Глава 23. О Михаил, Михаил!

Как-то утром совершенно неожиданно позвонили в дверь. Это был Михаил. Я не слышал о нем с тех пор, как покинул Америку, и был удивлен, что он смог меня разыскать. Передо мной стоял молодой человек, когда- то посланный родителями в Иерусалим, чтобы добиться посвящения в равины, но взамен избравший манящую суету ночных клубов и ресторанов. Это был тот самый Михаил, который со своим другом в Бруклине занимался карате, чтобы отомстить гоям-обидчикам. Михаил, который с той поры разбогател, теперь устроил мне такой же сюрприз, как я пятнадцать лет назад, когда застал его врасплох, постучав в его дверь. Теперь мой дорогой друг приехал в Израиль с одной целью: попытаться вразумить меня, убедить оставить всю эту чушь насчет Иешуа и мессианства, вернуть меня в привычное лоно равинского иудаизма – по крайней мере, как он его понимал.

- Я хочу, чтобы ты съездил со мной в одну йешиву в Иерусалиме, - предложил он мне. – Поедем, поговоришь с ученым равином и объяснишь ему, почему ты веришь, что Иешу и есть Мессия. Раскроешь перед ним свой Танах и покажешь все те пророчества, которые когда- то показывал мне. Я хочу увидеть, как он прореагирует на твои утверждения. Хочу услышать, как он ответит на твои аргументы относительно того, что мессианский иудаизм и есть настоящий иудаизм.

Я вспомнил все наши горячие споры. Михаил, который очень хорошо знал прежнего Якова, был поражен глубокой переменой, которая произошла во мне, но все еще отказывался признать, что эта перемена объясняется новообретенной верой в Иешуа. Ему было трудно поверить, что я нашел неописуемый покой и радость в вечном наследии Господа Бога Израиля через Его Мессию - причем не склоняясь перед равинами, о которых днем и ночью ему твердили набожные родители.

Много лет прошло после наших споров, но Михаил явно не мог забыть моих рассказов о новой вере. Может быть, это свидетельство коснулось глубин его омраченной души? Может быть, он хотел облегчить свою совесть и доказать самому себе с помощью ученого равина, что я заблуждаюсь?

- Ты хочешь организовать мой поединок с равином? – загорелся я. - Замечательная идея!

Михаил, похоже, удивился. Он, видимо, ожидал, что я буду реагировать иначе – ретируясь, побоюсь услышать противоположное мнение.

- Хорошо, а если равин сумеет убедить тебя вернуться к иудаизму в том виде, как его понимает весь народ Израиля, согласишься ли ты оставить свою веру в Иешу и признать, что ошибся? Признаешь ли ты тогда, что все эти дела с Иешу – просто сумасшествие? – недоверчиво спросил он.

Я ответил:

- Во-первых, хочу тебе напомнить, что не весь народ Израиля принимает иудаизм в том виде, в каком его преподносят равины. Но я определенно тебе обещаю и, если хочешь, дам расписку, что если равин однозначно убедит меня, что равинский иудаизм верен, а мессианский – ошибочен, то я непременно признаю свою ошибку. Более того, обещаю написать открытое письмо в ежедневную газету и признать свою прискорбную ошибку, признать, что я ввел в заблуждение многих, так что те жители Израиля, которые пришли к моей вере, могут отказаться от нее и вернуться к равинскому иудаизму. Это будет честно, не так ли?

Опасаясь, что я передумаю, Михаил воскликнул:
– Тогда не будем терять времени! Поехали в йешиву! Сев в элегантный «мерседес», взятый напрокат

Михаилом на время пребывания в Израиле, мы вскоре выехали на шоссе, ведущее в Иерусалим. Михаил оставил машину недалеко от йешивы, которая размещалась в нескольких минутах ходьбы от Меа Шаарим, самого ультра-ортодоксального квартала Израиля. Стены заброшенных зданий были покрыты слоями печатных плакатов, остерегавших публику от нарушения Субботы, от «безнравственных» женщин, позволяющих посторонним видеть свои шеи или лодыжки, и против соседнего равина и его суда. Другие плакаты призывали верующих собираться большими толпами на митинги, посвященные возрождению религии, или начать священную войну против фальсифицированных выборов в кнессет (израильский парламент), против скверны телевидения, против миссионеров, охотящихся за душами, и против всего другого, что авторы плакатов считали нечистым.

По дороге мы с Михаилом разговаривали о всяких пустяках. Я не мог понять, что заставило его устроить эту встречу с равином. Действительно ли он был так сильно озабочен судьбой моей души в вечности или, может быть, слышал тихий, еле различимый голос Господа, вопрошавший: «Где ты, сын Мой?»

Внезапно Михаил вытащил из кармана две белые кипы, одну надел на голову, другую вручил мне, сказав: – Ты, я надеюсь, не возражаешь это надеть?

Посмотрев ему прямо в глаза, я ответил:
– Михаил, если бы я верил, что головной убор – это все, что необходимо для того, чтобы быть кошерным евреем, я бы надел даже штреймель (парадную меховую шляпу ортодоксальных евреев ашкенази). Но, извини, я не хочу притворяться и устраивать маскарад!

Удивленный и разочарованный моим отказом, Михаил запихал кипу обратно в карман и заметил извиняющимся тоном:

- Должны же мы чем-то отличаться от гоев!

Я не ответил и лишь выразительно посмотрел на него.Он меня понял.

Мы вошли в большие чугунные ворота, над которыми было написано: «Вот врата Господа; праведные войдут в них» (Псалом 117:20). На обширном дворе тут и там стояли группки учеников йешивы, погруженных в праздные разговоры. Михаил, одетый в сшитый на заказ по последней нью-йоркской моде костюм-тройку, с элегантной кипой на голове, вошел в йешиву, как в собственный дом. Чувствовать себя как дома помогало ему еще и то, что детство и юность он провел в йешивах Бруклина. Уже довольно давно он отошел от религиозных дел, но считал, что разбирается в них достаточно, чтобы предположить, что я, уже раскаявшийся и уверовавший в Бога, презирающий тщету этого мира, легко найду себе достойное место в стенах йешивы.

Михаил не мог понять, что, хотя я живу в светском мире и внешне ничем не отличаюсь от других людей, мой образ жизни совершенно отличен от светского. Что больше всего удивляло Михаила – это то, каким образом, живя в миру, мне удается избегать многочисленных искушений, подстерегающих нас на каждом углу. Монахи и отшельники скрываются в своих монастырях, а ортодоксальные евреи прячутся от враждебного мира в йешивах и замкнутых общинах. Михаил не понимал, каким образом человек, привыкший ко всем удовольствиям этого мира, мог раскаяться, прийти к вере – и притом внешне никак не измениться.

Мы медленно прошли сквозь просторный зал йешивы. Здесь попарно лицом к лицу сидели ученики, ритмично раскачиваясь взад-вперед при чтении толстых комментариев Талмуда. Каждый вопрос они подробно рассматривали с разных сторон, а когда наконец приходили к какому- то выводу, то воображали, что мир все еще держится лишь благодаря усилиям равинов и их учеников.

Когда мы подошли к кабинету равина, Михаил был явно напряжен. Улыбнувшись мне, он легонько постучал в дверь. Из-за двери немедленно раздался голос равина, пригласившего нас войти. Храня торжественное выражение на лицах, мы вошли в кабинет. равин очень вежливо, с широким жестом, предложил нам сесть. Его стол был завален бумагами, стен не было видно за огромными книжными полками, уставленными сотнями солидных томов священной литературы. Мы уселись напротив равина и обменялись с Михаилом легкими улыбками.

Двадцать лет прошло с тех пор, как мы оба вышли из еврейской религиозной системы, и вот снова сидим в иерусалимской йешиве, да еще при столь необычных обстоятельствах. Честно говоря, я не знал, чего ожидать.

Мне представлялось, что мог разгореться жаркий спор. Вполне могло оказаться, что равин, высказав все, что он обо мне думает, созовет всех своих учеников, чтобы проклясть меня и спустить с лестницы. Я был готов к самому худшему.

- Достопочтенный ребе, – начал Михаил на удивительно бойком иврите с ярко выраженным нью- йоркским акцентом, – Яков – мой добрый друг, он верит в Иешуа аМашиах. Я привез его сюда, чтобы вы пробудили в нем здравый смысл. Возможно, вам удастся вернуть его в иудаизм.

- Конечно! Это же великая мицва – вернуть заблуждающегося еврея к его исконным корням.

В комнате воцарилась давящая тишина. Подняв глаза, равин посмотрел на меня с сочувствием и пониманием. Затем, придав голосу властное выражение, как будто он знал мое сердце и мои убеждения даже лучше меня самого, он сказал:

- Скажите-ка, почему вы думаете, что языческий Новый Завет говорит правду, а наш еврейский Танах – нет?

- Достопочтенный ребе, – скромно ответил я, – пожалуйста, позвольте мне вас поправить. Во-первых, я не думаю, что Новый Завет можно назвать, как вы это сделали, языческим или что он принадлежит только неевреям. Я считаю Новый Завет священной еврейской книгой, такой же, как наш еврейский Танах. Я не считаю, что Новый Завет более правдив, чем наш еврейский Танах. Зачем нам их противопоставлять и сталкивать между собой? Это взаимно дополняющие части Священного Писания, одинаково вдохновенные Словом живого Бога!

Это, конечно, было провокацией с моей стороны, и реакцию равина надо было видеть! Его взгляд окаменел, манера речи изменилась.

- Как вы смеете даже сравнивать нашу священную Тору, данную Моисею на горе Синай, с этим нечистым, презренным Новым Заветом?! Как вы смеете заявлять, что это еврейская книга?! Да слышат ли ваши уши то, что произносят ваши уста?

- Извините, господин, – ответил я, – я согласен, что святая Тора была дана Моисею на горе Синай, и я не оспариваю в ней ни единой буквы. Но прошу вас, разрешите мне вступиться за Новый Завет. Он не нечистый и не презренный. Возможно, он написан более простым языком, чем Танах, ведь Бог применил такой метод, чтобы сделать Свои слова ясными и понятными для всех народов мира. Но Новый Завет был дан нам не для того, чтобы изменить Танах или заменить его, упаси Господи, но для того, чтобы доказать верность Своему Слову нашего Господа, Бога Израиля, Который обещал нам Мессию и выполнил это обещание. Позвольте, ребе, задать вам вопрос. Вы когда- нибудь заглядывали в Новый Завет? Вы знаете, что там написано?

- Конечно, нет! – равин ужаснулся так, словно я предложил ему съесть бутерброд с ветчиной и сыром в день йом Кипур, пришедшийся на субботу.

- Я никогда не оскверню себя подобной грязью. Это нечистая, презренная книга, написанная для того, чтобы рассказать гоям, какое страшное и ужасное преступление совершили евреи, отвергшие Иешу, своего Мессию. Иешу и написанная Им книга стали главной причиной всех наших бед и страданий в этом мире. Именем этого человека гои убивали нас в течение последних двух тысячелетий. Каждый еврей, взявшийся читать эту книгу, рискует жизнью!

Утомительная беседа затянулась. Не помню сейчас всех подробностей, но спор все разгорался. Помню только, что я цитировал длинный ряд пророчеств, относящихся к Мессии, который должен был сначала прийти в виде Божьего жертвенного Агнца, чтобы унести все грехи мира, а позже вернуться как Лев Иуды. Но цитировать Танах в противовес писаниям еврейских мудрецов, когда имеешь дело со ульра-ортодоксальными евреями, совершенно бесполезно – ведь власть и авторитет равинских комментариев ставится ультра- ортодоксами выше, чем власть и авторитет Танаха. Мы смогли сойтись на том, что в некоторых цитатах из Танаха действительно говорится о страдающем Мессии, но равин настаивал, что сейчас никто не может знать, кто он, этот Машиах бен йосеф (Мессия, сын Иосифа).

Я спросил:

- Тогда каким образом мы Его узнаем, когда Он придет? У равина имелся готовый ответ. Маймонид, известный также под именем Рамбам, еврейский философ двенадцатого века, был единственным и окончательным авторитетом (по крайней мере для равина) в вопросе о том, как узнать Мессию. равин снял с книжной полки внушительный том труда Рамбама «Мишне Тора – Яд а-хазака», опытной рукой раскрыл его на нужной главе и стал нараспев читать из «Правил Царей»:

«ИкогдацарьиздомаДавидовавосстанет,размышляя над Торой и исполняя дела праведные, как Давид, его отец, согласно писаной и устной Торе, и подвинет весь народ Израиля войти в нее и придерживаться ее, и будет вести сражения Господа – то он может быть Мессией.

И если Он преуспел во всем этом, и построил храм в назначенном месте, и возвратил изгнанника Израиля – тогда Он точно Мессия».

Я старался объяснить равину огромную разницу между описанием Рамбама и настоящим Мессией, описанным в Писании. Теория мудрецов выделяет и различает двух Мессий. Один – Машиах бен йосеф, который должен прийти первым и погибнуть в войне, а второй – Машиах бен Давид, который придет с победой как царь-завоеватель. По этой теории должны быть два разных Мессии, тогда как Танах на самом деле говорит только об одном Мессии, Который должен прийти дважды. Сначала Он придет, чтобы искупить грехи людей Своей смертью, спасет их от вечного проклятия Своим воскресением и широко откроет врата спасения для язычников; позже Он придет во второй раз как всепобеждающий Царь царей. В Танахе нет никаких указаний на возможность двух Мессий, как нет и никаких ветхозаветных аргументов в пользу того, что Мессия придет, когда весь народ Израиля по всем правилам соблюдет две Субботы!

- Напротив, достопочтенный ребе, – воскликнул я, – один Иешуа отвечает всем ветхозаветным требованиям к Машиах бен йосефу, так как супруг Мирьям (Марии), Его матери, звался йосефом, да и потому, что вся Его жизнь напоминает жизнь праведного йосефа, сына Иакова, нашего праотца. Кроме того, Иешуа исполнит все пророчества относительно Машиах бен Давида, когда Он вскоре вернется в облаках, в великой славе, чтобы установить на земле Царство Божье.

Я заметил, что у равина возник интерес, когда я подробно рассматривал пророчества относительно Мессии, и он все более внимательно слушал мои слова. Постепенно он перестал прерывать меня столь агрессивно.

В конце концов равин спросил, не захочу ли я посетить его семинар по религиозным ценностям для «новых кающихся» (религиозный термин, обозначающий тех светских людей, которые хотят стать правоверными евреями), где я смогу получить ответы на все мои вопросы. Он не заметил, что вопросов у меня не было.

- Конечно, ребе, – сказал я в ответ, – но при одном условии: пусть йешива полностью оплатит мое пребывание здесь, поскольку я не намерен тратить на такой семинар ни одной агоры (мелкой разменной монеты).

Равин был несколько обижен таким требованием, но, видимо, ему настолько не хотелось упускать единственный шанс привести меня в чувство, что он согласился принять мое условие. Так я попал в город Натанья, в отель, где проходил семинар.

Этот семинар был классическим примером использования методов интенсивного промывания мозгов, применяемых теми, кто стремится в чем-то убедить своих беспомощных и невежественных жертв. Примерно две сотни человек – причем многие из них знали очень мало о религии вообще и об иудаизме в частности – собрались, чтобы внимательно прослушать целый марафон лекций с раннего утра до поздней ночи. Военные летчики, художники, доктора, университетские профессора – все, правда, бывшие – поднимались на подмостки и рассказывали доверчиво внимавшей аудитории о том, как выполнение заповедей Торы полностью изменило их жизнь. Другие сообщали об удивительных случаях, наблюдавшихся на спиритических сеансах, и о других «потусторонних» феноменах. Казалось, они настолько увлечены всем оккультным, что не понимают, что имеют дело с демоническими силами. Чем глубже они входили в область эзотерического*, тем с большим воодушевлением внимала им возбужденная толпа. Большинство лекций сводилось к угрозам и систематическому запугиванию адскими муками, которые ожидают тех, кто не оставит свой светский образ жизни. Кое с чем из услышанного я соглашался всем сердцем, так как меня не надо было убеждать в существовании Бога и сатаны или рая и ада. Но я всей душой восставал против оказываемого давления и методов, которые наблюдал на семинаре. За все время этого утомительного семинара ни разу не был открыт Танах, и никто ни разу на него не сослался, хотя бы косвенно.

На собравшихся оказывалось огромное психологи- ческое давление. В коридорах шла торговля религиоз- ными товарами, например бутылками со «святой водой» из кранов Баба Сали (равина из сефардов, о котором распространился слух, что он творит чудеса), «святыми портретами» великих равинов, кассетами с выступлени- ями знаменитых равинов, музыкальными записями рели- гиозных солистов и хоров, кипами из черного бархата, молитвенными покрывалами и цицит к ним. Доверчивые слушатели семинара раскупили все!

В последний вечер этой долгой недели большинство участников семинара, поднимаясь на подмостки, делились своими впечатлениями. Они со слезами клялись соблюдать заповеди, особенно Субботы и кошрута (свод законов кошерного питания). В конце концов только один инакомыслящий из кибуца и я остались сидеть на задних скамьях аудитории.

Сидя там, я размышлял о том, что произойдет в ближайшем будущем со многими из собравшихся в этой аудитории. Многие будут изо всех сил стараться соблюдать равинские заповеди и традиции, но довольно скоро поймут, насколько они бессильны и неспособны умилостивить Бога своими трудами. В своих миссионерских странствиях я встречался со многими участниками таких семинаров, раздосадованными и разочарованными. Они задавались вопросами о том, где именно ошиблись, почему им пришлось отступить от той или иной заповеди и почему они все же должны были ее соблюсти. Но ведь им неоднократно внушалось, что они не должны выражать сомнения или задавать вопросы. Некоторым пришлось развестись со своими супругами, которые не хотели вести такую жизнь. Они порвали связи с собственными детьми, отказывались даже навещать своих родителей и есть за их «нечистыми» столами, нарушая этим важную заповедь Божью:

Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. (Исход 20:12)
Пока я так размышлял, руководитель семинара, сам равин Перец, подошел ко мне и спросил, почему я продолжаю упорствовать в своем бунте и отказываюсь подняться на сцену, исповедать свои грехи при всех и раскаяться под одобрительные возгласы собравшихся.

Я ничего не ответил. Как мог я выразить словами все, что было у меня на сердце?

Ребе Перец посмотрел на меня так, словно мог читать мои мысли, и спросил:

- Почему бы вам не побеседовать с ребе Ицхаком Амноном после собрания?

Ребе Амнон, «Великий Лев», нашел время принять меня только в два часа ночи. Мы сели с несколькими другими равинами, и по их требованию я стал излагать им принципы мессианской веры, основанной на Торе и пророках, ссылаясь на стремление человеческого сердца к прощению грехов и примирению со Святым Господом. Пока они со мной целиком соглашались, и мои высказывания даже подбадривали их. Но когда я начал цитировать места из Писания, связанные с Мессией, атмосфера вдруг стала мрачной и давящей. Само собой, они единогласно и без обиняков отвергли Новый Завет.

- Мне не надо его читать! – решительно сказал ребе Амнон. – Мои праотцы решили отвергнуть его, и этого для меня достаточно. Более того, мои предки получили Тору на Синае и добросовестно передавали ее из поколения в поколение до наших дней. А от кого вы получили Новый Завет? От ваших отцов или от гоев?

- Новый Завет был написан моими еврейскими праотцами, – ответил я. - Они же донесли весть о Господнем спасении во все уголки мира.

Правда, Джефф, который донес эту весть до меня первым, не был евреем, но новое сердце и новый дух, которые жили теперь во мне, я получил не от Джеффа и не от отцов или праотцов, а от Самого Господа Бога Израиля.

Я напомнил им, что наши еврейские предки были слабыми, греховными существами, как и все мы. В ветхозаветные времена они не раз оказывались не на высоте и вводили весь народ в грех. То же самое они делают и сейчас.

Посему скажи дому Израилеву: так говорит Господь Бог: не оскверняете ли вы себя по примеру отцов ваших и не блудодействуете ли вслед мерзостей их? (Иезекииля 20:30).

Я продолжал:

- Неужели вы, господа, ожидаете от меня, что я буду относиться к моим праотцам и равинам древности с почтением только потому, что они жили раньше меня? Вы хотите, чтобы я чтил их слова превыше Слова живого Бога? Религиозные и духовные вожди Израиля всегда отвергали истинных пророков, когда те приносили божественные послания от Господа. Может быть, когда пришел Иешуа, о котором сказано: «се, Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Захарии 9:9), они отвергли и Его, потому что Он не соответствовал распространенным, но не имеющим отношения к Танаху представлениям?

Посмотрев прямо в глаза равинам, я спросил:

- Что конкретно в Иешуа вы отвергаете? Какой, собственно, грех Он совершил, что заслужил такую страстную вашу ненависть? Когда вы научитесь видеть Его в Его истинном свете?

Теперь, как и в древности, религиозные лидеры ждут какого-то воображаемого, неведомого «еврейского» Мессию, который должен спасти народ Израиля от подчинения нечистым язычникам, а ведь Бог ясно говорит, что желает спасти Свой народ прежде всего от осквернения их собственными нечистыми, греховными сердцами. Так кому же я должен верить? Должен ли я слушаться слов моих праотцов и равинских мудрецов или святого Божьего Слова?

Когда же придет тот славный день, когда вы, равины, наконец признаете божественную истину и сложите свою славу и суетное тщеславие к подножию креста Мессии? Когда вы прекратите обвинять Иешуа и винить Его во всех наших несчастьях и громко воскликнете со всем народом Израиля: «Благословен грядущий во имя Господне!» (Псалом 117:26)?

Это была незабываемая, но печальная ночь. На рассвете мы распрощались и пошли каждый своим путем. Равины настаивали на том, что мое толкование неверно, так как я отвергаю устные предания еврейских мудрецов, равинские правила, которые они считают священными. Они были убеждены, что я перешел в языческое христианство. Я же, со своей стороны, доказывал, что это они изменили первоначальной иудейской вере ради религии, созданной людьми и потому ложной.

Но, несмотря на горячие споры, атмосфера во время дебатов оставалась цивилизованной и достойной. Не могу не признать, что впервые повстречал равинов, которые уважали мои взгляды и даже на прощание пожелали мне всяческих благ. Всем сердцем желаю, чтобы Слово Господне, которое я так настойчиво им проповедовал, нашло живой отклик в их сердцах!