После утренней охоты я лежал в гамаке. Женщины готовили еду и горький дымок костров, смешанный с запахом поджаривающегося мяса обезьян, навевал дремоту. Вскоре наступит время обеда. Я был голоден.
В другом конце хижины началась какая-то суматоха и я привстал, опершись на локоть, чтобы посмотреть, что случилось. Небольшая кучка мужчин и женщин собралась вокруг Абакурианы, молодого стройного воина. Я расслышал несколько слов.
- Тигр... Я не мог шевельнуться, - рассказывал он возбужденно.
Двое мужчин, лежащих в гамаках рядом со мной, поднялись и подошли к нему.
- Эй, Чанти, - позвал я одного из них. - Что случилось?
Он подошел к моему гамаку. Похоже, он был чем-то взволнован.
- Ты не слышал? - хрипло спросил он. - Тигр говорил.
- Какой еще тигр? - в замешательстве спросил я. - Что говорил? О чем ты?
Тигр говорил! Он говорил!
Я покачал головой.
- Чанти, тигры не разговаривают. А если и разговаривают, то какая разница, что они скажут.
- О, когда тигр говорит, будет большая беда. Большая, большая беда! - сказал он, вращая глазами.
- Ладно, спасибо, - сказал я и отпустил его. Все жилище гудело. Вся работа прекратилась. Те, кто не мог подойти ближе к Абакуриане, стояли около толпы и разговаривали друг с другом или, подойдя к дверям, быстро выглядывали наружу.
Я вылез из гамака. Около одной из дверей стоял вождь. Я отвел его в сторонку.
- Я хочу поговорить с тобой, - сказал я. - Что означают слова "тигр говорит"?
- Это значит; что все мы в большой опасности, - сказал он.
- Но в какой опасности? Что тигр мог сказать, какая опасность угрожает?
- Я иду в джунгли, чтобы поговорить с тигром. Он скажет мне это.
- Но, вождь, - сказал я, - ведь тигры не разговаривают. Это чепуха.
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом.
- Слушай, - сказал он. - Ты ничего не знаешь о джунглях. Ты не знаешь, как охотиться, ты не знаешь, что есть. Ты не можешь идти по тропе. Почему ты думаешь, что знаешь что-нибудь о тиграх?
Я не знал, что ответить ему, только смотрел на него с удивлением и тревогой, а он холодно всматривался в джунгли. Затем, с видимым усилием, он расправил плечи и вышел из жилища. Я видел, как он пересек поляну и скрылся между деревьями. Я обернулся. Все в хижине смотрели туда, где он исчез.
Вождя не было до вечера. Все ждали его возвращения, никто не работал. Несколько мужчин пытались делать стрелы, но часто, прерываясь, невидящим взглядом смотрели в пространство. Почти никто не разговаривал. Люди беспокойно ходили по жилищу, их тревога передалась и мне. Я не мог сидеть спокойно. Что происходит? Я никогда не видел ничего подобного. Казалось, что хижину придавила какая-то невидимая огромная рука.
Когда вождь вернулся, вокруг него сразу сгрудились люди. Он подождал, пока соберутся все. Его лицо было уставшим и осунувшимся, казалось, что он постарел на десять лет.
- Тигр сказал, что сегодня ночью духи выйдут из скал. Они нападут на наш дом и унесут наши жизни. Языки умолкнут. Придет смерть.
В наступившей глубокой тишине вождь дошел до своего гамака и лег в него. Индейцы разбрелись по своим устам.
- Что в конце концов происходит? - думал я. - Откуда пришел этот страх? Что означает то, что тигр говорит, и что духи выйдут из скал?
Было очевидно, что происходит что-то ужасное. Обычно эти люди не были суеверными, и я никогда не видел, чтобы они раньше так боялись чего-либо. Индейцы изо дня в день сталкивались с ядовитыми змеями, опасными животными, и я никогда не видел и следов страха. Если они сейчас так боятся, то тут уж действительно кроется что-то ужасное. Но что именно? Как могут они с этим бороться?
Я нашел Бобби около дома. Он смотрел куда-то в пространство, и когда я подошел, лишь мельком взглянул на меня.
- Брушко, можно ли вырвать Иисуса у меня изо рта? - напряженно спросил он, и в его голосе мне послышался страх.
- Бобби, о чем это вы все? Что означает то, что тигр говорит? Что означает то, что духи выйдут из скал?
- Духи выйдут из скал, - сказал он. - Они попытаются убить. Иногда умирает только один, иногда многие. В Окабабуде два месяца назад умерло семеро.
- Как они умерли? - спросил я. - Что их убило?
- Их убили духи, Брушко. Они умерли в гамаках, Потому что злые духи унесли их язык.
Бобби, обязательно кто-нибудь должен умереть?
Обязательно, - был ответ.
Воздух, казалось, сгущался. Что это означает? Почему я чувствую такое напряжение?
- Можно ли вырвать Иисуса у меня изо рта? - снова спросил Бобби, глядя в джунгли.
Я не знал, что ответить ему. Я никогда раньше не встречался с демоническими силами и сейчас тоже боялся.
- Сможет ли дьявол убить меня сейчас, когда я иду по тропе Иисуса? - продолжал спрашивать Бобби. - Брушко, что мне делать?
- Я не знаю, Бобби, Ты сам должен поговорить с Иисусом. Он единственный, Кто знает ответ на твои вопросы. Он будет говорить с тобой в твоем сердце.
Он постоял, раздумывая, потом пошел в джунгли. Я почувствовал раскаяние. Почему не дал ему совета? Какой же из меня тогда духовный отец?
Но я не мог ничего ему посоветовать.
Я долго ходил по джунглям. Я был не только испуган, но и смущен.
- Тигры не разговаривают, - сказал я Господу. - Что здесь происходит?
Когда я пошел обратно к дому, было уже почти темно. Как только я вышел на поляну, то услышал странные пронзительные вопли и заклинания. Хижина ходила ходуном, как будто бы сама была одержима дьяволом. Заклинания были беспорядочными. Они то усиливались, набирая мощь, то снова ослабевали. Воздух, казалось, был наэлектризован. Я уже опасался войти.
Внутри хижины очаги отбрасывали на стены жуткие багровые отсветы. Я увидел, что хижина действительно качается. Все мужчины раскачивались, лежа в высоко привязанных гамаках, и завывали, чтобы отпугнуть дьявола. Женщины сидели на земле, держа в руках большие камни и стучали ими друг о друга. Их глаза, как и у мужчин, были плотно закрыты.
Где Бобби? Здесь ли он? Внезапно я испугался за него. Он был единственным мотилоном, начавшим идти по пути Иисуса. Поддался ли он этому суеверному страху?
Я посмотрел на его гамак. Бобби был там и раскачивался. Я уже повернулся, чтобы уйти обратно в джунгли. Но что-то удержало меня. Ведь он мой брат.
Я схватился за один из шестов, подпиравших крышу, и стал взбираться вверх, к гамаку Бобби, висевшему в шести метрах от пола. Бамбук сгибался под моим весом и я не был уверен, выдержит ли он меня. Но в тот момент благополучие Бобби было для меня намного важнее.
Понемногу я карабкался вверх. Поднявшись достаточно высоко, я взглянул в лицо Бобби. Его глаза были открыты и на лице сияла широкая улыбка. То, что он пел, отличалось от причитаний других индейцев:
"Иисус в моих устах;
у меня новый язык.
Иисус в моих устах;
никто не отнимет Его у меня.
Я говорю словами Иисуса,
я шагаю тропой Иисуса.
Я принадлежу Иисусу;
Он наполнил мой живот, я больше не голоден".
Когда я добрался до пальмового шеста, Бобби посмотрел на меня. С ним было все в порядке. Он познал Иисуса и делал то, что мне следовало бы предвидеть. Он изгонял злых духов пением об Иисусе.
Я запел вместе с ним. Всю ночь мы пели. Когда пришел рассвет, оказалось, что никто не умер. На их памяти это был первый случай, когда духи ушли и никого не взяли с собой.
Никто из индейцев ничего не сказал о песне Бобби, но я чувствовал, что другие мотилоны стали больше интересоваться Бобби и его отношением к Иисусу. Внешне этот интерес не проявлялся, это не характерно для мотилонов. Но это было очевидно.
Бобби стал меняться. За месяцы, проведенные с Иисусом, он стал менее гордым. Когда мы заходили в другие хижины, Бобби уже сразу же принимал предлагаемую пищу, вместо того, чтобы заставить себя отказаться от нее, чтобы продемонстрировать свою силу. Такое упорство не делало его слишком популярным среди других мужчин, хотя они и уважали Бобби за это.
Сейчас они стали замечать новое отношение Бобби и удивлялись, чем оно вызвано.
Мне хотелось, чтобы Бобби объяснил им, так как был уверен, что у него получится лучше, чем у меня. Я призывал Бобби поделиться с остальными своим знанием и расстраивался, видя, что он не делает этого. Происходило ли это из-за того, что остальные мотилоны были ему безразличны? Я не был уверен в этом.
Я пытался втиснуть Бобби в свои рамки и не осознавал этого. Любая новая вещь не имеет настоящего значения для мотилонов, пока она не будет подкреплена официальной церемонией. В своем возбуждении от духовного перевоплощения Бобби я полагал, что достаточно это сделать так, как делается в Северной Америке. Я хотел, чтобы он собрал всех людей и рассказал им об Иисусе или чтобы он собрал своих друзей и объяснил бы им, что теперь значит для него Иисус. Но, слава Богу, он ждал времени, когда сможет сделать все по традициям мотилонов.
Разнеслась молва, что скоро начнется Праздник Стрел. В жилище царило радостное возбуждение. Это единственный праздник, когда мотилоны собираются все вместе.
На празднике заключаются союзы, обмениваются стрелами и устраивают состязания в пении. Мужчины забираются в гамаки и поют так долго, сколько могут выдержать. Содержание песен обычно составляют легенды, предания и последние новости. Часто они поют по двенадцать часов без отдыха, пищи и воды.
Подходило все больше и больше людей. Еды и шума было хоть отбавляй. Старые друзья приветствовали друг друга и обменивались новостями. Люди смотрели на Бобби как-то по-новому. Все уже знали о той ночи, когда духи ушли, никого не забрав с собой. На него смотрели с уважением и некоторым любопытством. Он был женат и поэтому мужчины принимали его как равного.
Старый вождь, которого звали Аджибакбайра, особенно заинтересовался Бобби. Замкнутый вид вождя производил впечатление величественности, но он был очень любопытен и в первый же день праздника вызвал Бобби на песенное состязание. Бобби был польщен и с готовностью принял предложение.
Они оба забрались в гамак, висевший в шести метрах от земли и начали раскачиваться. Бобби запел первым, а Аджибакбайра повторял его слова строчку за строчкой. Другие тоже вызывали друг друга на соревнование и уже пели.
Бобби пел о том, как мотилоны были обмануты и потеряли тропу Бога. Он пел, что раньше индейцы знали Бога, но стали жадными и пошли за фальшивым пророком. Затем он запел об Иисусе. Как только он начал эту песнь, все остальные замолчали и стали прислушиваться.
- Иисус Христос воплотился в человека, - пел Бобби.
- Он ходил по нашим тропам. Он - Бог и все же мы можем познать Его.
IВ хижине наступила глубокая тишина, нарушаемая только пением Бобби и Аджибакбайры, повторявшим за ним. Люди ловили каждое слово. Однако во мне бушевала духовная война. Я обнаружил, что я ненавижу эту песню. Она казалась такой языческой. Монотонное пение в странном минорном тоне походило на заклинания. Казалось, что эта песня унижала Евангельскую весть.
Но когда я посмотрел на индейцев вокруг себя и на вождя, качающегося в гамаке, то увидел, что они слушают так, как будто от этого зависит их жизнь. Этой песней Бобби доносил до них духовную истину.
Все же мне хотелось бы сделать это по своему, пока я не услышал, как Бобби поет об Иисусе, давшем ему новый язык.
- Разве ты не слышишь истины, которую он передает им? - казалось, спрашивал меня Бог. - Но, Господи, - отвечал я, - почему же это мне так не нравится?
Я понял, это происходило потому, что я был грешен. Я мог любить образ жизни мотилонов, но что касается духовных вещей, то я думал, что мой способ единственно верный. Но мой способ может быть не был способом Божиим. Господь сказал:
- Я тоже люблю образ жизни мотилонов. Я Сам его создал. И я собираюсь рассказать им о Моем Сыне так, как считаю это нужным.
Я расслабился, позволив себе в конце концов получить истинную радость от песни Бобби. Она продолжалась восемь, десять часов. Внимание не ослабевало. В хижине стало темно. Зажгли очаги. Наконец, через четырнадцать часов они перестали петь и устало спустились на землю.
Аджибакбайра посмотрел на Бобби.
- Ты сообщил мне хорошую весть, - сказал он. - Я тоже хочу привязаться к Иисусу. Я хочу, чтобы его кровь покрыла и мой обман.
Этой ночью в индейцах произошла духовная революция. Ни один не отверг вести об Иисусе. Каждый хотел, чтобы Он взял его за горизонт. В хижине царило ликование. Временами люди успокаивались и собирались вместе небольшими группами, чтобы поговорить друг с другом. Временами эта радость выливалась в стихийное пение. Все затихло только поздно ночью.
Бог произнес Свое Слово. Он говорил на языке мотилонов и в рамках их культуры. Ему не нужно было даже использовать меня.
Все книги
