Филипп Янси. Книга Что удивительного в благодати. Глава 1

Что удивительного в благодати

Филипп Янси

Филипп Янси. Книга Что удивительного в благодати

Глава 1. Последнее настоящее слово

Я не зная ничего,

чего бы ни знал каждый –

когда благодать танцует,

я должен присоединиться к танцу.

У. Х. Оден

Последнее настоящее слово

В своей книге «Иисус, которого я не знал» я рассказал одну историю, правдивую историю, которая еще долго после этого преследовала меня. Мне рассказал ее один мой знакомый, который работает в Чикаго с людьми, оказавшимися за бортом общества. Как-то раз ко мне пришла проститутка, находившаяся в отчаянном положении. Бездомная, больная, она даже не могла купить еды для своей двухлетней дочери. Рыдая, она рассказала мне, что продавала свою — двухлетнюю! — дочь мужчинам, занимающимся извращенным сексом. За час она могла заработать на дочери больше, чем своим собственным телом за ночь. По ее словам, она вынуждена была делать это, чтобы иметь возможность употреблять наркотики. Мое сердце с трудом могло вынести эту омерзительную историю. Однако закон накладывал на меня обязательства, и я должен был сообщать о жестоком обращении с детьми. Я не знал, что сказать этой женщине. Наконец, я спросил ее, не думала ли она обратиться за помощью в церковь. Я никогда не забуду выражение абсолютно наивного потрясения на ее лице. «Церковь! — воскликнула она. — Что бы это дало мне? Я и так считала себя порочной женщиной. Они бы только заставили меня мучиться еще больше».

Больше всего в истории моего друга меня поразило, что женщины вроде этой проститутки шли к Иисусу, а не бежали от него. Чем хуже думали они о себе, тем скорее видели в Иисусе спасение. Неужели церковь утратила этот дар? Очевидно, те бедняги, которые следовали за Иисусом, когда он жил на земле, больше не чувствуют себя желанными гостями среди его последователей. Что же произошло? Чем больше я размышлял над этим вопросом, тем больше меня влекло одно ключевое слово.

Будучи писателем, я играю словами дни напролет. Я забавляюсь ими, прислушиваюсь к их оттенкам, раскалываю их, как орехи, и пытаюсь набить их своими мыслями. Я понял, что эти слова могут портиться с годами, как старое мясо. Их значения становятся несвежими. Возьмем, например, слово «милость». Когда переводчики короля Якова искали слово, которое бы выразило высшую форму любви, они остановились на слове «милость».

Сегодня же мы слышим насмешливое: «Не нужна мне ваша милость». Возможно, я все время возвращаюсь к слову благодать, поскольку это важное теологическое понятие, которое еще не истрепалось. Я называю его «последним настоящим словом», поскольку в английском языке это слово при любом употреблении, которое приходит мне в голову, сохраняет часть своего первоначального великолепия. Подобно огромному водоносному пласту, это слово лежит в основе нашей гордой цивилизации, напоминая нам, что добро совершается не нашими собственными усилиями, а скорее милостью, благодатью Божией. Даже сейчас, вопреки нашему стремлению к мирскому, наши корни все еще тянутся к этому слову. Послушайте, как мы употребляем его.

Многие воздают благодарность (англ, say grace) Богу в своих молитвах перед едой, признавая, что их насущный хлеб — это дар Божий. Мы благодарны (англ, grateful) за сделанное нам добро, мы радуемся благим новостям (англ, gratify), нас поздравляют с успехом (англ, congratulate), мы любезны (англ, gracious), принимая в гостях друзей. Если нам нравится обслуживание, мы оставляем чаевые (англ, gratuity). В каждом из этих слов я слышу сладость детского удовольствия от незаслуженного.

Сочинитель музыки может включить в партитуру форшлаг (англ, grace notes). Эти ноты, хотя и не являются существенными для мелодии, — они необязательны (англ, gratuitous) — все же добавляют штрих, без которого произведение не звучит. Когда я сажусь за фортепьянную сонату Бетховена или Шуберта, я несколько раз играю ее без форшлага. Соната увлекает, но она чудесным образом преображается, когда я могу добавить форшлаг, который оживляет произведение, как острая приправа.

В Англии это слово часто используется в его прямом богословском значении. Британцы обращаются к членам королевской семьи: «Ваша милость» (англ. «Your grace»). Студенты Оксфорда и Кембриджа могут «получить разрешение на соискание ученой степени» (англ, «receive grace»), освобождающее их от некоторых аспектов университетской программы. Парламент издает «Указ о помиловании» (англ, «act of grace») преступника.

Нью-йоркские издатели, говоря о политике льгот (англ, gracing), также подразумевают богословское значение слова. Если я подписываюсь на двенадцать номеров журнала, то получаю несколько особых приложений даже тогда, когда срок моей подписки уже истек. Это «бесплатные приложения» (англ, grace issues), которые приходят без дополнительной оплаты (англ, gratis), чтобы соблазнить меня на новую подписку. Кредитные карты, агентства по прокату машин, ломбарды открывают для клиентов «льготный период» (англ, grace period).

Я также получаю информацию о слове из его антонимов. Газеты говорят о «ереси коммунизма» (англ, fall from grace) — фраза, которую также можно отнести к Джимми Сваггерту, Ричарду Никсону и О. Д. Симпсону. Мы оскорбляем человека, указывая на недостаток в нем благодати: «Вы неблагодарны!» — говорим мы. Или еще хуже: «Вы совершили неблаговидный поступок!» (англ. You are a disgrace]). В действительно жалком человеке нет «ничего святого» (англ, «saving grace»). Мой любимый случай использования корня слова «grace» — мелодичная фраза персона нон грата – лицо, оскорбившее правительство США каким-либо незаконным действием, официально объявляется «в немилости».

Многочисленные варианты употребления этого слова в английском языке убеждают меня, что «благодать» - действительно удивительное и вправду наше последнее настоящее слово. В нем отражается квинтэссенция Евангелия, как в капле воды отражается солнце. Мир жаждет благодати, даже не осознавая этого. Неудивительно, что гимн «О Благодать!» пробил дорогу в Горячую Десятку хитов через двести лет после его написания. Для общества, которое кажется плывущим по течению без швартовых, я не знаю лучшего места для того, чтобы бросить якорь веры.

Однако благодать, так же, как форшлаг в музыке, не терпит спешки. Берлинская Стена пала за одну ночь эйфории; негры в Южной Африке стоят в длинных многочисленных очередях только для того, чтобы впервые проголосовать; Ицхак Рабин и Ясир Арафат жмут друг другу руки в Розовом Саду. На мгновение нисходит благодать. Затем Восточная Европа невольно сталкивается с необходимостью долгой перестройки. Южная Африка пытается понять, как управлять страной. Арафат избегает пули, а Рабина она находит. Подобно гаснущей звезде, благодать рассеивается в последней вспышке бледного света и поглощается черной дырой не-благодати.

«Великие христианские революции, — сказал X. Ричард Нибур, — состоят не в открытии нового, до сих пор неизвестного. Они происходят, когда кто-нибудь основательно берется за то, что всегда было рядом». Странно, но я иногда ощущаю недостаток благодати в самой церкви, институте, который создан, по словам Павла, с целью провозглашать «Евангелие благодати Божией».

Писатель Стивен Браун отмечает, что ветеринар, осмотрев собаку, может много узнать о ее владельце, которого он никогда не встречал. Но что мир узнает о Боге, наблюдая за нами, его последователями на земле? Если посмотреть на слово «благодать» (по-гречески «харис»), то можно увидеть, что его корень происходит от глагола, означающего «я веселюсь, я радуюсь». Насколько мне известно, веселье и радость — это не те понятия, которые приходят в голову, когда люди думают о церкви. Они думают о святошах. Они думают о церкви как о месте, куда приходят после очищения, а не до него. Они думают о морали, а не о благодати. «Церковь! — сказала проститутка. — Что бы это дало мне? Я и так считала себя порочной женщиной. Они бы только заставили меня мучиться еще больше».

Такое отношение отчасти проистекает из неправильного представления или предубеждения посторонних людей. Я посещал бесплатные столовые для нуждающихся, ночлежки и приюты, тюремные церкви, в которых служат щедрые на сострадание добровольцы-христиане. И все же слова этой проститутки уязвляют, потому что она нашла слабое место церкви. Некоторые из нас, похоже, так озабочены тем, чтобы избежать ада, что забывают славить наш путь на небо. Другие, так обеспокоены проблемами современной культурной войны, что отрицают миссию церкви как гавани благодати в этом мире порока.

«Благодать повсюду», — сказал умирающий священник в романе Жоржа Бернаноса «Дневник сельского священника». Да, но как легко мы проходим мимо, глухие к ее гармонии.

Я учился в библейском колледже. Спустя годы, когда я сидел рядом с директором этой школы в аэроплане, он попросил меня дать оценку моему образованию. «Местами хорошо, местами не очень, — ответил я. — Я встретил там много благочестивых людей. Фактически, именно там состоялась моя встреча с Богом. Это невозможно переоценить. И все же, позднее, я понял, что за четыре года я почти ничего не узнал о благодати. Возможно, это самое важное слово в Библии, сердце Евангелия. Как я мог пройти мимо него?»

Я пересказал наш разговор на следующем молитвенном собрании. Я адресовал свои слова профессорско-преподавательскому составу, и тем самым оскорбил их. Судя по всему, меня больше не пригласят туда читать проповедь.

Одна добрая душа спросила у меня в письме, не исказил ли я смысл. Разве не говорил я, что мне как студенту не доставало восприимчивости, чтобы ощутить благодать, которая была повсюду вокруг меня? Поскольку я уважаю и люблю этого человека, я долго и мучительно размышлял над его вопросом. В конечном итоге, однако, я пришел к выводу, что в библейском колледже я познал не меньше «не-благодати», чем где-либо еще в моей жизни. Адвокат Дэвид Симендс подвел итог своей карьеры таким образом: «Много лет назад я пришел к выводу, -что существует две основных причины большинства эмоциональных проблем евангелических христиан. Первая — неспособность понимать, воспринимать и переживать безмерную благодать и всепрощение Божие, вторая — неспособность передавать эту безмерную любовь, всепрощение и благодать другим людям. Мы читаем, слушаем, верим правильному богословию благодати Божией. Но живем иначе. Добрая весть Евангелия благодати не достигла уровня наших эмоций».

«Мир может почти все, что может церковь, и даже больше, — говорит Гордон МакДональд. — Вам не нужно быть христианином, чтобы строить дома, утолять голод или лечить болезни. Есть только одна вещь, на которую мир не способен. Он не может предложить людям благодать». Мак-Дональд затронул единственно важную функцию церкви. Куда еще идти миру в поисках благодати?

Итальянский романист Игнацио Силоне писал о революционере, которого преследует полиция, Чтобы спрятать его, товарищи переодели его в одеяния священника и отправили в уединенную деревню у подножия Альп. Об этом прошел слух, и вскоре длинная очередь крестьян, пришедших рассказать историю своих грехов и разбитых жизней, выстроилась у его дома. «Священник» протестовал и пытался прогнать их прочь, но безрезультатно. Ему ничего не оставалось, кроме как сидеть и слушать истории людей, жаждущих благодати.

Я чувствую, что это и есть та причина, по которой люди идут в церковь. Они изголодались по благодати. Книга «Воспитание фундаменталиста» рассказывает о встрече студентов миссионерской академии в Японии. «За одним или двумя исключениями, все оставили веру и вернулись назад, — сообщил один из студентов, — а тех из нас, кто вернулся назад, объединяло одно — мы все открыли благодать...»

Когда я теперь оглядываюсь на мою собственную жизнь, полную скитаний, окольных путей и тупиков, я вижу, что меня гнала вперед именно жажда благодати. Я покинул церковь на время, потому что находил там так мало благодати. Я вернулся, поскольку не нашел благодати больше нигде.

Сам я едва вкусил благодати, раздал меньше, чем получил, и никоим образом не «эксперт» по благодати. Это в действительности те причины, которые побуждают меня писать. Я хочу больше знать, больше понимать, познать больше благодати. Я не осмеливаюсь, а опасность этого очень реальна, писать недовольную книгу о благодати. Оговоримся сразу же, в самом начале книги, что я пишу как странник, только в рамках своего стремления к благодати.

Благодать не является легким предметом для писателя. Если обратиться к сказанному Е. Б. Уайтом о юморе, то благодать может быть расчленена, как лягушка, но она умрет в процессе, и внутренности обескуражат любое сознание, кроме чисто научного. Я только что прочитал статью на тринадцати страницах о благодати в «Новой католической энциклопедии», которая избавила меня от малейшего желания расчленять благодать и демонстрировать ее внутренности. Я не хочу, чтобы она умерла. По этой причине я буду больше полагаться на истории, нежели на силлогизмы.

В общем, я скорее Зуду рассказывать о благодати, чем объяснять ее.

Все книги