В течение первых пяти-шести лет моего пребывания у мотилонов я был почти не связан с внешним миром. Однако, работая вместе с Бобби над переводом Евангелия от Марка, я купил транзистор и принес его в хижину мотилонов. Несколько вечеров подряд я лежал бел сна, слушая передачи о вещах, которые здесь казались почти нереальными. Я помнил, как выглядит этот мир, но он казался очень далеким.
Однажды вечером я лежал в гамаке, около меня лежали луки и стрелы для охоты за завтрашним обедом, и слушал радиопередачу о первом человеке, ступившем на луну Какая-то моя часть хотела вернуться в тот мир, где вместо пантер и диких кабанов - машины и самолеты Но в то же самое время я был на удивление доволен собой, как будто бы у меня была какая-то тайна, которую не знал остальной мир, тайное место, в которое никому, кроме меня, не позволялось войти.
Когда я впервые вернулся в большой мир, немногие люди поверили, что я жил у мотилонов. Тем не менее некоторые газетчики узнали об этом и в следующий раз, когда я оказался в цивилизованном мире, меня разыскали несколько репортеров и забросали вопросами о моей работе с мотилонами. Их репортажи привлекли внимание общественности. Вскоре после этого мотилоны стали героями Колумбии. Несколько мужчин племени сопровождали меня в походах за продовольствием и один из них, Аксдукатсиара, был назван в Колумбии "человеком года". До этого в статьях о мотилонах всячески подчеркивался тот факт, что они убили рабочих нефтяной компании. Однако, постепенно газетчики начали осознавать, что мотилоны просто пытались защитить свою землю от людей, которые хотят украсть ее и разрушить уклад их жизни. Общественное мнение переменилось и, как это обычно бывает, гнев обрушился на всех людей, селящихся на этих землях. Различие не делалось между теми, кто интересовался только земледелием, и теми, кто действительно посягал на земли мотилонов.
Поселенцы платили тем же, называя меня мошенником. В это время я был в джунглях и когда я снова пришел, чтобы получить медикаменты, заголовки газет кричали о том, что я эксплуатирую индейцев, заставляя их добывать золото и алмазы. Я рассмеялся, представив себя, небрежно развалившимся в ротанговом кресле с высокой спинкой, одетым в белый костюм, панаму и потягивающим виски, в то время, как мотилоны прислуживали мне.
Я поговорил с доктором Ландинезом об этом.
- Что мне делать? - спросил я его.
- А ничего не делай, - ответил он. - Это совершенно естественно, что сейчас будет много разговоров. Мотилоны - необыкновенный народ, и никто не сможет доказать или опровергнуть что-либо сказанное о них. Делай, что делаешь, будь честен с индейцами, и пусть каждый думает, что хочет. Если ты будешь беспокоиться о том, что о тебе думают люди, у тебя не останется времени ни на что другое.
И я ушел обратно в джунгли. Мотилоны продолжали интересовать общественность, но так как возможности что-либо о них узнать не было, обвинения заглохли.
После этого, в 1970 году, правительственная комиссия на вертолете вылетела на территорию мотилонов, чтобы уладить пограничный конфликт между Колумбией и Венесуэлой. Они были удивлены, обнаружив в одной из хижин мотилонов медицинский пункт и школу, в которых работали сами мотилоны. Сообщения в газетах ни о чем подобном не упоминали. Члены комиссии попытались расспросить индейцев, которые там работали, кто является ответственным за эту работу. Это было трудной задачей, так как языка мотилонов они не знали. Естественно, мотилоны ответили:
- Брушко.
Это доказывало, что я мошенник. Истинным благодетелем мотилонов, писали газеты, был некто по имени Брушко.
Несколько месяцев спустя на вертолете прилетела другая комиссия. К счастью, там оказался мотилон, немного знающий испанский.
- Мы хотим видеть Ульсона, - сказал председатель комиссии.
- Мы не знаем Ульсона, - ответил мотилон на плохом испанском.
Председатель был удивлен:
- Ульсона здесь не живет?
- Нет, - сказал индеец, качая головой, - здесь живут мотилоны.
- Ульсон, такой высокий, светловолосый парень?
- А, Брушко!
С этого времени все отзывы о нас в прессе были благожелательными. Однако, благожелательными отзывами не вылечишь больных. Ими не накормишь голодных. Они не гарантировали, что никто не попытается выкинуть вас из вашего дома. Все, что они гарантировали - это враждебное отношение к нам многих поселенцев.
Примерно в то же время из мест заключения в Колумбии был совершен большой побег. Многие преступники скрылись в диких джунглях вблизи земель мотилонов, потому что там их было невозможно найти. Они начали заниматься земледелием, но в мотилонах видели они постоянную угрозу, как владению землей, так и своей свободе, так как мотилоны охотно сотрудничали с правительством Колумбии.
Вражда росла, хотя многие из этих преступников получали от мотилонов медицинскую помощь. Настоящие колонисты расходились во мнениях. С одной стороны, бандитов они не любили. Но с другой - их возмущало, что газеты их самих выставили как злодеев, оккупирующих эти земли. А ведь то, что они хотели обосноваться на землях мотилонов, было правдой. Очень часто их симпатии были на стороне преступников. Враждебность проявлялась все более открыто.
Также угрозой для мотилонов был контакт с внешним миром, послуживший причиной полного разрушения уклада жизни многих первобытных племен. И с этой угрозой им еще предстояло столкнуться. Я мог только молиться о том, что, когда настанет такое время, они будут тверды во Христе и смогут противостоять каждому, кто попытается изменить их традиции.
Для меня самого контакт с внешним миром дал по крайней мере одну драгоценность - Глорию. Ее брат, лейтенант колумбийской армии, заведовал военным аванпостом в Тибу. Этот рослый парень интересовался джунглями, хотя никогда там не был. Он собирался, когда получит отпуск, как можно дальше забраться в джунгли. Я несколько раз встречался с ним в Тибу и пытался его отговорить. Ему казалось, что джунгли - это что-то вроде прекрасного парка, куда можно поехать на пикник. Очень трудно было убедить его в обратном.
Я встретил Глорию в 1965 году после одного особенно тяжелого похода в Тибу. Я спешил забрать лекарства для мотилонов, и даже не останавливался, чтобы добыть себе пищу. На всем пути мне не попалось ничего съестного, и я просто продолжал идти дальше. Воды у меня тоже почти не было.
Это было ошибкой. Я стал слабеть. На третий вечер я был так истощен, что пришлось сделать привал рано. Я знал, что мне нужно поесть, но был не в состоянии даже встать, чтобы поискать что-нибудь. Я погрузился в тревожный сон.
Мне снились джунгли. Они были прекрасны, зелены и полны бабочек. Одна из них залетела мне в рот и прилипла там, потому что крылышки ее намокли. Я чувствовал, как она трепещет крылышками, пытаясь вырваться, и наполовину проснулся. Меня шатало.
- У меня во рту бабочка. Как странно, - думал я. - Надо вытащить ее оттуда.
Я засунул пальцы в рот и действительно нащупал что-то. Стал вытягивать это и чем больше тянул, тем больше его выходило наружу.
Тут я окончательно проснулся. Я чувствовал, как в горле у меня что-то извивается. Когда я вытянул это полностью и увидел, что это, мне стало плохо.
Это был кишечный червь-паразит длиной около 75см. Он настолько проголодался, что стал выползать наружу через горло, ища пищу.
Из этого случая я сделал вывод, что в пути необходимо чем-нибудь питаться, хотя бы для того, чтобы паразиты остались довольны.
На следующий день я выбрал время для охоты, чтобы добыть пищу, и через несколько дней пришел в Тибу, чувствуя себя полностью измотанным. Здесь я и встретил Глорию. Она училась на юриста в Боготе и приехала на несколько дней навестить брата. Она была тоненькой и хорошенькой, носила джинсы и кожаную куртку, черные волосы были стянуты в конский хвост. Я не обратил на нее особого внимания, так как очень спешил обратно, чтобы принести лекарства.
Однако ее брат не оставил своей идеи погулять по джунглям. Приближался его пятидневный отпуск, и он хотел, чтобы я взял их - его и Глорию - с собой. Я обедал вместе с ними, и тут он обратился ко мне с этой просьбой. Я посмотрел на Глорию. Она склонилась над своей тарелкой.
- Я думаю, что вы не понимаете, - сказал я, - что джунгли - это не место для пикника. Глория резко выпрямилась.
- Я понимаю, - сказала она. - А ты, может быть думаешь, ты единственный, кто может жить там? Я негодующе прошипел:
- Джунгли не место для женщин. Ты и двух дней там не продержишься.
- А, ты испытай меня, - сказала она. Я разозлился.
- Хорошо. Вы будете идти столько, сколько сможете. Но у меня нет времени разыгрывать из себя няньку. Как только почувствуете, что больше не можете, вернетесь обратно. Самостоятельно.
На следующее утро, когда мы уже собрались выходить, я понял, что будет глупостью вести их в то жилище мотилонов, из которого я пришел, и мы отправились в хижину, ближайшую к Тибу. Мы плыли на лодке два дня. Когда я увидел, что они настроены решительно, мне стало стыдно, что я не объяснил им, какими коварными на самом деле могут быть джунгли.
Мы добрались до места, когда началась рыбная ловля. Запруды уже были построены, и мужчины острогами били рыбу, крича и брызгаясь. Глория захотела присоединиться к ним. Я готов был рассмеяться. Я дал ей острогу. Она зашла в реку по пояс и побрела вниз по течению, вглядываясь в воду с видом заправского рыболова. Через полчаса она вернулась, промокшая до нитки, но улыбалась. На конце ее копья извивалась огромная рыбина. Мотилоны полюбили ее за это. Ни одна из женщин никогда не ловила с ними рыбу, не говоря уже о такой большой рыбе.
Той ночью мы сидели у очага в хижине, и рассказывали истории о мотилонах. Одна из женщин подошла к Глории, потрогала ее длинные волосы и похвалила их. Потом улыбнулась и спросила:
- Ты жена Брушко?
Я покраснел, а Глория захотела узнать, что сказала эта женщина. Я ответил, что она спросила, молодая ли она женщина. Это было единственное, что пришло мне в голову.
- Само собой ясно, что я молодая женщина, - ответила, смеясь, Глория. - Но что она на самом деле спросила?
Я снова покраснел и отказался ей говорить, но они а насели на меня и терзали до тех пор, пока я не сказал:
- Она хочет знать, не моя ли ты жена.
Она посмотрела на брата и они оба улыбнулись.
- А-а, - сказала она.
Это была удивительная неделя. Глория помогала женщинам ткать и делать их работу. Она была очарована разом жизни мотилонов, и они полюбили ее. Когда эта неделя подошла к концу, Глория вышла из дома, встала на открытом месте и широким жестом обвела окрестности.
- Что я могу сделать? - спросила она.
- Что ты имеешь в виду?
- Я говорю, что я могу сделать, чем могу помочь?
- Ты можешь выучиться на доктора, - легкомысленно казал я. - Вернуться сюда и помогать лечить их.
Я не видел ее после этого пять лет и честно признаться, почти совершенно забыл о ней. Мы написали друг другу несколько писем, а потом, славным образом по моей вине, переписка прекратилась.
В 1970 году, в Боготе, я шел по одной из самых оживленных улиц, и кто-то толкнул меня в спину книгой. Я обернулся. Это была Глория. Она осталась той же девушкой, которую я помнил, но выглядела как-то старше, более зрелой.
- Где ты был? - спросила она с дразнящей улыбкой.
- Разумеется, в джунглях, - ответил я.
- Почему ты мне не писал?
- У кого есть время писать письма? Я был занят.
- Никто не бывает настолько занят.
Мы пошли по улице. Я спросил, как идут ее занятия юриспруденцией. Она резко остановилась, чуть не плача.
Что с тобой? - спросил я, думая, что, возможно, ее исключили с юридического факультета и она переживает это.
- Я сейчас учусь в медицинском, - сказала она. - Ты сказал мне тогда, что если я хочу помочь мотилонам, то мне надо заниматься медициной. Я ушла с юридического факультета.
Я с трудом вспомнил, что говорил ей что-то в этом роде. Этот совет был дан больше в шутку, чем всерьез. Но внезапно я осознал, что она действительно хочет помочь мотилонам.
С этого дня, когда бы я ни оказался в Боготе, я заходил навестить ее и ее мать. Отец умер несколько лет назад. Мы вместе ходили в венгерский ресторан, который нам обоим нравился, пили кофе и разговаривали по часу. Когда я не мог приехать в Боготу, то разговаривал с ней по радио - главным образом о мотилонах. Говорили мы и об Иисусе.
Глория была рада, что Евангельская весть дает надежду мотилонам, но не была уверена, как это относится к ней.
- Мои представления отличаются от представлений мотилонов, - сказала она как-то, сидя со мной в одном маленьком кафе. - Я не могу понять Иисуса, я не чувствую, что действительно знаю Его.
- Но разве ты не видишь, как Он чудесен? - спросил я ее. - Разве ты не видишь, как Он тебя любит? Она яростно замотала головой.
- Я могу понять его страдания. Я страдала. Я видела, как умирали отец и брат и думаю, что мне знакомо ощущение смерти. Но Иисус - Он воскрес. Разве это не так? Он воскрес, а я не могу возвыситься над своими страданиями.
Она уронила голову на стол. Я положил руку ей на плечо.
- Ты сможешь, - сказал я. - Я не знаю, как именно. Это всегда происходит по-разному. Но ты сможешь воскреснуть. Все, кто хочет этого, смогут, потому что Господь сделает это для тебя и вместе с тобой.
Она, ничего не ответив, продолжала сидеть в той же позе.
Позже, мы пошли в один из соборов Боготы. Посреди мессы Глория, молившаяся вместе со мной, внезапно обняла меня и поцеловала. Она плакала.
- Как удивительно! Как Он прекрасен! - сказала она. Женщина, стоящая около нас, забеспокоилась:
- Что случилось? - спросила она. Я засмеялся.
Ничего такого, - сказал я. - Мы просто славим Бога.
Вскоре после этого мать Глории тоже познала Иисуса. Разыгралась семейная сцена, обе плакали в объятиях друг друга, а я, несколько смущенный, смотрел на них.
Глория собиралась сдавать выпускные экзамены. В Колумбии молодые доктора должны были год стажироваться в сельской местности. Министр здравоохранения Колумбии был моим знакомым, и я попросил его, чтобы Глорию послали на стажировку в Тибу, в маленькую больницу, построенную специально для мотилонов, которые нуждались в более квалифицированном лечении, чем могли им дать местные медицинские пункты.
- Извини, Брюс, - сказал он. - Я не могу послать туда незамужнюю женщину одну. Это слишком дикое место.
Секунду я молчал. Казалось, что воздух, машины на улице и весь мир вокруг меня застыли. Но только на секунду. Потом я понял, что нужно сделать, и мне было легко произнести это.
- Это не проблема. Мы собираемся пожениться.
Я думаю, что был более удивлен, услышав свои собственные слова, чем Глория, когда я позже спросил ее об этом.
Все книги
