Я ничего не могу поделать. Вот я такая, какая есть!" Не помню, сколько раз я пользовалась этими фразами, но точно знаю, что побуждало меня их произносить. Эти слова обычно бросаешь в оправдание своего гнева. Мои оправдания охватывали широкий диапазон тем:
Я — сицилийка, индианка из племени аппачи, смесь француженки и англичанки.
У меня скоро начнется менструация.
У меня сейчас менструация.
Я беременна.
У меня послеродовой период.
Такой меня воспитали.
Я работаю весь день и забочусь о младенце.
Я увязла дома с маленькими детьми.
Я подвергаюсь духовным атакам! (Эти слова особенно помогали, так как снимали с меня всю ответственность.)
Я могла продолжать и продолжать этот список. Но правда заключалась в том, что я не могла сдержать свой гнев. Где-то в глубине души я знала об этой проблеме, но не хотела предпринимать нужные шаги, чтобы признаться в этом. Я была уверена, что могу контролировать любой гнев до тех пор, пока все мои обстоятельства и окружающие меня люди были идеальными!
Но мои обстоятельства, особенно в моих взаимоотношениях с мужем и детьми, совсем не помогали мне. Никто не может быть совершенным, и их человеческие недостатки служили тому, чтобы увеличивать мои и указывать на них.
Когда температура накалялась, и я находилась под давлением обстоятельств, то все скрывавшееся под внешней маской, выходило на поверхность и становилось очевидным. Я была полна гнева и набрасывалась на тех, кого любила больше всего на свете.
Сначала это были лишь редкие вспышки, возможно раз в три месяца. Но очень скоро такое поведение стало образом жизни. Довольно странно, но мне казалось, что чем больше я молилась, тем больше я гневалась.
Удивительный ответ на молитву
В канун Нового 1987 года я плакала и взывала к Богу. Я умоляла Его очистить мои уста раскаленными углями. Я провозглашала, что я всем своим сердцем жажду, чтобы испепеляющий огонь очистил меня. Я надеялась увидеть видение или сон, в котором ангел спустится ко мне и принесет с неба раскаленные угли. Но Бог приготовил для меня совершенно другой процесс в ответ на мою молитву — обиды. Высказав все, я зашла в комнату, где стояла стиральная машина, чтобы разгрузить сушилку. Джон услыхал, что я хлопнула дверцей сушилки, вбежал и схватил меня в тот момент, когда я склонилась над бельевой корзиной. К моему изумлению, он мягко поднял меня, отнес в гаражи закрыл там.
Затем из дома раздался его голос: „Я не позволю тебе портить что-нибудь в этом доме из-за своей истерики!"
Внешняя дверь гаража была открыта, и мне ничего не угрожало, но я была рассержена тем, что он выставил меня за дверь как собаку или кошку. Я потребовала, чтобы он открыл дверь в дом.
„Нет!" — сказал Джон.
„Я пойду к соседям!" — стала запугивать я.
„Давай", — парировал Джон.
Я еще больше расстроилась и решила, что надо поломать что-нибудь, и тогда я почувствую себя лучше. Я схватила молоток и начала поиски объекта. Я хотела найти для этой цели что-то, о чем я не буду сожалеть, когда мой гнев утихнет.
Мы недавно переехали, и гараж был забит всякими коробками. Наконец, через минут пятнадцать я нашла в углу свою жертву — гриль „Вебер". Подняв молоток, я со звоном ударила им по крышке.
Отступив назад, чтобы рассмотреть нанесенное повреждение, в своем духе я услыхала такие слова: „Это — не дух гнева. Ты полностью контролируешь себя".
Я отбросила этот комментарий, постучала в дверь и сказала Джону: „Я уже успокоилась. Пожалуйста, впусти меня".
Он впустил, и я гордо показала ему большую вмятину на корпусе его гриля. Его, естественно, ни в коей мере не впечатлили ни моя сила, ни мой нрав.
Обвинять некого
Я сдерживала свой гнев и никогда не показывала его на публике, приберегая его для дома.
Я воспитывалась в семье, где атаковали не проблемы; обвиняли и набрасывались на людей. Всегда искали виноватого для того, чтобы избежать ответственности. Будучи еще ребенком, я была этим "козлом отпущения", перенесшим максимум физического и эмоционального насилия. Я всегда была виноватой во всем. Теперь я нападала на Джона всякий раз, когда чувствовала себя беспомощной или сердитой.
В действительности я молилась с большой долей религиозной гордыни и самоправедности. Я судила себя по своим намерениям, и находила оправдания своим действиям. А всех остальных я судила по их поступкам и даже осмеливалась предполагать, что знаю их настоящие мотивы. В своих собственных глазах я была чиста, но по отношению к другим я была настроена критически.
Я недавно уехала из Далласа и оставила все, что было удобным и знакомым мне, чтобы мой муж мог стать пастором. Я сидела в переднем ряду в церкви, кивая головой. Я считала, что достигла желаемого.
Я рассуждала, что Бог дал мне это положение жены пастора, потому что Он одобряет мой образ жизни. Он любит меня такой, какая я есть. Я не сомневалась в том, что Бог уже не может найти во мне практически ничего, что нуждалось бы в изменении. В моих молитвах моих была не сокрушенность, а гордыня.
Я очень ошибалась. Я была не права, полагая, что положение или продвижение по службе является признаком того, что Бог одобряет мою жизнь. Неправильно думать, что нам почти ничего не надо изменять. Я заблуждалась, полагая, что мои ничтожные жертвы могли завоевать расположение или праведность.
Пребывая в молитвах целый месяц, я стала еще злей, чем когда-либо. При отсутствии явных на то причин я просыпалась по утрам со всеми признаками бурлящего внутри меня вулкана. Я чувствовала его раскаты. Я часто предупреждала своего мужа: „Если ты неглуп, то сегодня меня лучше не трогать". Джон недоуменно смотрел на меня, а затем осмеливался спросить, чем я так расстроена. Это всегда раздражало меня, так как я никогда точно не знала, почему я просыпаюсь взвинченной. Так что я обычно называла что-то неопределенное или неоднозначное. Тогда Джон понимал, что разговор со мной будет лишь тратой времени, и в такие дни он обходил меня стороной.
Дальше мой день проходил как обычно, наполненный естественными неприятностями и вспышками. Но в те дни нормальное казалось невыносимым. Я хлопала всеми дверями в доме, раздраженная и пыхтящая, подобно паровому двигателю. Я бросала предупреждающие взгляды на всякого, кто осмеливался попасть мне под руку.
Что бы Джон ни старался делать или говорить, все неизбежно выводило меня из равновесия, и я приходила в ярость. Я выливала на своего мужа поток оскорблений, о чем позже сожалела. Я оправдывалась тем, что заранее просила его оставить меня в покое. Я не виновата; я его предупреждала. Я считала, что подвергаюсь демонической атаке духа гнева, и, следовательно, не отвечаю за свои действия.
Однажды в субботу я проснулась утром, опять вся пылая гневом, и до полудня гнев перерос от умеренного к буйному. Я топала ногами и раздраженно металась по дому, выплескивая гнев на Джона.
Я поклялась, однако, никогда не обращаться к собственным детям с гневом и не прибегать к насилию, которое я перенесла. Моя мать не была христианкой, когда воспитывала меня. Поскольку я стала христианкой, я полагала, что изменения во мне предотвратят повторное появление такого насилия в моей собственной семье. Но была одна загвоздка в моих рассуждениях: я еще не простила свою мать за то, как она обращалась со мной. Не простила не потому, что забыла; я боялась простить ее. Я думала — если дам ей это освобождение через прощение, то она вновь сможет ранить меня.
Я оказалась под таким сильным давлением, которое я никогда ранее не испытывала. Мой младший сын только родился. Старшему сыну было два года и почему-то он никак не хотел спать в полдень. Это сражение длилось несколько недель. Когда мой новорожденный спал днем, я заодно предпринимала отчаянные попытки уложить и старшего, чтобы хоть что-то успеть сделать по дому. Каждый раз, как только я оставляла его комнату и спускалась вниз по лестнице, он вскакивал со своей кроватки и следовал за мной, хныча, что не хочет спать. Мы ходили вверх и вниз по лестнице, споря друг с другом. Наконец, он укладывался и спал часа два. Но как только он засыпал, просыпался новорожденный сын.
Однажды, не выдержав такого давления, я схватила своего двухлетнего малыша и помчалась наверх. Я думала про себя;
„Он должен четко понять, что он не может больше вставать с кроватки!"Он боролся, пинался и корчился. Я подумала: „Мне нужно просто размазать несносного ребенка по стенке. Это научит его не вставать с кровати!"Я подняла его голову, чтобы он смотрел мне прямо в глаза, и уже было решилась дать ему хороший подзатыльник, как увидела страх в его глазах.
Должно быть, как-то подсознательно он ощутил, что мой предел терпения лопнул. Он еще никогда не видел меня такой разъяренной. Ужас в его глазах напомнил мне о моем собственном ужасе, когда я была ребенком.
В какой-то момент он, наверное, почувствовал, что меня переполняло такое огромное чувство гнева, которого он еще не видел. Ужас в его глазах напомнил мне об ужасе, который я испытывала, будучи ребенком.
Мне показалось, что в тот момент все мои детские страхи отражались в его милом личике. Это остановило меня. Я нежно уложила его в кровать и тихо вышла из комнаты, продолжая повторять: „Маме так жаль, что она напугала тебя". Я закрыла дверь его комнаты и устремилась вниз. Забежав в свою комнату, я упала на пол и рыдала до тех пор, пока окончательно не ослабела. В тот момент я поняла, что проблема заключалась не в моей матери, не в моем муже или детях, не в различных трудностях или в моем воспитании, не в моей этнической принадлежности или в моих гормонах — она заключалась во мне.
Да, все это оказывало своеобразное давление, но только я несла ответственность за свою реакцию в каждой отдельной ситуации.
Я плакала, потому что сомневалась, смогу ли я когда-нибудь освободиться от этого гнева. Он так долго был частью меня самой, что я оправдывала его как мою слабость и недостаток характера. Сейчас же я столкнулась с ним лицом к лицу. Больше невозможно было прикрываться оправданиями. Я увидела, каков он в действительности — разрушительная своенравная сила, которой я позволила управлять мною.
В тот момент я была наедине с собой, и больше некого было обвинять. Впервые я почувствовала всю уродующую тяжесть этого гнева на своих плечах. Мне казалось, будто все сцены с ненавистными словами и действиями были повторно разыграны для меня в спектакле, все те сцены из жизни, где я считала, что мое поведение оправдано. Теперь, когда все это вновь предстало в моем воображении, я сама ужаснулась своей реакции.
Я вспомнила инцидент с грилем „Вебер" и поняла, что не могу идти к алтарю с молитвой об избавлении от гнева. Так как это — не дух.
Сокрушенная, я взывала о помощи: „Боже, я больше не хочу этого. Я больше не буду оправдываться или винить в своем поведение кого-то другого. Прости меня, Боже!" В тот момент я почувствовала, как Он снял с меня тяжесть греха и вины. Я взывала вновь и вновь, но на сей раз этот крик был криком облегчения.
Когда я смирилась пред Богом, призналась в том, что гнев был во мне, отказалась от гнева, тогда Бог простил меня и даровал мне Свою силу и способность преодолеть его.
Вы соглашаетесь с тем, что можете оправдать
Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны,) ереси (Галатам 5:19-20).
Я приняла ложь. В этом месте Писания четко описываются вспышки гнева как порождения нашей земной, чувственной природы. Он не назван духом, наследственной склонностью или слабостью. В Галатам Павел не оправдывает гнев. В действительности он говорит так:
Ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют (Галатам 5:21).
Используя слова поступающие так, Павел указывает, что наши действия вошли в привычку. Мы грешили этим настолько часто, что теперь эти действия стали для нас обычным делом. Не спешите оправдывать свою плоть. Бог повелел нам не оправдывать плоть, а распинать се.
Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями (Галатам 5:24).
Вы удерживаете в себе то, что оправдываете. Мы остаемся пленниками до тех пор, пока мы продолжаем оправдывать свое поведение. Обвиняя свое прошлое, я оправдывала свое настоящее. Я думала, что болью своего прошлого заработала право вести себя таким образом и в настоящем. Обвиняя других, я чувствовала себя освобожденной от ответственности. Но как быть с болью Иисуса, претерпеваемой Им в прошлом? Разве ее не достаточно, чтобы искупить меня и дать мне свободу?
Когда мы отказываемся брать на себя ответственность, то лишаемся способности изменяться. Ответственность означает „способность отвечать". Именно наша способность „быть ответственным" определяет, получим мы свободу или или будем продолжать пребывать в рабстве греха. Мы избежим ловушек, если смирим себя, признаем свои нечестивые поступки и откажемся от них.
Простить и забыть
Как только я перестала плакать, Бог сказал мне позвонить моей матери и попросить у нее прощения за все те годы, когда я таила в себе непрощение к ней. Один случай был особенно болезненным, и я затаила его глубоко в сердце как основание для не прощения. Я чувствовала, как Дух побуждает меня напомнить моей матери об этом случае, когда я буду просить у нее прощения. Я послушалась и позвонила ей. Сквозь слезы я кротко призналась в своем грехе непрощение, включая и тот случай, о котором Бог напомнил мне. Затем я заверила мать в своей любви к ней.
Она начала плакать. „Лиза, пожалуйста, прости меня, — сказала она. — Ты не представляешь, как память о нем тяготила меня все это время". Мое признание в грехах освободило нас обеих. Моя мать — замечательная женщин а, и все эти годы я позволяла существовать разрыву отношений между нами. Затем она помолилась искренне за меня и моих детей. Когда мы вместе молились, сила прощения разрушила проклятие, висевшее на молодом поколении.
Если вы свободны, не скрывайте этого
Нет никакой причины скрывать или прикрывать то, от чего вы были освобождены. Я была рада тому, что освободилась от гнева. Это так замечательно — не притворяться и не скрывать этого. Я была рада, что все позади. В то время я понятия не имела, что моя личная борьба, которую я скрывала, станет неотъемлемой частью моего свидетельства многим.
Однажды, готовясь к служению на женском утреннем собрании в штате Пенсильвания, я спросила у Господа: „Чем Ты хочешь, чтобы я поделилась сегодня?" Я представила несколько тем, в которых я хорошо разбиралась, и стала ждать Его водительства.
Он удивил меня; „Я хочу, чтобы ты встала и сказала этим женщинам, что ты скверная женщина".
Я была потрясена. „Боже, если я скажу об этом, они перестанут меня слушать. Они не захотят слушать скверного человека!"
„Многие из них находятся в оковах, — ответил Он. — Я хочу, чтобы ты была открыта перед ними. Тогда они разрушат свои стены недоверия, и Я смогу помочь им".
„Наверное, я слышу что-то не то", — подумала я. Поэтому я задала Богу еще один вопрос: „Что Ты хочешь, чтобы я сказала им?"
Он не ответил.
Когда я появилась в собрании, женщины измеряли меня взглядами сверху вниз, оценивая мои достоинства и умение говорить. Они также, я уверена, оценивали мой возраст и внешние данные. В течение всего завтракая вела себя очень тихо. Я надеялась услышать новые указания от Бога, но Он молчал.
Наступило время представить меня. Жена пастора описала меня такими возвышенными словами, что мне показалось, будто она представляет кого-то другого. Я подумала:, .Если. я сейчас скажу то, что Бог повелел мне, то она решит, что я иронизирую". Итак, я решила, что всю вину возложу на Бога.
Я взяла микрофон и сказ ала женщинам: „Бог велел мне сообщить вам, что я скверная женщина". Они не знали, что делать. Они все были готовы к тому, что я произведу на них яркое впечатление, и теперь были просто разоружены. Некоторые смеялись; другие лишь безучастно смотрели, раскрыв рты.
Я поделилась тем, как Бог освободил меня от гнева и обличил мою гордыню. Они начали расслабляться. Когда они поняли, что я не собираюсь обидеть или запугать их, то открыли свои сердца. После такого сообщения в течение всей проповеди сила Божья и слово знания текли свободно и беспрепятственно. Как только собрание окончилось, женщины роем окружили меня: они плакали и признавались в собственной неволе. Они свободно, без опасений, рыдали и исповедовались, потому что я была открыта с ними.
Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг задруга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного (Иакова 5:16).
Это случилось более шести лет назад, и с тех пор я не устаю поражаться числу женщин, которые откликаются, когда я просто раскрываюсь и становлюсь реальной и уязвимой для них. Иисус был всегда реален для тех, кому Он служил.
В истине и признании греха есть сила. Очень важно засвидетельствовать о силе Божьей, которая изменила нашу жизнь. Поступая таким образом, мы ободряем и вдохновляем других, вселяем в них надежду, которая словно якорь скрепляет их веру. Для них это шанс стать мужественными и отважиться поверить в то, что Бог сделает то же самое и для них.
Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован (Притчи 28:13).
Когда мы честны, то признаем Его милость и благодать. Открытость разрушает твердыни стыда в вашей жизни.
Я призываю вас бесстрашно вступить в схватку с вашим гневом. Вы увидите, как он пытается скрыться в тени оправданий. Возможно, вы находили ему оправдание в своем прошлом, в родителях, этнических особенностях или в окружающей среде, но до тех пор, пока вы не возложите ответственность за собственные действия на себя, вы будете оставаться их жертвой. Вы будете жертвой разрушительного опустошения, которое несет гнев вам и вашим близким.
Бог хочет вывести вас из тени в свет Его свободы. Пусть эти вопросы проникнут вам в душу:
Говорите ли вы, что другие раздражают и злят вас?
Оправдываете ли вы свой гнев, перекладывая вину на обстоятельства вокруг вас и давление?
Набрасываетесь ли вы в гневе на самых близких вам людей?
Боитесь ли вы принятия ответственности за ваши действия?
Принимаете ли вы гнев как способ жизни?
Честно отвечая на эти вопросы, вы четко оцените свое положение и симпатию или антипатию к гневу. Если вы ответили положительно на все вопросы, то я полагаю, вы увидели себя в этой главе. Если вы готовы раскаяться и отказаться от гнева, то благодать Божья станет доступной уже сейчас. От всего сердца помолитесь такой молитвой:
Отец Небесный,
Я предстаю пред Тобою в сокрушении и смирении. Мне некого винить, кроме самой себя. У меня нет оправдания. Я принимаю полную ответственность за гнев в своей жизни. Я приношу его к Твоим ногам и смиряюсь под Твою могущественную руку милости и благодати. Я хочу, чтобы сила Божья вошла в мою жизнь. Я хочу быть свободной от гнева, во имя Иисуса. Аминь.
ТОТ, КТО ПЕРЕДАЕТ СПЛЕТНИ ВАМ, СПЛЕТНИЧАЕТ И О ВАС
