить тебя в выходные на семинар, который действительно будет тебе полезен.
К этому времени большинство из нас скажет: "Что это за труп? Этот парень не имеет ни малейшего представления о том, как любить женщину. Почему бы ей не бросить его ради того, в чьих жилах течет кровь?" И тем не менее зачастую именно так мы развиваем наши отношения с Богом. Нам кажется, что Он похож на того мужчину в кафе, поэтому мы вздыхаем, пытаясь отогнать чувство разочарования, и продолжаем вести жизнь праведного христианина. Но послушайте-ка вместе со мной фрагмент другого диалога между влюбленными:
В о з л ю б л е н н ы й. О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные.
В о з л ю б л е н н а я. О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! И ложе у нас - зелень.
В о з л ю б л е н н ы й. Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоей миловидностию! …Уста твои, как отличное вино.
В о з л ю б л е н н а я. Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его. Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его. Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах…
Разве этот диалог не захватывает ваше воображение? Разве вам не хочется последовать за этими влюбленными, просто чтобы побыть рядом с этой страстью? Этот диалог не из последнего дешевого любовного романа, а из Песни Песней Соломона. Бог дал нам ее не для того, чтобы подглядывать в окно спальни за любовными утехами Соломона и царицы Савской. Как только мы отвернемся от этого окна и заглянем Ему в глаза, мы увидим, что именно такую страсть Он испытывает к нам и ждет от нас взамен. Эта близость еще более чувственная и необычная, чем секс сам по себе.
Многие из нас побежали бы навстречу Богу в этом случае, если бы только знали, где Его найти. Но где… как найти Его для такой близости? И к тому же мы не можем за минуту превратиться из путешественников в любимых. Сначала нужно начать диалог отца и сына (или дочери), затем установить дружеские отношения. И только потом раскрываться навстречу любви. Между тем сердца некоторых из нас были иссушены извращенным желанием тех, кому следовало бы любить нас платонически; тех, кто использовал нашу жажду любви, чтобы эмоционально и физически насиловать нас. Поэтому многие страшатся утолить эту жажду. Наше сердце ожесточается и не смягчится до тех пор, пока не получит исцеления. И все же в отношениях с Богом нужно отважиться на близость, подобную близости в браке, - это то, чего Бог хочет от всех нас, и поэтому нам так важно знать, как будут развиваться наши отношения с Ним.
Когда мы впервые думаем о том, чтобы установить отношения с Богом, то, возможно, представляем, что Он каким-то образом ошеломит нас, поразит чем-то ярким и удивительным, так, как пытаются поступать многие из нас в период ухаживания. Он показал Иакову, как ангелы нисходят и восходят на небеса; Он сделал так, что Чермное море расступилось перед Моисеем, и задержал солнце на сутки, чтобы израильтяне смогли выиграть сражение. Он определенно производил неизгладимое впечатление. Вы же хотите узнать, каким Он будет, когда вы окажетесь с Ним наедине. А может, Он так никогда и не снизойдет до вас?
Два отрывка из Писания представляют Бога с совершенно разных сторон. В Книге Откровение (2:17) Иоанн рассказывает, что, когда мы попадем на небеса, Бог даст нам белый камень, где будет написано имя, которое знает лишь Он; имя, которым один любящий зовет другого, когда они наедине, а значит, о нем известно только им двоим. Второй отрывок мы находим в Третьей книге Царств (гл. 19), где говорится о том, как пророк Илия убегает от гнева Иезавели, испуганный и усталый. Она пыталась убить его с того момента, как он уничтожил ее пророков. Бог милостиво обошелся с Илией, дважды послав ему хлеб и воду. Илия, подкрепившись, шел сорок дней и сорок ночей, пока не достиг Божьей горы Хорив, где вошел в пещеру, чтобы переночевать. Бог разбудил его и выслушал жалобы о том, как нелегко быть пророком Божьим. Илия был очень утомлен и нуждался в ободрении. Сначала сильный ветер раздирал горы и сокрушал скалы, затем последовало землетрясение и огонь. Но не в этом был Господь. Наконец Илия услышал "веяние тихого ветра". И в этом тихом ветре он нашел Бога.
Так и с нами. Бог не "где-то там", Он не собирается проявлять Себя каким-то драматическим образом, общаться с нами через землетрясения, огонь или небесные знамения. Он хочет спокойно говорить с нами в нашем сердце Духом, находящимся в нас. Именно Он шептал нам о Священном романе. Что вы слышите, когда вслушиваетесь в тихий, спокойный голос? Узнаете ли вы вообще этот голос, когда прислушиваетесь к своему сердцу?
Когда я впервые стал прислушиваться к своему сердцу, то чаще всего слышал или чувствовал беспокойство, смятение, когда, казалось, десятки, если не сотни бессвязных и разрозненных мыслей роились в моей голове. Кусочки и частички моей маленькой истории мелькали передо мной: то, что другие люди думали обо мне, или то, что мне надо было сделать, чтобы покорить их. Злость, себялюбие, похоть по очереди заполняли мое сердце.
В действительности, когда я впервые стал прислушиваться к своему сердцу, я часто слышал болтовню и сплетни моих старых вероломных "возлюбленных" и ничего больше. Казалось, я никогда не найду ни покоя, ни отдыха. Если я старался успокоиться, то моя душа была как перышко на ветру, перелетающее с места на место без какой-либо цели или направления. Я практически терялся в шуме и мраке. Теологи называют это состояние "онтологической легковесностью", которая наступает, когда мы перестаем что-либо "делать" и просто слушаем свое сердце. Постепенно я начал понимать, что до этого момента моя индивидуальность проявлялась лишь в какой-либо деятельности.
Многие согласятся со мной, если обратят внимание на то, как мы судим о людях по их склонностям, по тому, как они выбирают церковь или как отдыхают. Когда мы пытаемся понять, что за человек перед нами, то обычно спрашиваем, чем он занимается. Я - консультант. Ты - бизнесмен. Так мы привыкли думать друг о друге. В религиозной сфере вопрос может принять иную форму: во что мы верим? Энн Джонс верит в консубстанцию, поэтому она лютеранка. Ты веришь в пять пунктов кальвинизма, значит, ты пресвитерианин. Джон Смит посещает богослужения, не отличающиеся особой строгостью формы, значит, он придерживается веры евангельской.
Вся наша американская культура заражена онтологической легковесностью, которая проявляется в чопорности и помешательстве на здоровом образе жизни и карьере. Когда это становится смыслом существования, мы подавляем свою душу, разрушаем свою личность и делаем невозможными любые серьезные взаимоотношения. Такое существование держится только на действии, и в нем проявляется наша индивидуальность. Как только люди, зараженные онтологической легковесностью, прекращают свою деятельность - их индивидуальность теряется.
Однако мы не можем прекратить свою деятельность и жить, слушаясь лишь своего сердца. Мы пытаемся самоутвердиться, став компетентными в какой-либо области. Общая идея Дейвида Леттермана, которую он высказал в последнем интервью, в основном сводилась к тому, что он чувствует себя самим собой лишь в те двадцать четыре часа, которые не заняты шоу. Если его последнее шоу было удачным, он чувствует себя хорошо. Если публика принимала его плохо, он разбит и подавлен. Женщины в нашем обществе, несмотря на растущий феминизм, часто пытаются самоутвердиться, получив признание своей внешней красоты. Мерилин Монро, уже давно став знаменитой, ходила по ночным клубам, надев черный парик, чтобы проверить, может ли она по-прежнему привлекать мужчин как Норма Джин. Как только с ней переставали флиртовать, она начинала чувствовать душевную пустоту, даже после того, как за ней закрепилась слава самой красивой женщины в мире. Эта пустота в конце концов поглотила ее.
Мы, христиане, часто чувствуем смутное беспокойство из-за своей онтологической легковесности, даже когда молимся. Мы замечаем, что просим Бога "сделать" что-то или помочь нам "сделать" это. Наши молитвы, кажется, исходят откуда-то с поверхности кожи, а не из глубины души. Мы уходим, чувствуя, что общения не получилось, что наша ноша не стала легче, и это на самом деле так.
Когда мы грешим, то тоже самоутверждаемся в маленьких романах, которые дают нам мгновенное удовлетворение без потери контроля над Стрелами. Часто, когда речь идет о грешнике, мы говорим, что он стал "пустым", с сожалением отмечая, что он утратил что-то самое существенное в себе. К. С. Льюис в своем романе "Великий развод" еще раз показывает состояние тех, кто никогда не находил себя. Когда жители ада попадают на небесные окраины и выходят из автобуса, то небесная трава кажется им такой реальной, что причиняет боль их ступням во время ходьбы. Они стали призрачными духами, которым надо приложить огромные усилия для того, чтобы просто ступить на небесные луга. Большинство из них возвращается в автобус, предпочитая адский "комфорт".
Мы тоже ощущаем духовную жизнь не как любовный роман, а как нечто обременительное, тяжелое, изматывающее и чуждое нам в нашем состоянии онтологической легковесности. Иисус позвал нас как Своих возлюбленных и сказал: "Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Мф. 11:28-30).
И тогда я ответил: "Я не знаю, как найти покой в Тебе, Иисус. Когда я пытаюсь обратиться к Тебе, то все, что я вижу, - это протянутые руки моих старых любовников, которые призывно машут, просят и соблазняют меня вернуться к ним. Все, что я могу слышать, - это гул их голосов. Где же Ты в этой абсолютной сумятице?"
Два года назад, утомленный трехгодичной духовной битвой, я пришел к тому, что задал вопрос так: "Иисус, если Твой Дух живет во мне как Дух Святой, мой Утешитель, почему я так часто чувствую себя одиноко, а Ты кажешься таким далеким?" И ответ Иисуса я нашел в Евангелии от Иоанна (15:5): "Я есмь Лоза, а вы - ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего". Иисус сказал: "Духовная жизнь требует большего, чем просто не грешить и творить добро. Для того чтобы жить в Царстве Небесном, вы должны жить во Мне".
"Если я не пребываю в Иисусе, то где же я пребываю?" - спросил я себя.
Я начал замечать, что когда я устал или чем-то обеспокоен, то в моей голове всплывают определенные фразы, которые ведут меня в какое-то знакомое место. Путешествие в это место часто начиналось для меня с чувства беспокойства, которое заставляло меня двигаться, как будто внутри меня было что-то такое, что надо было выразить словами, но я не мог ухватить суть. Я переживал это "что-то" как тревогу, одиночество и необходимость общения с кем-то. Если контакта не получалось, то я начинал говорить что-то типа: "Жизнь - мерзкая штука. Почему она всегда так нелегка? Ничего никогда не изменится". Если никто не замечал моей борьбы и не интересовался, что со мной, то эти мысли приходили снова и снова и становились все более циничными: "Разве кому-то есть до этого дело? Жизнь - просто шутка". Удивительно, но когда я произносил этот последний приговор, мне становилось легче. Тревога заметно уменьшалась.
Моими "утешителями", местами моего пребывания были цинизм и бунт. Тут я чувствовал себя свободным, чтобы принять немного кокаина для души - посмотреть фильм с какими-то приятно возбуждающими сексуальными сценками, выпить чуть больше алкоголя за обедом - все то, что позволяло ненадолго почувствовать себя лучше. Я привык думать об этом просто как о вредных привычках. Но постепенно стал понимать, что за этим скрывается нечто большее: это места, где пребывает мой дух, это мои духовные утешители и друзья; иначе говоря, вероломные любовники.
Окончательно все прояснилось однажды вечером, когда я прочитал 15-ю главу Евангелия от Иоанна. Петерсон перевел слова Иисуса о пребывании в Нем так: "Если ты поселишься во Мне, а Мои слова - в тебе, то можешь быть уверен, что Я выслушаю тебя и исполню любую твою просьбу". Иисус сказал в ответ на мой вопрос: "Я поселился в тебе, Брент. Но ты по-прежнему находишь других утешителей и ходишь к ним. Ты должен научиться жить во Мне".
Я понял, что моей личности нужно потрудиться над тем, чтобы просто "оставаться дома".
Кроме того, мне стало ясно, что святость, к удивлению, приходит не от активных действий, а от способности "оставаться дома", такими, какими мы являемся, и там, где Бог вместе с нами. В действительности же нам лишь хватает смелости покинуть дом и жить как паломники. Если же мы осозна€ем, что наш истинный дом пребывает в нас, в Духе Иисуса Христа, то поймем, что надо лишь оставаться с Ним. И тогда Иисус будет изменять нас. Наша личность начинает сливаться с Его личностью не из-за того, что мы что-то делаем, а из-за того, что мы живем с добрым Другом вот уже несколько лет и просто приходим к выводу, что становимся похожими на Него.
Я начал понимать, что мне нужно предпринять другое паломничество сердца, чтобы научиться пребывать во Христе. О таком путешествии рассказал в своем стихотворении Джордж Макдоналд; я уже цитировал его в 9-й главе:
Как трудно духом нам подняться
Средь вечных мук толпы людской,
Чтоб Богу верными остаться
И не увлечься суетой.
Мы предпочтем скорей погибнуть,
Чем по тернистому пути,
Собрав всю нашу волю к жизни,
За светом Истины идти.
Хоть рождены мы духом свыше,
Но бодрствовать всегда должны,
Чтоб голос Божий ясно слышать
И не пойти дорогой тьмы.
Уходя в места своего пребывания - цинизм и бунт, я наполнял свое сердце тем, что на время заставляло одиночество отступать. Я предпочитал "скорей погибнуть", чем свернуть на незнакомую узкую тропу, которая ведет к пребыванию в Иисусе - Утешителе. Я стал отвергать циничные мысли, когда они приходили успокаивать меня, и заменять их словами веры: "Иисус, я не знаю, как мне излечиться от этой тревоги. Я даже не вполне понимаю ее. Но я не стану заглушать ее с помощью вероломных любовников. Я крепко держусь за Тебя и верю, что Ты исцелишь меня".
Временами я ощущал странное спокойствие. А иногда Иисус приводил мне на ум такие слова: "…только Я знаю намерения, какие имею о вас… намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду" (Иер. 29:11). Вместо того чтобы потакать своим вероломным любовникам, я начал сильнее натягивать вожжи и просто стоять в вере. Духовная борьба становилась все более напряженной, поскольку противник видел, что я не согласен с ним в том, что жизнь безнадежна, а значит, был готов сокрушить его главную (иногда хорошо укрепленную) цитадель в своем сердце.
Кроме этих ложных утешителей, к которым мы обращаемся, есть еще вероломные любовники, о которых я говорил в 9-й главе и которые пробираются в наше сердце, потому что они дают нам почувствовать нашу индивидуальность. Это может быть накопление богатства, стремление добиться признания благодаря своим знаниям, или красноречию, или физической привлекательности. Какой бы ни была эта маленькая история, как бы мы к ней ни привыкли, мы живем в страхе, что рано или поздно нас разоблачат и стянут с нас маску. Мы удваиваем усилия с целью предотвратить катастрофу и вновь из-за своей онтологической легковесности пытаемся заглушить сердечную тоску, самоутверждаясь в какой-либо области, но ощущаем духовную жизнь как нечто обременительное и изнуряющее. Мы не в состоянии гулять по лугам духовной жизни.
Мы все хотим быть чьими-то героями или прекрасными дамами, чтобы в наших взаимоотношениях был героический размах. И хотя принятые в обществе стандарты могут побудить нас к отрицанию этого, нам необходимо чувствовать себя свободными и открыто признать это желание. Это часть того сильного стремления, которое Сам Бог вложил в наше сердце, и глубинная составляющая каждого мужчины и каждой женщины. Вопрос в том, каким образом мы стремимся стать героями и героинями. Каждому из нас, как убедил нас враг, необходимы вероломные любовники и маленькие истории, чтобы обрести свою индивидуальность, да и просто чтобы выжить. И как только мы начинаем рассчитывать на них в своей жизни, враг принимается разрушать маленькие истории, чтобы мы оказались беззащитными в своей онтологической легковесности. Потом он издевается над нашей глупостью. Он буквально валит нас с ног завистью, тревогой, стыдом, унынием и отчаянием. Многие из нас духовно и эмоционально больны от того развития событий, который я только что показал. То, что теологи называют "онтологической легковесностью", Фрейд представил нам как "истерию". Нам более знакомо название "невроз". Иисус просто назвал это следствием прелюбодеяния.
"Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас", - сказал Иисус. Большинство из нас думает, что духовный рост потребует от нас большей активности, даже если наши сердца кричат, что эта ноша нам не по силам. Мы начинаем с еще большим рвением изучать Библию, заучивать отрывки из Писания или отдаваться христианскому служению, в страхе, что наша слабость станет очевидной для всех. Мы стараемся использовать любую небольшую историю, в которой живем, - компетентность, ораторское искусство, служение другим и так далее, - чтобы преодолеть пропасть между жизнью плоти и жизнью духа, в то время как лишь Христос может дать нам покой. Любое известное нам "делание" недостаточно весомо, чтобы позволить нам гулять по духовным полям Царства Божия.
Господь обратился к Израилю через пророка Исаию в тот момент, когда Израиль был окружен врагами и предпринимал все возможные усилия, чтобы умиротворить их, используя дипломатию, дары, переговоры и подкуп. Он сказал Своему народу:
"Ты ходила также к царю с благовонною мастью, и умножала масти твои, и далеко посылала послов твоих, и унижалась до преисподней. От долгого пути твоего утомлялась, но не говорила: "надежда потеряна!"; все еще находила живость в руке твоей, и потому не чувствовала ослабления" - Ис. 57:9-10.
Бог призвал народ израильский покаяться, признав свою слабость и беспомощность. Но вместо этого Израиль стал искать пути, чтобы использовать собственные возможности освобождения. Иисус говорил с народом об отдыхе и жажде. Фарисеи требовали, чтобы люди соблюдали постоянно умножающиеся религиозные законы и традиции, и наказывали тех, кто начинал роптать из-за слишком тяжелой ноши. Они вели людей в направлении прямо противоположном тому, где находилось их спасение - а спасение их было в признании своей слабости. И пока человек не перестанет надеяться на свои силы, он не сможет позвать Бога и получить прощение и исцеление.
Многие современные церкви действуют по той же схеме, что и фарисеи. Когда люди умоляют об общении и отдыхе, мы просим их провести еще одно воскресное собрание для детей. Когда они спотыкаются под непосильным грузом, мы увещеваем их обратиться к Писанию или посвятить себя служению другим. Кто-то спросил однажды, что произойдет, если вся деятельность, мотивированная чувством вины, в один прекрасный день прервется на шесть месяцев. Большая часть современных церквей придет в упадок, как произошло с фарисеями, когда они увидели крах своей религиозной системы. Когда Иисус говорил о жажде и отдыхе, он отсылал людей к реальности их сердец.
Невозможно жить духовной жизнью в состоянии онтологической легковесности, потому что в этом случае сердце и разум становятся нашими врагами, а не союзниками. Кроме того, в этом состоянии мы не свободны, чтобы любить или служить. Проблема не в том, что окружающие играют недостаточно значительную роль в нашей жизни. Наоборот, они играют слишком важную роль - нам слишком нужно их одобрение в той невыносимой легкости бытия, с которой мы проживаем наши истории.
Бог стремится использовать даже драконов и паразитов, чтобы раскрыть наше истинное лицо во всей нашей онтологической легковесности. Бог явился израильтянам (см.: Исх. 23:29-30) и сказал, что не выгонит врагов с их земли, потому что они не в состоянии удержать землю и она может сделаться пустой и перенаселенной зверями полевыми. Он сказал им, что отведет от них врагов, когда они будут способны взять эти земли во владение. Они должны научиться отдыхать в Нем. Лишь пребывая в Нем, они смогут удержать то, что им принадлежит. Иаков говорит нам во вступлении к своему посланию, что когда мы впадаем в различные искушения, нам надо с великой радостью принимать все испытания, потому что Бог использует их для того, чтобы мы стали совершенны во всей полноте. Он говорит, что это произойдет, если мы научимся полностью доверять Богу и перестанем надеяться на свои собственные проекты, в которых Бог нужен лишь для подстраховки.
Когда мы слышим фразу "целиком положитесь на Бога", большинство из нас, возможно, вздыхает, выслушивая это как еще одно напоминание о том, что мы никогда не сможем жить согласно этому принципу. Но что если мы прислушаемся к своему сердцу и согласимся с необходимостью признать свою слабость, с необходимостью отложить наше "делание"? Что если мы просто поведаем о своих нуждах Христу и отдохнем в Нем?
Традиция пустынничества
Как же в действительности мы отдыхаем?
Когда Иисус готовился к Своему служению, а также и к сражению с сатаной, Он отправился в пустыню - подальше от синагог, людей, семьи и друзей. Матфей говорит нам, что Дух Божий возвел Иисуса в пустыню для искушения от дьявола. Иисус готовился к духовному сражению, преодолевая зависимость от этого мира, и начал с самого основного - с пищи. Он постился сорок дней, пребывая в молитве, в общении с Отцом Небесным. Когда сатана пришел искушать Его благами этого мира, Он отвечал ему, приводя не аргументы, продиктованные разумом, а доводы, основанные на истине Писания. И когда Он противостал дьяволу, пребывая в Духе, ангелы приступили и служили Ему.
В каждом духовном паломничестве наступает момент, когда Дух тоже хочет повести нас в пустыню. Мы слышим, как Он зовет нас в беспокойстве и утомленности нашего сердца. Когда Дух впервые обращается к нам, мы не знаем, что это Он. Мы делаем вывод, что просто недостаточно усердно трудимся, чтобы быть духовными, и поэтому начинаем возобновлять наши духовные усилия, вместо того чтобы затихнуть. Иногда, подобно Самуилу, не узнавшему голоса Господа, взывавшего к нему среди ночи, мы проходим через это два или три раза, не понимая, что это Бог говорит в нашем сердце, и только потом отправляемся в пустыню.
Традиция пустынничества, начатая Иисусом, была продолжена в III и IV вв. группой людей, известных как "отцы-пустынники". Они жили в пещерах и простых жилищах в пустынях на юге Израиля и посвящали свою жизнь молитве, одиночеству и тишине, стараясь преодолеть зависимость от этого мира. "Общество, - сказал Томас Мертон в книге "Мудрость пустыни", - рассматривалось [отцами-пустынниками] как водоворот, вызванный кораблекрушением, из которого каждый должен был выплыть, чтобы жить. …Были люди, которые думали, что если они будут дрейфовать, пассивно принимая принципы и ценности того, что, по их мнению, есть общество, то их ждет неминуемая катастрофа". Сюда же следует отнести и высказывание Генри Ноуэна из книги "Путь сердца": "Без возможности побыть в одиночестве мы останемся прислужниками общества и по-прежнему будем путаться в иллюзиях, которые дает нам наша маска".
Чтобы понять, кем же в действительности мы являемся, надо делать в жизни передышку, удаляясь от материального мира, развлечений, приятного времяпрепровождения и бизнеса - всего того, куда ярмарка тщеславия нашего общества и культуры погружает нас с головой. То, что предлагают нам балаганы ярмарки, - это транквилизаторы, которые защищают нас от пустоты и нужд нашего сердца. Если мы оставляем этих вероломных любовников и остаемся в одиночестве и тишине нашей собственной пустыни, то первое, что к нам приходит, - это не желание отдохновения, а страх и радость вернуться к деятельности. В книге "Восхождение к истине" Томас Мертон сказал:
Мы ищем покоя, а когда находим его, он становится невыносимым. Не способный к божественной деятельности, которая одна может удовлетворить [дать отдых]… падший человек стремительно бросается на внешние вещи, но не для того, чтобы помочь себе, а для того, чтобы возобновить деятельность, которая держит дух в приятном оцепенении… [Развлечения] уводят нас от единственного, что может помочь нам начать восхождение к истине… от чувства опустошенности.
"Земную жизнь пройдя до половины, - сказал Данте, - я очутился в сумрачном лесу". Пустота - часто то первое, что мы находим, когда честно смотрим на то, что происходит в нашем сердце. Для нас - это подарок пустыни. Джордж Макдоналд побуждает нас принять ее как друга, "оставив сердце пустой чашей", и практиковать это. Но что делать с этой опустошенностью? Если мы попытаемся молиться, наши мысли наполнятся суетливыми, бессвязными просьбами, которые начинаются словами: "Господи, помоги мне сделать то или это лучше, иметь больше веры, больше читать Библию". За этими суетливыми просьбами, кажется, остается что-то невысказанное, что-то, что пытается рассказать нам о том, как на самом деле обстоят дела.
"Наши мысли заняты моральными обязательствами, - сказал Ноуэн в книге "Путь сердца", - в то время как сердце сообщает нам о том, что происходит. Обновление мыслей совершается через сердце". Он цитирует Феофана Затворника, который сказал: "Молиться - значит спускаться мыслями в сердце и стоять там пред лицом Бога, всегда пребывающего
в нас и все видящего". Если мы позволим нашему разуму просто слушать, то, возможно, услышим, как говорит наше сердце - робко и чуть слышно из-за шума. Оно говорит: "Я такое уставшее и потерянное. У меня нет сил освободиться. Как я хочу отдохнуть!"
Наш разум слышит эти слова и понимает, что бесполезно просить Бога дать нам сил, чтобы вернуться назад на скалу, с которой мы упали. Нам нужен Пастырь Добрый, Который бы пришел и спас нас. Если мы позволим нашему сердцу дать разуму слова для молитвы, мы скажем: "Иисус, помоги мне. Все мои любовники предали меня. Прости. Я не могу утолить своей жажды. Дай мне воды живой".
Не так давно я готовил выступление в цикле лекций о Священном романе, которые мы с Джоном читали в Колорадо Спрингс. Речь Джона за неделю до этого тронула слушателей глубоким пониманием милости и любви Божьей. Я сидел за столиком в кондитерской по соседству, когда подошла моя знакомая и мягко заметила: "Мой муж сказал, что его жизнь сильно изменилась после последней лекции, поэтому вам лучше подготовить что-то приятное".
Часть моей маленькой истории побуждала меня использовать свой дар учителя и мыслителя, чтобы завоевать признание людей, чтобы стать чьим-то героем. При мысли о том, что, возможно, я могу оказаться не лучшим оратором в цикле этих лекций, меня захлестнула волна стыда, ощущение, что я беззащитен. Враг тут же оказался рядом, с напоминанием о прошлых неудачах и последовавшей за этим боли.
С минуту я размышлял, что надо бы удвоить усилия, чтобы подготовить отличное выступление, - отыскать новые цитаты, найти действительно подходящий фрагмент из фильма для иллюстрации своей идеи.
Но именно в этот момент я прислушался к тому, что говорило мне сердце. Я услышал, что оно чувствует себя утомленным и напуганным возможностью оказаться несостоятельным, не имеющим ничего, что могло бы сделать меня чьим-то героем. Выйдя из кондитерской, я отправился на пустырь неподалеку. Там я прогуливался, ощущая себя глубоко взволнованным и подавленным из-за того, что попал в такое глупое положение. Любой, кто сталкивался когда-нибудь с ситуацией, от которой зависела его жизнь, знает, о чем я рассказываю. У меня не было сил, чтобы помолиться, и даже чувства, рождающего молитву. Я начал повторять про себя простое предложение: "Иисус, лишь Ты можешь очистить меня от моих грехов". Я не пытался осмыслить эти слова или заставить себя поверить в них. Я просто позволил им замереть где-то между головой и сердцем, чтобы Иисус решил, что с ними делать. Через некоторое время я почувствовал, как что-то начало прорываться глубоко изнутри, заставляя меня признать свое одиночество и сильную жажду чего-то. Последовало освобождение, а за ним - слезы. Я ощутил, что Иисус нежно и трепетно заботится обо мне, разрешая проблемы многолетней давности, которые затрагивали глубины моей души, а не просто чувства, вызванные событиями того конкретного утра. Ощущение свободы и благополучия исходило из тех самых глубин, которые еще несколько минут назад так бушевали.
Обдумав то, что со мной произошло, я могу только сообщить, что это было так, как будто Иисус сказал мне: "Я понимаю твою боль, Брент. Я знаю, как ты хотел быть чьим-то героем. Все в порядке. Отдохни в Моей любви". Он не наставлял меня и не увещевал прилагать больше усилий. В каком-то смысле впервые я понял, что мой грех действительно был искуплен Иисусом и не является больше проблемой, которая стоит между нами. Я осознал сердцем так, как никогда раньше, всю глубину любви ко мне Иисуса на кресте. У меня было такое чувство, будто я пришел домой.
Пребывать в Иисусе - это не значит применять к себе духовную формулу типа "это делается так". В этом самая суть раскаяния. Ведь мы позволяем сердцу рассказать, в какой части нашей истории мы очутились, чтобы Иисус смог помочь нам из истории Своей любви к нам. Приложив определенные усилия, мы снимаем с себя личину и отстраняемся от маленькой истории, поддерживавшей нас, в чем бы она ни проявлялась; когда мы отказываемся от всего, кроме Него, мы чувствуем свободу, зная, что Он просто любит нас там, где мы есть. Мы начинаем просто существовать, обретая нашу индивидуальность в Нем. Мы начинаем воспринимать нашу духовную жизнь как "легкое бремя", ведь, как сказал нам Иисус, Его бремя легко. Мы становимся онтологически укорененными.
В Евангелии от Матфея, в 24-й главе, Иисус говорит, что в последние дни люди утратят Священный роман. Не имея корней, их вера охладеет, и они будут сломлены. Только те из нас, кто надежно укоренен во Христе сердцем своим, выстоят, чтобы нести Священный роман тем, кто заблудился.
Мы вместе пришли на небесные берега, к той границе, где все свои усилия христианин должен сосредоточить не на "действии", а на единении со Христом, нашим Возлюбленным и Владыкой. Духовная практика молчания, одиночества, созерцания (молитвы сердцем), поста и аскетизма, к которой обращался Христос и которую донесла до нас традиция отцов-пустынников, выведет нас из опустошенности и жажды в присутствие Божье.
Когда мы начинаем пребывать в Божьем сердце, то листва и трава небесных предместий больше не колет нам ноги. Тут и там свежие и экзотические ароматы доносятся до нас из самых отдаленных уголков небес. На основе моих личных ощущений я могу сравнить это с поездкой, которую моя семья совершила пять лет назад к Большому каньону. Наконец, после бесконечных часов езды по иссохшим, бескрайним пустыням Аризоны, мы начали пробираться через сосновый лес, держа курс на Большой каньон. Чем выше мы поднимались, тем чище становился воздух и острее аромат сосновой смолы. Мы удивлялись, что испытывали какие-то неприятные ощущения всего несколько часов назад. Сам каньон встретил нас бледно-лиловым, розовато-желтым безбрежным пространством, от которого у меня перехватило дыхание. Даже несмотря на то, что я ожидал увидеть нечто подобное, я оказался неподготовленным к такой экзотической одухотворенной красоте. Меня переполняло чувство необъяснимой радости. И я знал, что впереди меня ждет множество прекрасных дней и удивительных открытий.
