На этот раз подсознательный будильник Бака подвел его. Он вбежал в кабинет Стива Планка без четверти девять, растрепанный и извиняющийся. Он оказался прав. Он сразу почувствовал возмущение старых редакторов отделов. Хуан Ортиц, шеф отдела международной политики, пришел в ярость от того, что Бак будет иметь какое-либо отношение к совещаниям на высшем уровне, которые Хуан собирался освещать в течение двух недель.
- Еврейские националисты собираются обсуждать вопросы, которые я отслеживаю уже многие годы. Кто поверит, что у них может вызвать одобрение проблема единого мирового правительства? Феноменально уже то, что они вообще проводят дискуссию. Они собираются здесь, а не в Иерусалиме или Тель-Авиве потому, что у них революционные идеи. Большинство израильских националистов считают, что Святая Земля уже зашла слишком далеко в своих благодеяниях. Это имеет историческое значение.
- Тогда почему вы возражаете,- сказал Планк,- что для общего освещения я добавляю еще одного обозревателя? - Потому что здесь именно я дам общий обзор. - Я хочу попытаться понять смысл всех этих совещаний,- сказал Планк.
Тут вмешался Джимми Борланд, редактор отдела религии:
- Я понимаю возражения Хуана, но у меня в одно и то же время две встречи. Я одобряю помощь. - Вот теперь мы к чему-то приходим,- сказал Планк. - Но я буду откровенен, Бак,- добавил Борланд,- в окончательной редакции последнее слово за мной. - Конечно,- сказал Планк. - Не так быстро,- сказал Бак.- Я не хочу, чтобы меня рассматривали как простого репортера, я хочу самостоятельно участвовать в этих собраниях, и вместе с тем, я не буду переступать границ ваших профессиональных интересов. Я не буду делать самостоятельных обзоров отдельных встреч. Я надеюсь провести некоторую координацию, обнаружить общие идеи. Джимми, вот твои две группы - религиозные евреи, которые хотят восстановить Храм, и экуменисты, которые стремятся к единой мировой религии,- не противоречат ли они друг другу? Будут ли религиозные евреи... - Ортодоксальные. - Да, ортодоксальные евреи, будут ли они на экуменической встрече? По-моему, это противоречит восстановлению Храма. - Хорошо. По крайней мере, ты способен рассуждать как редактор отдела религии,- сказал Джимми,- это воодушевляет. - Ну, а сам ты что думаешь? - Я не знаю. Но это интересно. То, что они встретятся в одно и то же время в одном и том же городе,- слишком хорошо, чтобы быть правдоподобным.
Барбара Донахью, редактор отдела финансов, положила конец обсуждению:
- Я уже принимала участие в такого рода начинаниях,- сказала она.- Я высоко ценю то, что вы даете высказываться всем, без каких-либо ограничений. Но мы знаем, что вы уже приняли решение об участии Бака, так что давайте залижем наши раны и разойдемся. Если каждый из нас даст собственный очерк в своем отделе и внесет какой-то вклад в общий обзор, я думаю, что-то получится. Давайте так и сделаем.
Даже Ортиц кивнул. Хотя Баку показалось, что он был очень недоволен.
- Бак будет хавбеком,- сказал Планк,- включайте его в игру. Он будет докладывать мне. Бак, ты хочешь что-нибудь сказать? - Спасибо и на этом,- сказал Бак с горестной улыбкой, вызвав всеобщий смех. - Барбара, ваши монетаристы встречаются прямо в ООН, так же, как при обсуждении системы трех валют?
Она кивнула.
- В том же месте и, в основном, те же самые люди. - Какое участие принимает в этом Джонатан Стонагал? - Ты имеешь в виду в открытую? - спросила она. - Да, всем известно, что он осторожен. Но тут чувствуется его влияние? - Разве у утки есть губы?
Бак улыбнулся, сделал короткую запись и сказал:
- Принимаю твой ответ за согласие. Я хотел бы покрутиться вокруг него, а может, и добраться до самого Бриллиантового Джона. - Желаю удачи. Но вряд ли он покажет свое лицо. - Но ведь он будет в городе, Барбара? Разве он не был в отеле "Плаза" во время предыдущей сессии? - Ты уже успел там покрутиться? - спросила она. - Да. Он заставлял своих помощников ежедневно переодеваться, как он сам. Хуан Ортиц поднял руку - Я согласен со всем этим, и я не имею ничего против лично тебя, Бак. Но я не верю, что можно связать эти события естественным образом, без отсебятины. Если ты дашь иллюстрированный очерк, в котором будет говориться, что в городе почти одновременно прошли четыре важных международных конференции,- это будет прекрасно. Но связывать их между собой будет натяжкой.- Если окажется, что между ними нет никакой связи, не будет и общего очерка,- сказал Бак,- согласен?
Рейфорд Стил почти утратил контроль над собой из-за того, что его скорбь была усугублена беспокойством. Куда подевалась Хлоя?
Весь день он провел дома в тоске и размышлениях, чувствуя себя измученным и угнетенным тесным пространством. Он позвонил в "Панкон". Ему сказали, что ко времени его возвращения из рейса он уже сможет взять свой автомобиль. Телевизионные новости показывали удивительный прогресс в расчистке дорог и восстановлении массового движения. Ландшафт будет выглядеть неряшливо еще многие месяцы. Из свалок извлекли и включили в работу старые краны и скреперы, но по обочинам дорог покореженные обломки еще долго будут оставаться опасными нагромождениями.
К тому времени, как Рейфорд решил позвонить в церковь жены, прошло несколько часов, и он был рад, что ему не пришлось ни с кем разговаривать. Как он и надеялся, на их автоответчике появилось новое сообщение, записанное приглушенным мужским голосом.
- Это "Церковь новой надежды". Мы планируем организацию еженедельных библейских занятий. Пока же мы собираемся каждое воскресенье в десять утра. Весь наш штат, исключая меня одного, и большинство членов нашей общины исчезли. Немногие из оставшихся поддерживают помещение в порядке и распространяют видеокассету, которую подготовил наш старший пастор для такого времени, как это. Вы можете придти в церковь в любое время, чтобы получить ее. Мы ждем вас в воскресенье утром.
"Да,- думал Рейфорд,- пастор часто говорил о восхищении церкви. Именно это очень привлекало Айрин. Неплохая идея - оставить сообщение для тех, кто остался! Ему и Хлое следует получить кассету в ближайшие дни. Он надеялся, что она будет заинтересована, как и он, в открытии истины.
Когда Рейфорд посмотрел в окно, выходящее на улицу, он увидел Хлою. Она расплачивалась с водителем такси. На земле у ее ног стоял большой чемодан. Он выбежал из дома в одних носках и заключил ее в свои объятия.
- О, папочка,- простонала она,- а как все? Он покачал головой. - Я не хочу этого слышать,- сказала она, отталкивая его и глядя на дом, как будто ожидая, что мать и брат появятся в дверях. - Мы остались одни, Хлоя,- сказал Рейфорд, и они застыли в сумерках, плача.
Только в пятницу Бак Уильямс смог получить новости о Дирке Бертоне. Он связался с инспектором округа, где расположена Лондонская биржа. - Вы должны сказать мне совершенно точно, кто вы такой и каковы ваши отношения с мистером Бертоном, прежде чем я смогу сообщить вам о его состоянии,- сказал Нигель Леонард,- я также обязан сообщить вам, что наш разговор будет записан на пленку. Запись уже началась. - Простите? - Я записываю наш разговор, сэр. Если вы этого не хотите, вы можете разъединиться. - Я последую вашему примеру. - Что это значит? Вы что же не понимаете, что такое запись? - Я это прекрасно понимаю, и включаю свой магнитофон для записи, если вы не возражаете. - Конечно же, я возражаю, мистер Уильяме. Почему, черт побери, вы. будете делать запись? - А почему вы? - Мы здесь находимся в очень сложной ситуации и поэтому должны принять во внимание все нити. - Что за ситуация? Разве Дирк исчез? - Боюсь, все это не очень чисто. - Расскажите! - Сначала расскажите, почему вас это интересует. - Мы с ним старые друзья, однокашники по университету. -Где? - В Принстоне. - Хорошо. Когда? Бак сказал. - Когда вы последний раз разговаривали с ним? - Я не помню. Обычно мы пользовались электронной почтой. - Ваша профессия? Бак помялся. - Ведущий обозреватель, "Глобал уикли", Нью-Йорк. - Ваш интерес связан с вашей работой журналиста? - Я не исключаю этого,- сказал Бак, стараясь не показывать накипающего раздражения,- но я думаю, что мой друг, как бы он ни был значим лично для меня, представлял интерес для моих читателей. - Мистер Уильяме,- осторожно сказал Нигель,- позвольте мне вполне определенно заявить, имея в виду нашу взаимную запись, что то, что я собираюсь вам сказать, строго конфиденциально. Вы понимаете меня? -Я... - Я заявляю вам: все что будет сказано, не подлежит оглашению в вашей стране и Британском содружестве.- Принимаю! - Простите? - Вы слышали меня. Я согласен. Это не для записи. Так где же Дирк? - Тело мистера Бертона было обнаружено сегодня утром в его квартире с пулей в голове. Выражаю вам соболезнования как другу. Установлено самоубийство. -Кем? - Властями. - Какими властями? - Сотрудниками Скотланд-Ярда и органов безопасности Лондонской биржи. "Скотланд-Ярд? - подумал Бак.- Надо в этом разобраться". - А при чем здесь биржа? - Мы не раскрываем нашу информацию и наших сотрудников, сэр. - Самоубийство исключено, вы ведь знаете,- сказал Бак. -Я? - Если вы следили за ним, вы должны это знать. - После того, как начались исчезновения, у нас волна самоубийств, сэр.
Бак покачал головой, как будто Нигель мог видеть его через Атлантический океан:
- Дирк не убивал себя, и вы это знаете. - Сэр, я уважаю ваши чувства, но о том, что происходило в голове мистера Бертона, мне известно не больше, чем вам. Я был расположен к нему, но у меня нет оснований сомневаться в заключении медицинской экспертизы.
Бак резко бросил телефонную трубку и пошел в кабинет Стива Планка. Он рассказал ему о том, что услышал.
- Это ужасно,- сказал Стив. - Я знаю человека из Скотланд-Ярда, который был знаком с Дирком, но разговаривать с ним по телефону рискованно. Могу я попросить Мардж заказать мне билет на ближайший рейс в Лондон? Я сумею вернуться к началу всех этих конференций, но мне необходимо быть там. - Если найдется рейс. Я не знаю, отрылся ли аэропорт имени Кеннеди. - А как насчет "Ла-Гардиа"? - Спроси Мардж. Ты знаешь, что Карпатиу будет здесь уже завтра? - Ты же сам сказал, что это мелочь. Возможно, он еще будет здесь, когда я вернусь.
Рейфорд Стил не мог уговорить свою скорбящую дочь выйти из дому. Хлоя часами просиживала в маленькой комнате брата или в спальне родителей, собирая личные впечатления, чтобы добавить их к воспоминаниям отца. Рейфорду было очень больно за нее. В глубине души он надеялся, что она станет для него поддержкой.
Теперь он знал, что это произойдет не так скоро. Ей нужно было время, чтобы пережить свою утрату. Однажды она объявила, что готова к разговору. После этого она предалась воспоминаниям и предавалась им до тех пор, пока Рейфорду не стало невмоготу, так что он уже не знал, выдержит ли его сердце. Тогда она сменила тему и перешла к рассуждениям о феномене исчезновения как таковом.
- Папочка, в Калифорнии всерьез принимают теорию космического вторжения. - Ты шутишь? - Нет. Просто ты всегда скептически относился к таблоидам, а я нет. Я думаю, это как-то связано со сверхъестественными явлениями, чем-то внеземным, но... -Что? - Мне кажется, что если какие-то внешние силы способны проделывать все это, они в состоянии и общаться с нами. Не захотят ли они установить здесь свою власть, или потребовать от нас какой-то выкуп, или заставить что-то делать для них? - Кто? Марсиане? - Папочка, я не говорю, что верю в это. Скорее, я не верю. Но разве в этих рассуждениях нет смысла? - Не убеждай меня. Признаю, что я мог бы посчитать что-то в этом роде возможным еще неделю назад, но сейчас у меня совсем другая логика.
Рейфорд надеялся, что Хлоя станет расспрашивать о его теории. Он не хотел начинать прямо с религии. Она уже давно была настроена антагонистично к ней. Хлоя перестала ходить в церковь в университете, когда и он, и Айрин отказались спорить с ней об этом. Их старшая дочь была хорошим ребенком, с ней никогда не было неприятностей. У нее были достаточно хорошие оценки, чтобы получать стипендию. Хотя она иногда приходила домой довольно поздно, а в университете как раз пережила период юношеского негативизма, им ни разу не пришлось брать ее на поруки, и ничто не говорило о том, что она увлекается наркотиками. С этим он бы не примирился.
Рейфорд и Айрин знали, что несколько раз Хлоя возвращалась со студенческих вечеринок в подпитии, так что ночью ее тошнило, но на первый раз он и Айрин решили сделать вид, будто ничего не случилось. Они надеялись, что она достаточно благоразумна, чтобы этого не повторилось. Но когда это повторилось, Рейфорд поговорил с ней.
- Я знаю, я знаю, я знаю. Ладно, папа? Не начинай, пожалуйста. - Я не ругаю тебя, просто хочу быть уверен, что ты не будешь водить машину пьяной. - Конечно, не буду. - Ведь ты знаешь, как бессмысленно и опасно пить слишком много. - Я надеялась, что ты перестанешь ругать меня. - Так скажи мне, что ты это знаешь. - Мне казалось, что я уже сказала это.
Он только покачал головой и больше ничего не сказал.
- Папочка, не считай меня пропащей. Ну продолжай! Поливай меня еще! Проявляй заботу! - Не насмешничай надо мной,- сказал он,- когда-нибудь у тебя будет свой ребенок, и ты не будешь знать, что ему сказать, что сделать. Когда любишь кого-то всем сердцем, заботишься о нем...
Рейфорд не мог продолжать. Впервые за свою взрослую жизнь он был растерян. Такого никогда не случалось во время споров с Айрин. Он всегда занимал подчеркнуто оборонительную позицию, озабоченный тем, чтобы продемонстрировать, как он заботится о ней. Но тут, в разговоре с Хлоей, он в самом деле хотел донести до нее правильные вещи, защитить ее от нее самой. Он хотел, чтобы она понимала, как он ее любит, а получилось все наоборот. Получилось, будто он наказывает ее, читает ей нотации, упрекает, снисходит до нее. Это и заставило его замолчать.
Хотя он и не рассчитывал, это непроизвольное проявление чувств подействовало на Хлою.
Месяцами она отдалялась от него, от них обоих. Становилась угрюмой, замкнутой, холодной, саркастичной, вызывающей. Он знал, что это неизбежно, что это возрастные явления - так человек обретает характер, но это было мучительное, тяжелое время.
Когда он плотно сжал губы, а потом глубоко вздохнул, чтобы овладеть собой, преодолеть растерянность, Хлоя неожиданно кинулась к нему и обвила руками его шею, как делала еще малышкой.
- Папочка, не переживай,- воскликнула она,- я знаю, что ты любишь меня, заботишься обо мне. Не беспокойся. Я получила урок и больше не буду дурить. Обещаю!
Он расплакался, она тоже. Они стали близки друг другу как никогда. Он больше не делал ей замечаний. В церковь она ходить не стала, но к этому времени он и сам стал отдаляться от церкви. Они стали друзьями. По характеру она стала все больше походить на него. Айрин шутила, что их дети имеют своих собственных любимых родителей.
Теперь, после того, как прошло несколько дней после исчезновения Айрин и Рейми, Рейфорд надеялся, что их отношения с Хлоей вновь станут такими же, как после памятного эмоционального взрыва в студенческие годы. Тогда они смогут говорить обо всем. Что было важнее того, что случилось? Теперь он знал, что думают ее ненормальные однокашники и большинство калифорнийцев. В этом для него не было ничего нового. Он уже давно убедился, что для жителей Западного Побережья таблоиды имеют такой же вес, как для жителей Среднего Запада "Чикаго трибьюн" или даже "Нью-Йорк тайме".
К концу дня - это была пятница - Рейфорд и Хлоя неохотно согласились, что надо бы и поесть. На кухне они энергично принялись за приготовление салата из фруктов и овощей. Хотя они готовили молча, в том, что они делали это вместе, было что-то успокаивающее, исцеляющее. С другой стороны, к этому примешивалась горечь из-за того, что все здесь напоминало об Айрин. За столом они автоматически сели на свои обычные места - напротив друг друга. Это еще больше выделяло пустые стулья.
Рейфорд заметил, что Хлоя снова помрачнела. Он понял, что она заметила в нем ту же перемену. Прошло уже несколько лет с тех пор, когда они три или четыре раза в неделю собирались всей семьей за этим столом. Айрин всегда садилась слева от него, Рейми - справа, а Хлоя - напротив. Пустота и молчание действовали на нервы.
Рейфорд был голоден и прикончил большую тарелку салата. Хлоя перестала есть, едва начав. Она молча плакала, наклонив голову. Слезы капали ей на колени. Отец взял ее за руку. Она встала, села ему на колени, спрятала лицо у него на груди, всхлипывая. Рейфорд укачивал ее как ребенка, пока она не перестала плакать.
- Где же они? - простонала она. - Хочешь знать, что я думаю? - спросил он,- Правда, хочешь? - Конечно! - Я думаю, что они на небесах! - Ох, папочка! У нас в университете были помешавшиеся на религии, которые так говорили, но если им это так хорошо известно, почему же они не там? - Возможно, па самом деле они были грешниками и поэтому упустили свой шанс. - Так ты думаешь, что и мы тоже? - спросила Хлоя, возвращаясь на свое место. - Боюсь, что так. Ты помнишь, как твоя мать говорила тебе о своей вере в то, что Иисус вернется и возьмет Своих людей прямо на небеса еще до их смерти? - Помню, но она всегда отличалась от нас своей набожностью. Мне казалось, что ее немножко заносит. - Ну и словечки у тебя! - А что такого? - Ее взяли на небо, Рейми тоже. - Но ты на самом деле в это не веришь? - Верю! - Но ведь это такая же нелепость, как идея о вторжении марсиан.
Рейфорд решил перейти к обороне.
- Ну ладно, а что думаешь ты? Хлоя принялась убирать стол и повернулась к нему спиной. - Я честно признаюсь, что не знаю. - Ты считаешь меня неискренним? Хлоя повернулась к нему лицом. На нем было написано выражение сочувствия. - Разве ты не понимаешь, папа? Ты склоняешься к наименее болезненной версии. Если бы нам нужно было голосовать, то я отдала бы свой голос за то, чтобы мама и брат были на небесах с Богом, сидели бы на облаке и играли на арфах. - Ты хочешь сказать, что я тешу себя самообманом? - Папочка, я совсем не порицаю тебя. Но согласись, что все это притянуто за уши.
Теперь Рейфорд по-настоящему рассердился.
- Как это притянуто за уши, если исчезают люди, а одежда остается? Кто еще способен на такое? Раньше мы все валили на русских, говорили, что они изобрели какие-то новейшие технологии, лучи смерти, которые поражают только живую плоть. Но теперь больше не существует советской угрозы, и у русских тоже исчезают люди. И как это делается, как происходит отбор, кого взять, а кого оставить?
- Ты говоришь, что самое разумное объяснение - это, что Бог взял Своих и оставил остальных? - Именно это я хочу сказать. - Папа, я не хочу этого слышать. - Хлоя, посмотри, наша семья - типичный пример того, что случилось. Если я прав, то вполне логично, что двое исчезли, а двое остались. - Ты считаешь меня большой грешницей? - Послушай, Хлоя. Кем бы ни была ты, но я - грешник. Тебя я не сужу. Если я прав, мы что-то упустили. Я всегда считал себя христианином, главным образом потому, что был так воспитан и не был иудаистом. - И теперь ты заявляешь, что ты - не христианин? - Я думаю, что христиане оставили нас. - Выходит, и я тоже - не христианка? - Ты - моя дочь и единственный оставшийся со мной член моей семьи. Я люблю тебя больше, чем кого-либо еще на земле. Но если ушли христиане, то я считаю, что никто из оставшихся - не христианин. - Ты хочешь сказать, что это были своего рода суперхристиане? - Да, просто подлинные христиане. - Папочка, но в этом случае, что представляет собой Бог? Больной диктатор-садист? - Осторожно, дорогая! Ты считаешь, что я не прав. А если я прав? - Тогда Бог - злопамятный, мерзкий, подлый. Кто захочет отправиться на небеса к такому Богу?- Если там твоя мама и Рейми, то я хочу туда, к ним. - Папочка, я тоже хочу быть вместе с ними! Но скажи мне, как это связать с любящим, всепрощающим Богом? Когда я ходила в церковь, я устала от бесконечных проповедей о том, какой любящий у нас Бог. Он ни разу не отозвался на мои молитвы, я ни разу не почувствовала, что Он помнит обо мне, заботится обо мне. Теперь ты говоришь, что у меня все было в порядке. А Он так не считает. Я не получила Его аттестата и была оставлена здесь. Лучше тебе думать, что ты не прав.
- Но если я не прав, то кто же прав, Хлоя? Где они? Где все? - Ты ухватился за идею о небесах, потому что так тебе легче. Но мне от этой идеи только хуже. Я ее не принимаю, не хочу даже говорить о ней.
Рейфорд прекратил этот разговор и включил телевизор. Возобновились некоторые обычные программы, но он поискал сводку новостей. Его поразило, что он услышал странное имя нового румынского президента - Карпатиу, о котором он недавно читал. Он должен был прибыть в субботу в Нью-Йорк в аэропорт "Ла-Гардиа" и дать пресс-конференцию в понедельник, до выступления в ООН.
Итак, аэропорт "Ла-Гардиа" открыт. Предполагалось, что Рейфорд полетит туда в понедельник вечером, рейсом, на который уже были распроданы все билеты. Он позвонил в "Панкон".
- Хорошо, что вы позвонили,- сказал диспетчер,- я уже собирался сам это сделать. У вас не просрочена аттестация на семьсот пятьдесят седьмые? - Я летал на них, но мне больше нравятся семьсот сорок седьмые, так что в этом году я не проходил аттестацию на пятьдесят седьмые. - Тогда это все наши рейсы на конец недели. Придется взять кого-то другого. А вам нужно поскорее пройти аттестацию, чтобы у нас были возможности для маневра. - Принято к исполнению. Когда у меня следующий рейс? - Вы хотели в понедельник в Атланту и обратно в тот же день? - На... - На сорок седьмом. - Прекрасно. Скажите, не найдется ли свободное место на этом рейсе? - Для кого? - Для члена семьи. - Сейчас посмотрю.
Рейфорд слышал стук клавиатуры и смущенный голос.
- Пока я тут смотрю, я хочу сказать, что поступила просьба от члена экипажа на ваш ближайший рейс. Я думаю, она имела в виду, что вы полетите сегодня, из "Логана" в "Кеннеди" и обратно. - Кто это? Хетти Дерхем? - Сейчас посмотрю. Правильно. - Значит, она назначена на рейс в Бостон и Нью-Йорк? - Н-да. - А я - нет, так что вопрос повис? - По-видимому, так. А как бы вы хотели? - Не понял? - Я думаю, что она еще будет звонить. У вас есть возражения по поводу того, чтобы назначить ее на один из ваших ближайших рейсов? - Ладно, но только пусть это будет не рейс на Атланту. Это будет преждевременно. - Хорошо. Рейфорд вздохнул. - Вообще-то возражений нет. Нет, подождем. Пусть будет, как будет. - Я не совсем понимаю вас, капитан. - Я хочу сказать, что если она будет назначена по обычному графику, то я не возражаю. Но не нужно заниматься специальной эквилибристикой, чтобы это произошло. - Хорошо. Что касается рейса на Атланту, то, как будто, есть возможность устроить вам бесплатный билет. На какое имя? - Хлоя Стил. - Я записываю ее в первый класс, но вы знаете, если все билеты будут распроданы, ее пересадят на другое место.
Когда Рейфорд положил трубку, в комнату вошла Хлоя.
- Сегодня я не лечу,- сказал он. - Это плохо или хорошо? - Я освободился, могу провести с тобой больше времени. - После нашего разговора? Я подумала, что ты не захочешь ни видеть, ни слышать меня. - Хлоя, мы поговорили откровенно. Ты - моя семья. Я всегда буду думать о тебе. Я полечу в понедельник в Атланту рейсом туда и обратно. Я заказал и для тебя билет в первый класс, если ты хочешь. - Конечно. - Я только прошу тебя не делать одной вещи. - Какой? - Не отказывайся наотрез говорить о моей теории. Тебе всегда нравились мои идеи. Я не против того, что сейчас для тебя эта теория неприемлема. Мне слишком мало известно, чтобы я мог развить ее так, чтобы она была вполне рациональной. Но твоя мать говорила со мной об этом. Однажды она даже предупредила меня, что если я не уверен, что буду взят, когда Христос придет за Своими людьми, то не стоит мне шутить по этому поводу. - А ты шутил? - Конечно. Но больше не буду. - Ладно, папочка. Я-то не шучу Просто я не признаю этого, вот и все. - Это справедливо. Но не заявляй, что ты никогда не будешь говорить об этом. - Ладно. Ну, а ты-то будешь говорить о теории вторжения из космоса? - Буду - Смеешься. - Я рассматриваю все версии. Это так далеко выходит за пределы опыта людей, что мы можем придумывать все что угодно. - Ну, ладно. Если я возьму назад свои слова и начну говорить об этом, что это будет значить? Мы станем религиозными фанатиками, начнем ходить в церковь? Но кто сказал, что уже не слишком поздно? Если ты прав, может быть, мы навсегда упустили свой шанс? - А ты не думаешь, что именно это мы и должны выяснить? Давай разберемся, посмотрим, нет ли в этом чего-то, а если есть, разве мы не захотим узнать, есть ли у нас шансы оказаться когда-нибудь вместе с мамой и Рейми.
Хлоя села, покачав головой.
- Нет, папа, я не знаю. - Знаешь, я звонил в ту церковь, куда ходила твоя мама. - Ну, ты даешь!..
Он рассказал ей о том, что услышал, о предложении получить магнитофонную запись.
- Папа! Запись для тех, кто остался!? Ну и ну! - Ты подходишь к этому как скептик, и это вызывает у тебя смех. Я же не вижу другого разумного объяснения, поэтому жду не дождусь, чтобы услышать запись. - Это ты от отчаяния. - Конечно. А разве с тобой не то же самое? - Я напугана и в отчаянии, но не настолько, чтобы лишиться разума; Прости меня, папочка. Не смотри на меня так. Я не порицаю тебя за то, что ты хочешь в этом разобраться. Действуй, а меня оставь в покое. - Ты не пойдешь со мной? - Пожалуй, нет. Но если ты хочешь, чтобы я... - Ты могла бы подождать в машине. - Ну, нет. Я никогда не боюсь столкнуться с тем, с чем я не согласна. - Мы отправляемся завтра,- сказал Рейфорд, разочарованный ее реакцией, но не утративший решимости продолжать - как ради нее, так и ради самого себя. Если он прав, он не хотел бы потерять свою дочь.
