Я пригляделся. У Абарататуры не было с собой никакого оружия.
- Мы думали, ты умер, - сказал он, - и стервятники пожрали твое тело. Но Бог спас тебя.
- Да, - сказал я, - это так.
Я остался в доме Абарататуры. Он понял, что я не собираюсь обманывать ни его, ни его народ. В результате все мотилоны приняли меня. Я дал знать о себе Бобби, и он пришел, чтобы быть со мной.
Мое короткое пребывание в лоне цивилизации убедило меня еще больше, чем когда-либо, что я принадлежу джунглям. Но я принес сюда одно из ее достижений, которое сделало жизнь более спокойной: ошейник против блох. Их привезли в Колумбию как раз перед тем, как я попал в больницу. Я увидел такой ошейник на собаке и спросил о нем доктора Ландинеза.
- Это противоблошиный ошейник, - сказал он, - последнее изобретение. Если одеть его на собаку, у нее не будет блох целых шесть месяцев.
- Отлично, - сказал я. - Мне как раз такой и нужен. Ландинез был озадачен:
- Что, у вас там собаки в джунглях?
- Нет, - засмеялся я. - Собак там нет, но зато есть блохи!
Я снова засмеялся и не стал ему ничего объяснять. Теперь у меня на шее был такой ошейник, и кожа зудела гораздо меньше.
Мои мысли были заняты лекарствами, которые я принес мотилонам. Они постоянно умирали от болезней, и я знал, что эти лекарства смогут вылечить многих из них. Но у мотилонов была своя система лечения, поэтому они могли не поверить, что моя будет лучше. Несколько раз я предлагал свои лекарства больным, но они отказывались принимать их.
- Оставь это знахарке, - говорили они мне. - Она знает наши обычаи и приемы лечения.
Иногда они выздоравливали. Тогда они проходили мимо меня и улыбались, как будто хотели сказать: "Видишь, мы не такие глупцы, как ты думаешь".
Но когда началась эпидемия конъюнктивита, мне представился подходящий случай, так как острый конъюнктивит легко вылечивается антибиотиками. Заболели почти все мотилоны. Плохо себя чувствуя, они бродили вокруг и терли глаза. Знахарка бормотала заклинания изо дня в день, до двадцати часов в сутки. Она была предана своему племени.
Через неделю стало ясно, что ее заклинания не помогают. Я отправился поговорить с ней. Отдыхая, она лежала на циновке. Лицо знахарки осунулось от усталости.
- У меня есть снадобье под названием терамицин, - сказал я. - Оно излечит болезнь, если его положить людям в глаза.
- Я уже пробовала всякое снадобье, - ответила она. - Они не помогают.
- Но, это другое снадобье, оно поможет. Я видел это много раз.
Казалось, это ее немного заинтересовало.
- Откуда оно у тебя?
- Это одно из тех, что используют лекари моего народа. Ее интерес угас. Она пожала плечами.
- Вы белые. Ваши способы отличаются от наших. Она встала на ноги, повернувшись ко мне спиной и снова начала бормотать заклинания.
Я вышел из хижины и стал думать, как быть дальше. Сам по себе конъюнктивит не опасен, но инфекция может привести к серьезным последствиям. Нужно было вылечить людей, и у меня было лекарство.
Единственное, что я мог сделать - это попытаться убедить кого-нибудь попробовать действие этого лекарства на самом себе. Тогда у меня будет доказательство, что мой способ правильный, а методы знахарки - нет.
Но тогда мне придется вступить в конкуренцию со знахаркой и унизить ее и ее роль в племени, или она избавится от меня.
Я знал, что миссионеры обычно считают знахаря демонической силой и всячески борются с его влиянием. Но в данном случае дело обстояло иначе. Знахарка мотилонов не призывала демонов. Она пыталась помочь своему народу, молясь Богу так, как умела. Мне не хотелось разрушать то, что она делает. Я хотел помочь ей.
Мне пришла в голову одна идея. Я зашагал обратно к жилищу и остановился около мужчины с тяжелым случаем заболевания. Пальцами я протер его таз и его гноем мазнул по своему глазу.
Через пять дней у меня был ярко выраженный конъюнктивит. Я пошел к знахарке и попросил у нее помощи. Она прочитала надо мной так же, как и над всеми остальными, заклинания.
Естественно, это мне помогло так же мало, как и всем остальным.
Затем я снова пришел к ней. Я сказал, что хочу, чтобы она попыталась положить мне в глаза терамицин в то время, когда она будет петь заклинания. Она заколебалась, но желание попробовать что-нибудь новое взяло верх. Она выдавила немного мази из тюбика, намазала ею мои глаза и пропела молитву, чтобы Бог исцелил меня.
Через три дня мои глаза очистились и я выздоровел. Все остальные все еще были больны. Знахарка продолжала петь заклинания и молитвы.
Я выждал некоторое время, прежде чем пойти к ней снова. Мне не хотелось унижать ее. Вечером я увидел, что она выходит из хижины, ее плечи ссутулились от усталости. Я пошел за ней в темноту и взял ее за руку. Она обернулась.
Я держал в руке тюбик терамицина.
- Почему ты не попробуешь это снадобье? - спросил я. - Ты вылечила мои глаза этим, может быть, оно поможет и твоему народу.
За три дня она вылечила всех. Это подняло ее авторитет в глазах мотилонов. Она гордилась тем, что помогла своему народу заклинаниями и новым снадобьем. Она стала моим хорошим другом, а также посредником для проведения других лечебных мероприятий.
Возможность использовать простые антибиотики с помощью знахарки было огромным шагом на пути к моей цели - помочь мотилонам. Но в грязи вокруг хижин было столько всяких микробов, и эта грязь настолько входила в обычаи мотилонов, что возможность новых заболеваний была просто неизбежной. И конечно же часть из них нельзя излечить теми лекарствами, которые у меня были.
- Какова причина всех этих болезней? - спросил я знахарку. - Кажется, им не будет конца. Она была поражена моим "невежеством".
- Это злые духи показывают свою силу. Поэтому, мы поем и в нашем пении мы призываем Бога, чтобы он прогнал этих злых духов.
- А почему Он не всегда это делает? - спросил я. Ее лицо погрустнело, она отвернулась.
- Мы обманули Бога, сказала она низким, печальным голосом.
Я стоял позади нее, удивленный, чувствуя, что за ее словами скрывается что-то, в чем я должен разобраться.
- А как вы обманули Бога?
- Пришел человек, который объявил себя пророком. Он сказал, что может увести нас за горизонт, в землю, где хорошая охота. Его звали Сакамайдоджи. Мы покинули Бога и пошли за ним - Когда это случилось? - мягко спросил я. Она замолчала, потом вытянула руку вперед.
- Много, много лет назад. Мы только слышали эту историю. Но мы знаем, что он обманул нас. Теперь мы далеко от Бога.
Позже я пришел к ней и сказал, что хочу показать ей злых духов, которые приводят к болезни и смерти. Взяв свой микроскоп, я положил под стекло кусочек грязи. Затем я попросил ее посмотреть в окуляр.
- Да, я вижу, как они там танцуют; - сказала она и принялась петь свои заклинания.
Потом я положил туда немного дезинфицирующего средства и сказал, чтобы она посмотрела еще раз. Она увидела, что средство убило микробов. Это ее потрясло. Она ведь уже видела, что они не умерли, когда она пела свои заклинания.
Через некоторое время она ввела дезинфицирующие средства в обычные церемонии мотилонов. Например, когда строили новую хижину, должна была проводиться церемония очищения. Все мотилоны, желающие жить в этом доме, собирались вместе, пели заклинания и били по стенам палками, чтобы изгнать злых духов.
По моему предложению знахарка научила их применять дезинфицирующие средства в этих церемониях и люди заметили, что их здоровье значительно улучшилось. Она научила также повивальных бабок использовать дезинфицирующие средства при родах, и детская смертность уменьшилась.
Эти меры распространились и на другие жилища, и я все больше испытывал чувство благодарности доктору Ландинезу за то, что он дал мне эти лекарства. Также улучшилась пища мотилонов с введением сельскохозяйственных культур. Мотилоны добывали себе еду только охотой и сбором диких растений. При помощи Абарататуры я смог показать им, как выращивать кукурузу и разводить скот.
Спустя несколько лет здесь было восемь медицинских пунктов (по одному в каждом жилище), в которых делали уколы, давали антибиотики и другие медикаменты. Их задачей было также следить за тем, чтобы в домах мотилонов не было микробов. Каждый коллектив разработал свою систему ведения сельского хозяйства и, наконец, были открыты школы.
Медицинские пункты, фермы и школы не были введены цивилизованными белыми людьми. Создавали их и работали в них первобытные индейцы мотилоны. Я был здесь, на территории мотилонов, единственным чужестранцем. Мотилоны делали инъекции, правильные лекарства выбирали тоже мотилоны.
Многие считают, что это пример самого быстрого развития первобытного племени в истории. Как это произошло? Как это стало возможным?
Причины здесь две. Первая проста: индейцев никто не заставлял отказываться от собственной культуры и стать похожими на белых людей. Все нововведения были основаны на уже знакомых вещах. Например, вакцинация была введена знахаркой как новая форма традиционного кровопускания, которое мотилоны применяли, когда кто-то был болен. Подобно кровопусканию, вакцинация вызывает боль, которая предотвращает еще большую боль, вызванную болезнью, и даже смерть. Эти объяснения знахарки, которую знали и которой доверяли, мотилоны быстро приняли, и вакцинация распространялась с такой скоростью, с какой доставлялись в жилища вакцина и иголки для инъекций. А так как знахарки видели микробов и поняли их опасность, то начали также выполняться санитарные процедуры.
Сельское хозяйство было не таким новым делом, как медицина, но если бы оно противопоставлялось обычаям и традициям племени, его бы не одобрили. Но так как Абарататура и другие вожди, которые, по обычаям мотилонов, отвечают за то, чтобы у всех людей была пища, поддержали идею, ее приняли с готовностью и это не сопровождалось расколом общества, что часто случается
при экономическом развитии. Никто не восставал против прежнего образа жизни, перемены исходили именно от старейшин.
Но я уже говорил, что было две причины успеха. Второй из них было присутствие Духа Святого. Без Него никакой истинный длительный прогресс не был бы возможен.
Однако создавалось впечатление, что, как и раньше, индейцам мотилонам нет никакого дела до других. Каждый заботился только о себе, своей семье и больше ни о ком. Особенно тяжело было мне это видеть в Бобби.
Я хотел быть уверенным в том, что все мотилоны получают лекарства, которые им нужны, и знают, как ухаживать за растениями, которые посадили. Бобби сопровождал меня втаких "инспекторских объездах". Мы отлично проводили время, ходя тропами, посещая те места, где уже были раньше. Мы вели глубокие беседы о жизни и о том, чего хотим для себя и друг для друга. Бобби надеялся стать главным воином мотилонов, как Абарататура. Мне хотелось помочь мотилонам идти по верному пути. Мы делились друг с другом своими мыслями, вместе охотились, вместе пели. Мы могли понимать друг друга без слов.
Но Бобби не разделял моего беспокойства о других мотилонах. Однажды случилось так, что в двух отдаленных друг от друга жилищах появилось серьезное заболевание. И туда нужно было немедленно доставить лекарства.
- Бобби, - сказал я, - ты пойдешь в Иквиакарору, а я на плоскогорье. Мы встретимся здесь.
Казалось, он обиделся.
- Я хочу идти с тобой, Брушко.
Я нахмурился.
- Бобби, нельзя так. Просто нет времени, чтобы вместе сходить и туда, и туда.
- Тогда давай сходим только в одно место. В конце концов, Бобби пошел один, потому что я приказал ему. По собственной доброй воле он не сделал бы этого. Я этого просто не понимал, и это огорчало меня.
Каждый индеец в этом отношении был как Бобби. Люди в одном жилище могли умереть, потому что в жилище поблизости никто не заботился о том, чтобы принести им лекарство. Могла умереть корова, потому что тот; кто ухаживал за ней, заболел и о ней не заботился, и никому другому это и в голову не пришло. Становилось все труднее и труднее для меня быть повсюду, где нужна была помощь. Бобби подключался, если я просил его, но только ради дружбы со мной.
Я устал. Я прожил с мотилонами уже четыре года. Некоторые из нововведений, привившиеся благодаря мне, приносили свои плоды. Но я должен был постоянно следить за тем, чтобы все привитое мною не угасло. Я начал сомневаться в нужности того, что делаю. Я спрашивал себя: какое мне дело до того, что несколько мотилонов заболеют? Чего стоят их жизни? Они могут вымереть до последнего человека и никто в мире этого не заметит.
- И все же, - как-то подумал я, сидя перед хижиной, - ответ остался тем же, что и четыре года назад. Значение жизни мотилонов и моего труда не в том, что об этом думают люди. Я помнил, что сказал мне Господь: "Все могут отвергнуть тебя, но Я не отвергну тебя". Это касалось и мотилонов. Бог не отвергнет их. Он любит их. Поэтому я и пришел в джунгли, чтобы дать им увидеть и ощутить любовь Божию.
Но я по-прежнему не знал, как это сделать. Я много знал о верованиях мотилонов. Все, что я могу сказать об Иисусе Христе, не имеет для этих индейцев смысла. Для них это тоже будет обычаями белого человека. Это никогда не будет образом жизни мотилонов. А если некоторые из них вверят свои жизни Иисусу? Не окончится ли это, как для индейцев Ориноко, разделением и разрушением их общества? Но они нуждаются в Иисусе. Как я могу привести их к Нему, Истинному, несмотря на мою культуру и индивидуальность?
Это должен сделать Иисус за меня. Нет другого пути. Все, что могу сказать им я, не будет веским, не будет иметь явной силы. Но Иисус может говорить с ними через меня и Он может указать мне подходящее для этого время.
Я склонил голову. Солнце палило мою шею.
- О, Иисус, эти люди нуждаются в Тебе. Откройся им, Господь, помоги мне не стоять на пути, говори с ними их языком, чтобы они увидели Тебя таковым, какой Ты есть. О, Иисус, стань мотилоном.
Все книги
