Глава 8. Слезы духовных родов
Мы истинно стенаем о других только тогда, когда чувствуем силу их страдания - когда сопереживаем им и разделяем их несчастье.
"Что-то здесь не так. Дорогой Иисус, помоги мне взглянуть на это в Твоей перспективе. Я хочу смотреть глазами вечности. Слово Божье говорит, что Ты дашь мне понимать все (1 Тим. 2:7). Прошу Тебя, Отец, помоги мне понять происходящее!" Такой молитвой я молился одним ранним утром во время недавней поездки в бывший Советский Союз. Русские принимали нас с горячим энтузиазмом. Они приветствовали нашу дружбу и вкушали нашу проповедь Евангелия. Голод по истине был очевиден. Во время призыва к алтарю в предшествующий вечер у нас перехватило дыхание: люди теснились у креста, многие со слезами на глазах.
Я проповедовал из Иоанна 1:29 - "Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира". Вот это было зрелище! Десятки молодых людей пришли к Господу. Мы молились с ними, и они попросили Иисуса стать Господом и Спасителем их жизни. Многие из них плакали, осознавая свою духовную нищету.
Их свидетельства говорили о том, что с ними происходят подлинные перемены. Один подросток сказал, что присутствие Бога стало для него очевидным. С лицом, буквально излучавшим надежду, он признался: "Впервые я почувствовал, что Бог есть. Теперь я знаю это!" Девушка-подросток сказала, что она молилась в прошедший вечер, и с тех пор ее мысли стали другими. "Ложась спать, я думала совсем по-другому, - сказала она, а лицо ее сияло любовью Христа. - Я так счастлива, так свободна!" В тот вечер мы с упоением смотрели на улыбающиеся лица и слушали чудесные рассказы. Но поутру я проснулся с огорчением в своем духе. Почему?
Казалось, что Господь дает мне мягкое предостережение: "В самом ли деле они встречаются со Мной, Стив? Ты в самом деле веришь, что все эти люди встречаются со Мной? Или же многие еще в замешательстве? На самом ли деле они вкушают Мою благость? Или же они следуют за тобой своими делами, но не сердцами? Будут ли они по-прежнему ходить со Мной, когда ты уедешь? Или же они отметят это все галочкой как очередное религиозное переживание в компании иностранцев? Будь очень осторожен - жизнь не всегда такова, какой она кажется".
Эти вопросы не давали мне покоя. Неужели все увиденные нами покаяния были всего лишь очередным примером "религиозного непостоянства"? Неужели я через несколько месяцев буду вынужден повторить вслед за Павлом: "Удивляюсь, что вы… так скоро переходите к иному" (Гал. 1:6). Галаты приняли Павла, как будто он был ангелом, однако почти с той же быстротой, с которой они пришли к Христу, они начали отпадать от Евангелия.
Я приступил к самоанализу. Я достиг того уровня в своей жизни, когда все необходимо анализировать; каждый проект должен выдержать перекрестный допрос с пристрастием. Как сказал мне один близкий друг: "Будь осторожен в своей работе, Стив. Убедись, что ты занимаешься именно тем, что Бог запланировал. Иначе тебе придется стоять в день суда по колено в пепле".
Мой допрос продолжался. "Что родило этих новых верующих? Молитва духовных родов? Или же это всего лишь очередной пример "духовного изнасилования"?" Я трепетал при мысли о возможном ответе. Кто я? Просто очередной евангелист, один из сотен тех, что подбирают колосья на побелевших нивах России? Тех немногих часов, что я провел в молитве, достаточно ли их, чтобы произвести такие вечные результаты? И будет ли пребывать этот плод?
Я пришел к тому, что настоящая мера всего труда евангелистов - это, образно говоря, "десять лет спустя". (По этой причине мы посвятили наше служение основанию церквей.) Где будут все эти люди через десять лет? Я думал. Будут ли они знать Бога, или же их сердца будут холодными и жесткими? Воистину ли любовь Божия пропитала их, или же нас просто обманывают?
В конце концов, я был вынужден признать, что мою душу никогда не пропитывало глубокое, непреодолимое бремя о потерянных душах в России. Я не проводил день за днем в родовых муках в духе, молясь о судьбе этой темной страны.
Я вновь услышал отзвук слов Мамы Вилкерсон, матери евангелиста Дэвида Вилкерсона. Мне вспомнилось, как за несколько лет до того она обучала нашу группу секретам евангелизма. Каждое ее слово было приправлено годами накопленного ею опыта. Мы тогда собирались в евангелизационную поездку в Нью-Йорк-Сити, и она вновь светилась от счастья при мысли о путешествии по улицам этого кишащего грехом города.
Под конец ее урока, один из студентов в сердцах выпалил: "Но у меня нет бремени о Нью-Йорке".
Я никогда не забуду невозмутимый ответ Мамы Вилкерсон: "Это потому, что ты никогда не бродил по улицам Нью-Йорка. Когда приедешь туда, Бог положит на тебя бремя".
Я видел, как эта потрясающая истина исполняется по всему миру. Приезжая в какой-либо регион для служения, мы ощущаем, как на наши плечи ложится непреодолимое бремя. Мы ходим, говорим и спим, не расставаясь в своих мыслях с местными людьми. И вскоре наши посты и молитвы сменяются невероятными духовными событиями и встречами. Визиты домой к людям становятся эмоциональными, ведущими в плачу и покаянию. Бремя реально! Теперь, когда мы ходили по улицам России, у нашей группы развилось чувство Богом данное бремени за души этих людей. Теперь мы чувствовали их заблудшее состояние и плакали о них искренними слезами Духа Святого.
И все же жатва, которую мы теперь наблюдали в России была прямым последствием десятилетий поста и молитвы - не наших, но других людей, проведших годы в родовых муках. Воистину, кто-то другой взывал: "Дорогой Бог. Спаси мой народ. Размягчи их сердца. Пробейся сквозь эту угнетенность, Иисус, и пошли в эту темную, заброшенную страну Твой свет". Какой-то другой святой чувствовал родовые муки, эти острые, внезапные приступы боли. Кто-то другой должен был пережить это острое эмоциональное истощение, выдавливая из себя горячие слезы духовных родов. Кто-то до нас уже наполнил жидкой печалью многие чаши в уединении своих молитвенных покоев. Они входили в эмоциональный накал "войны в поднебесье".
Какие-то другие молитвенные воины бились "не с плотью и кровью, но против начальств и сил тьмы" за российский народ.
Конечно, молился и я и вся наша группа. Но никто из нас не входил в настоящие духовные роды. Теперь же, должен признаться, мы почувствовали накал сражения. Нам оно принесло молниеносную победу, за которой последовала невыразимая радость. Те же, что шли до нас, как пить дать сражались по несколько десятков лет безо всяких видимых результатов. Они переживали подлинные родовые муки. Возможно, они даже испытывали ужас безнадежности - боязнь родить мертворожденного.
Итак, истина ясно и четко предстала перед нами: чей-то труд не был тщетен. Может ли быть, что стих "Труд ваш не тщетен пред Господом" (1 Кор. 15:58) включает в себя и духовный труд - то есть, труд духовных родов?
Выдающийся английский независимый проповедник XVIII столетия Уильям Джей сказал: "Многие великие в глазах Господа люди живут в хижинах и шалашах, и едва ли кто знает о них, за исключением нескольких таких же безвестных соседей". Я верю, что они-то и были в родовых муках за Россию. Я убежден, что величайшим молитвенным воинам - тем, кто чувствовал муки рождения - редко будут аплодировать здесь, на земле, но на небе они получат причитающийся им венец. Это те, кто не довел Россию до аборта. Как преданные, ждущие ребенка родители, они "не сдавались" до самого конца.
Наша группа, посетившая Россию, согласилась бы с Апостолом Павлом, сказавшим: "Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий. Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду" (1 Кор. 3:6-8, курсив автора).
В случае с Россией, мы явно пожинали там, где работал кто-то другой - трудясь не один на один с человеком, но один на один с Богом. Несмотря на то, что почти все эти новообращенные впервые в жизни слышали Евангелие, я знал, что некие драгоценные святые десятилетиями боролись с Богом, пока не пришел ответ. Они стенали над жесткой духовной почвой, пахали ее, засевали и поливали своими слезами - и все во тьме ночной. Они могли только надеяться на жатву и мечтать об обетованной земле.
Теперь, во свете дня, мы пришли собирать урожай.
Я вошел в смирение, когда ко мне подошел один старец и сказал, что мы были ответом на пятьдесят лет их молитв. Слова Иисуса ясно говорили в тот день: "Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их" (Иоан. 4:38).
Сейчас, когда прошло уже несколько месяцев после того фестиваля, мы радуемся доходящим до нас известиям. Многие обращенные воистину отдали Господу свои сердца и теперь принимают активное участие в работе недавно основанной поместной церкви. И все же мои подозрения оправдались. В одном недавнем письме говорилось: "Многие люди в действительности не поверили тому, что ты рассказывал о своей жизни, и не доверяют твоим словам". Эти слова - отзвук того, что я почувствовал тем ранним утром в гостиничном номере. Люди одобрительно кивали, некоторые даже присоединялись к нам в молитве, однако не искренне. Сейчас в моем сердце нарастает бремя о душах тех россиян, кто еще в сомнениях.
Бывали случаи, когда Бог клал мне на сердце бремя о ком-то в беде. Недавно я был буквально ошеломлен духовной атакой на моих близких друзей. Их брак был под угрозой развала, и бремя легло тяжким грузом на мои плечи. Как-то ранним утром Бог призвал меня молиться. Вскоре, с ожесточением битвы, осмысленные слова превратились в стоны и стенания; мы явно имели дело с сатанинской атакой. Я чувствовал боль моих друзей, и только Дух мог молиться. В прошлом мы порой месяцами вели такие сражения, однако в этот раз ответу суждено было прийти скоро.
В тот же день я узнал, что Бог послал к ним женщину, которая дала им "слово в нужный момент". Бог явственно говорил этой драгоценной служительнице во сне. Она тут же послушалась Господа и рассказала сон этой чете во всех подробностях. Стены растаяли, и в результате проявленного этой парой послушания Господу их брак пошел на поправку. Кто-то насаждает, а кто-то поливает.
Евангелист часто жнет там, где не сеял. Часто, начиная длительные фестивали пробуждения, я прошу людей в аудитории дать нам имена и адреса своих неверующих друзей и близких. Реакция неизменно бывает ошеломляющая. Нам передают кипы записочек с именами ставших на путь греха сыновей и дочерей, сбежавших из дома и шляющихся по городу подростков, чьи мамы и папы в муках проводят бессонные ночи.
И тогда мы отправляемся в путь-дорогу, с полными карманами адресов и полными ожиданий сердцами. Я всегда любил приключения, и каждая из этих записочек ведет к ним. Результатом наших визитов к этим "записанным неверующим" бывало всякое: от ругательств до покаяния. Господь щедр к нам и дает приносить много плода, и многие души завоевываются благодаря нашему приходу и настойчивому свидетельствованию. Некоторые отвергают Слово, но большинство людей так поражается тому, что евангелист стоит у них перед дверью, что впускают нас к себе.
Оказавшись в доме, мы говорим о любви Божьей, неизменно в духе сокрушенности и со слезами на глазах, и чудо за чудом происходит в таких местах. Я не перестаю удивляться тому, как небесный Отец наклоняется, любящими руками обнимает так долго блуждавших людей, покрывает их наготу, кормит их Хлебом Жизни, дает им пить из Реки Жизни и восстанавливает их. Я не знаю, кто больше плачет: новообращенный верующий или усталый воин! Потом приходит реальность: это все не из-за меня - это не красноречивая проповедь или страстный призыв. Это все конечно же играет какую-то роль, но основы этого разговора закладывались много лет назад. Возможно в нескольких метрах от церкви находится могила дорогого деда, который годами молился за этого блудного отрока, только что вернувшегося домой. А может, это была ходатайственная молитва за спасение его потерянной души, которая не прекращалась несколько лет. Фактически, если бы я мог оглянуться в прошлое и исследовать духовные пути людей, я смог бы найти след родовых слез, ведущий к источнику спасения. Вон она: мама, плачущая поздней ночью о том, чтобы ее сын вернулся домой. Слезы мук рождения.
Мне вспоминается собрание пробуждения, проходившее в один субботний вечер в Браунсвилльской Ассамблее Божьей. Тогда всех присутствующих охватила "волна родовых мук". Группа подростков сгибалась под бременем о погибающих душах, и многие из них едва ли могли стоять на ногах. Когда звуки их стенаний разнеслись по всему залу, сотни грешников бегом устремились к алтарю. Крик сердца Божьего пропитал дух этих юных ходатаев. Результатом их послушания стало подлинное диво.
Вот это урожай! Родовые муки - это означает "напряженные умственные или физические усилия". Это также относится и к физическому деторождению. Слезы родовых мук капают из глаз дошедшего до болей ходатая на жалкое, беспомощное состояние еще не родившегося ребенка. Крик ее родовых мук пронзает небеса и доходит до ушей Божьих.
Эван Робертс провел десять лет в молитве родовых мук, прежде чем духовное рождение тысяч людей в Уэльсе стало действительностью. Перед тем, как бесчисленные толпы людей, которым служил Уильям Бут, переживали новое рождение, он мучился болями родовой молитвы в тайном покое. Несколько месяцев безудержных криков к небесам принесли Дэвиду Брайнерду жатву среди индейцев. А потоки слез Джорджа Уайтфильда стали потоками спасенных душ как в Англии, так и в Северной Америке.
Все это наводит нас на один важный вопрос: какова же истинная цена погибающей души? В глазах Господа, по Его системе мер и весов, душа человека стоит того, чтобы за нее умереть. На кресте и во время предшествовавших ему родовых мук Иисус Христос дал духовное рождение всем уверовавшим. Он испытал муки рождения: Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение; хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного (Евр. 5:7-9).
Мы увидели, во сколько Бог оценил наши души; они стоили жизни Его Сына. Теперь вопрос: как далеко можем пойти мы, чтобы привести кого-нибудь ко Христу? Павел заходил так далеко, что говорил: "Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти" (Рим. 9:3).
Мне хочется рассказать вам об одном происшествии, которое навсегда дало нам с Джери познать ценность человеческой души. Мы тогда уже несколько лет жили в Аргентине и воочию видели потрясающие результаты почти всех своих евангелизационных трудов. Но атаки врага не прекращались. Один из ведущих проповедников английского методизма в конце восемнадцатого столетия Уильям Брамвелл сказал: "Объявляя войну, не жди мира". Мы вели непрекращающееся сражение в поднебесье.
И тут пришла незабываемая физическая атака, впоследствии ставшая великой духовной победой.
Однажды утром Джери проснулась, крича изо всех сил: "Стив, помоги! Я не могу пошевелиться!" Я спросил, что с ней. "Меня как будто режут ножом изнутри. Стоит мне пошевелиться, как меня сводит от боли. Будто внутри ворочается какой-то нож!" Она безудержно плакала от неослабевающих мучений. У нее были боли уже на протяжении нескольких дней, но теперь они стали вообще невыносимыми.
Мы сразу же вызвали нашего местного врача, который поспешно объяснил причину болей: "Это всего лишь последствия недавно перенесенной Вами операции", - заверил он Джери. Незадолго до того мы потеряли ребенка в результате внематочной беременности. Тогда потребовалась операция, и период восстановления вроде бы проходил нормально. "Не беспокойтесь, Джери, - говорил врач теперь. - Все пройдет. Дайте Вашему организму еще пару недель".
Но откуда же такая боль? Не мог ли врач ошибиться? Может быть, он чего-то не заметил?
Я никогда еще не видел свою жену в такой агонии; что-то было явно не так. Я встревожился. Я позвонил в немецкую клинику в Буэнос-Айресе, до которого было более восьмисот километров. Врач-немец говорил как можно более спокойно и профессионально, но в его словах была тяжесть чрезвычайной тревоги: "Немедленно приезжайте сюда, - приказал он. - Положение очень серьезное. Жизнь Вашей жены в опасности".
Мы вылетели ближайшим рейсом, примчались в клинику и вскоре обнаружили, что подозрения немецкого врача оправдались. Джери мучилась от болей еще одной внематочной беременности и была близка к разрыву. Оказывается, она была беременна двойней! Тут на меня темным облаком опустилась реальность происшедшего. Если бы мы послушали совета своего врача в Южной Аргентине, Джери могла бы умереть. Осмотрев ее, немецкий врач удалил вместе с зародышем пять фрагментов кисты, каждый из которых был размером с грейпфрут. Неотложная операция прошла успешно. Но почему же Джери должна была несколько месяцев терпеть эту физическую травму? Мы активно служили Господу. Почему такая атака? Ради чего мы потеряли своих двойняшек? Это что, испытание на верность Христу? Каков был план Божий во всем этом?
Мне, служителю, всегда проще давать кому-то другому мудрые советы, чем самому ложиться на операционный стол. Однако ответ пришел к нам всего через несколько дней.
Немецкая клиника была буквально полем духовного сражения. Сотни и сотни профессионалов-медиков носились по ее коридорам, помогая другим, а их собственная духовная жизнь была в смертельной опасности. Джери увидела духовную нищету окружавших ее в клинике людей и стала говорить многим из них о любви Иисуса.
Вскоре Джери родила. Ее физическим родовым мукам суждено было произвести на свет духовного ребенка.
Однажды утром Господь мягко открыл нам часть Своего плана. Джери с одной из медсестер стояли в ванной на коленях и молились! Медсестра плакала слезами покаяния; она отдала Господу свою жизнь.
Острота мучений Джери, сопровождаемая ее уверенностью в Боге, была для этой медсестры словно слово от Господа. В ее глазах Джери своей жизнью демонстрировала учение Библии.
Она видела, что Джери ежеминутно полагается на Иисуса, терпит боль и все же благословляет Его имя - не злясь на Него и не ставя под сомнение Его всеведение. А теперь Джери смогла рассказать этой драгоценной женщине, что Бог попустил ей (Джери) страдать ради блага для ее души. "Бог любит тебя так сильно, что в результате нескольких месяцев страданий Он послал меня сюда, чтобы ты смогла найти Христа , - пояснила Джери. - А Христос любит тебя так сильно, что Он претерпел крест и умер, истекая кровью, чтобы ты смогла найти жизнь".
Обливаясь слезами, Джери говорила этой медсестре: "Ты никогда не сможешь сказать, что Бог не заботится о тебе. Ты только посмотри, как Он заботится!" А та стояла на коленях у креста в ванной немецкой клиники.
Вот какова цена одной души. Да, Божья шкала ценностей совсем не похожа на нашу. "Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших" (Ис. 55:9).
Я помню одну любящую мать, которая год за годом не переставала молиться за своего сына. Казалось, что чем больше она постится и молится, тем больше он отдаляется от Бога. Она металась в молитве ходатайства до поздней ночи, пропитывая слезами свою подушку. Она чувствовала боль рождения ребенка в царство. Спасение ее сына давалось непросто.
То, что впоследствии привело к его спасению, можно сравнить с острыми моментами мучительной боли физических родов. Исчерпав весь запас терпения, мать в конце концов молилась: "Бог, что бы ни потребовалось для того, чтоб мой сын пришел ко Христу, сделай это!".
Эта отчаянная фраза вырвалась у нее буквально перед самым духовным рождением ее сына. Подобно роженице, которая тужится в последний раз, она кричала, превозмогая боль, и ответ пришел. Однако эта женщина предостерегает отцов и матерей, чтобы они хорошенько подумали, прежде чем говорить такие слова.
Ответ на ее молитву пришел в виде серьезной автомобильной аварии. Ее сын был в критическом состоянии. Его парализовало ниже пояса. Последствия аварии, пылкая молитва праведной женщины и река слез духовных родовых болей привели-таки к его покаянию. Теперь, прикованный к инвалидному креслу, этот юноша свидетельствует о том, как Бог пришел в его жизнь. Его свидетельство говорит о цене человеческой души.
Я верю, что для истинного покаяния и неподдельного "нового рождения" людей они должны развиваться и рождаться, как естественные младенцы. Сперва должно происходить зачатие, потом - развитие плода в утробе, и, наконец, боль и муки родов. Как мать должна выстрадать рождение ребенка, так и мы должны чувствовать боли духовных родов.
Нет никаких сомнений: мы должны страдать со страждущими. Однако так многие из нас тратят всю свою жизнь на то, чтобы избежать боли. Мы хотим, чтобы духовный наркоз устранил все неприятные чувства. Но боль есть часть процесса - вот почему Христос пришел. Он знал, что для Него очень важно чувствовать нашу боль и ощущать наше жалкое состояние.
В наши дни в медицине происходит нечто зловещее, что должно обеспокоить всех. Мы вступили в эру воздействующих на разум, улучшающих характер лекарств. Это вам не игрушечные таблетки шестидесятых годов.
Психофармакология - наука о лекарствах, воздействующих на разум - уже изучила различные зоны головного мозга и теперь заявляет, что способна контролировать его деятельность. Перейдя от антидепрессантов, которые щелкались, как орешки M&M's, к новым лекарствам, предназначенным для устранения застенчивости или паранойи, мы вывели наше общество на ложную орбиту контроля. Мы играем с огнем, и наше стремление обрести контроль обратится в проклятие. Мы хотим изменять Богом данные качества характера, с помощью которых Господь всегда формировал историю.
Психолог Гарвардского университета Джером Каган предостерегает, что притупление остроты человеческого характера не пройдет даром. "Как физическая боль удерживает нас от неосторожности с огнем, так же, вероятно, и умственная боль, как например, вследствие смерти ребенка, имеет свою цель… которую не даст исполнить успокоительная таблетка, мешая боли свободно бушевать". Далее он говорит, что некоторые величайшие творцы истории и мыслители были застенчивыми. "Общество, пользующееся лекарствами, чтобы добиться единообразия в своих рядах, придет к погибели". Из всех качеств характера медики особенно атакуют застенчивость. Легкая депрессия, которая чаше всего является пришедшей от Бога эмоцией, тоже попала в зону их пристального внимания.
Позвольте мне вас спросить: при каких обстоятельствах вы пришли ко Христу? В каком состоянии души? Было ли вам плохо из-за того, что вы осознали последствия своего греха? Вам мучили душевные боли? Вы опустились на самое дно? Вы висели на кончике веревки?
Именно в таком состоянии рассудка большинство людей приходит к Христу. А наука теперь хочет сказать, что мы не должны испытывать такие чувства. Проглоти таблетку и пари выше облаков.
Можете себе представить, как бы мы жили сегодня, если бы такие воздействующие на разум таблетки существовали на протяжении вековой истории Америки? Можно часами говорить о писателях и художниках, творивших свои величайшие произведения, находясь в состоянии глубокой эмоциональной травмы. Глубина их мрачных моментов приводила к вдохновенным трудам, пережившим века. А что, если бы в период страданий они сходили бы к врачу, проглотили таблетку и перешли из мрачного состояния в радостное? В конце концов, когда для вас оживают библейские истины - на вершинах гор или на дне долины?
А теперь позвольте вас спросить: когда мы молимся и входим в родовые муки о заблудшей душе? Тогда, когда чувствуем силу ее страданий, сопереживаем ей и проникаемся ужасом ее жалкого состояния. "Нам не удастся ответить на нужду, если мы ее не ощущаем, - говорит Джоуэтт. - Не ведающие слез сердца никогда не станут глашатаями Страсти. Чтоб искупить, мы должны сжалиться. Чтоб быть служителями спасительной Крови, мы должны сами истекать кровью".
Мы должны внести свое сочувствие в молитвенный покой, закрыть дверь и излить свою боль Богу. Чувствовать себя плохо - это хорошо; боль и муки, испытываемые человеком из-за чье-то заблудшей души - это в действительности посланное Богом бремя. Более того, переживать бурные эмоциональные шторма - это тоже вполне нормально. Твое текущее депрессивное состояние может быть от Бога; быть может, Господь вводит тебя в период духовных родов. Если так, то пусть же Он даст тебе почувствовать тяжесть погибающего мира.
"Зачем мне молиться о том, чтобы Бог снял с вас бремя?, - говорит Леонард Равенхилл. - Он целых десять лет бегал за тобой, чтобы положить его на тебя".
Равенхилл и сам нес такое бремя о многих и многих заблудших душах и не понаслышке знал о том, что такое муки рождения погибающей души и в каком состоянии находится церковь: Как рождению естественного ребенка предшествуют месяцы бремени и дни родовых схваток, так и рождение духовного ребенка. Иисус молился о Своей церкви, а затем отдал Себя на смерть, чтобы принести ей духовное рождение. Павел молился "день и ночь… обильно" за церковь; более того, он был в духовных родах за грешников.
Когда Сион родил тогда, когда начал мучиться родами… И далее: Будущая мать изнемогает более и более с приближением родов, часто проводя бессонные (но не бесслезные) ночи. Так же и лампы святилища горят в ночи, когда измученные, несущие на себе тяжесть грешников ходатаи изливают свою душу за преступления своей страны. Будущая мать часто теряет аппетит, и в интересах того, кого она вскоре родит, она отказывает себе в тех или иных удовольствиях; так же отказ от пищи и всепоглощающее желание тихо лежать перед Господом охватывает верующих, стыдящихся бесплодия церкви. Как беременные женщины скрывались от постороннего взгляда (по крайней мере в прошлые времена) с приближением родов, так и те, кто дает духовные роды чьей-то душе, избегают общества и ищут лица святого Бога.
Американский евангелист Чарльз Финней сказал: Истинный верующий будет ревностно трудиться, чтобы привести других людей к Иисусу Христу. Он будет огорчен тем, что они не любят Бога, которого он любит так сильно. Он будет стремиться, зачастую в сильном душевном порыве, убедить своих ближних отдать Ему свои сердца. Он будет полон пылкой и нежной любви к душам людей. Он будет страстно желать спасения всего мира. Он будет мучиться болями за тех, кого он желает привести ко спасению - своих друзей, знакомых и врагов. Он не просто будет уговаривать их отдать Богу свою жизнь, но на руках веры принесет их к Богу, сильным воплем и слезами будет умолять Бога смиловаться над ними и спасти их душу от бесконечного огня.
Финней также ясно говорит, что: когда житие нечестивых доведет христиан до молитвы и сокрушенности духа, наполнит их печалью и размягчит их сердца, чтобы они плакали днем и ночью и, вместо того, чтобы бранить и упрекать грешников, они ревностно молились за них. Когда их действия, как сопротивление, так и просто безразличие поставит христиан на колени в молитве к Богу с сильным воплем и слезами, тогда будьте уверены: пробуждение не за горами.
В Послании Галатам Павел писал: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!" (Гал. 4:19). Апостол использует метафору, чтобы сказать о своих повторных родовых муках о церквях Галатии; первые послужили их освобождению от идолопоклонства, а нынешние должны вызволить их из рабства иудаизма. Похоже на то, что он спрашивает их, слыханное ли это дело, чтобы мать вторично мучилась родами своих детей.
"Почему считается странным, что люди, полные Духа Христова, должны быть в той же мере подобны Христу в Его любви к заблудшим?" - пишет Джонатан Эдвардс: Христос питал к ним такую любовь и заботу, что был готов испить за них отбросы из чаши ярости Божьей. В то же время Он, как их первосвященник, с сильным воплем и слезами принес Свою кровь, как жертву за их души. В жестокой агонии душа Христова была, так сказать, в родовых муках за души избранных.
Раз дух Христов был таким духом любви и заботы о душах людей, то таков же и дух церкви; и поэтому церковь, в своем желании и стремлении к тому, чтобы Христос был явлен миру и ожил в душах в душах человеческих, изображена в Откровении 12, как "жена, имеющая во чреве и кричащая от болей и мук рождения".
Дух людей, побывавших в муках за души других, насколько я могу судить ничуть не отличается от духа Апостола, мучившегося в духовных родах за людские души и желавшего быть самому отлученным от Христа за других. А также от духа псалмопевца, Пс. 118:53, "Ужас овладевает мною при виде нечестивых, оставляющих закон Твой". И стих 136, "Из глаз моих текут потоки вод оттого, что не хранят закона Твоего". А также от духа пророка Иеремии, Иер. 4:19, "Утроба моя! утроба моя! скорблю во глубине сердца моего, волнуется во мне сердце мое, не могу молчать; ибо ты слышишь, душа моя, звук трубы, тревогу брани".
Мы читаем о Мардохее, что когда он увидел грозившую его народу временную погибель, Есфирь 4:1, то он "разодрал одежды свои и возложил на себя вретище и пепел, и вышел на средину города и взывал с воплем великим и горьким: [истребляется народ ни в чем не повинный!]" И чего же тогда ждать от некоторых, что они соизволят побеспокоиться, когда они не могут заставить себя плакать при виде несчастья направляющихся в вечную погибель?
Когда Бог положит на твое сердце бремя о погибающих, не пытайся от него отделаться. И не жди, что окружающие поймут твое состояние. Это личное дело. Плачь о не спасенных. Входи в родовые муки за них. Излей себя самого, как живую жертву Богу за их души.
В своей прекраснейшей книге "Христос в стане" Дж. Уильям Джонс до боли ясно показывает нашу обязанность стенать и плакать о погибающих. Проведя до того некоторое время в одном из госпиталей гражданской войны, он говорит о том, как больные люди восприимчивы к Евангелию. А затем он доводит до нас основную мысль, сравнивая физическую смерть людей с их духовной смертью: После всего того, что я видел, мне кажется, что те тысячи бледных и истощенных полуживых людей в наших госпиталях и те десятки тысяч больных грехом людей в нашем строю означают, что огромная ответственность лежит на христианах нашего штата и государства. Если хирург казнит себя за то, что пациент умер по его недосмотру, то как же должен чувствовать себя каждый отдельный христианин, не сделавший все, что в его силах, при известии о гибели солдата? И с какими же угрызениями совести должен он смотреть на каждый холмик на солдатском кладбище?
Хотя эти слова написаны более века назад, они преследуют нас и сегодня. Какой хирург посмотрит на умирающего пациента, которому можно было бы еще помочь, бессердечно утрет руки и уйдет, чтобы успеть посмотреть какое-нибудь спортивное состязание? Напротив, преданный своему делу врач будет всю ночь напролет выбиваться из сил, чтобы вернуть больного к жизни. Насколько же больше мы, преданные христиане, должны выбиваться из сил всю ночь напролет за заблудших и погибающих?
Чарльз Финней рассказывает о женщине, питавшей такую невыразимую любовь и сострадание к душам людей, что всерьез задыхалась почти до смерти. "С какой же силой тогда горит это желание в Самом Боге, если Его Дух производит в христианах такую удивительную агонию, такие душевные боли, такие родовые муки - Бог нашел лучшее слово, чтобы описать это - это родовые муки - муки рождения души".
Тебя когда-нибудь интересовало, кто мучился родами за твою душу? Был ли на свете этот человек, возможно, безвестный для общества, но знаменитый для Бога - который стенал о твоей надвигающейся погибели? Проступала ли яснее перед ним надежда на твое спасение, когда его глаза застилали слезы? Взывал ли он к Богу, когда ты проявлял большую непокорность Ему?
Я никогда не забуду, как однажды вечером моя мама, проходя через мою комнату, взывала к Богу. Я и несколько моих друзей бесчувственно валялись на полу; мы были наркоманами и как раз накололись морфием на несколько часов вперед. Находясь в оцепенении, я едва ли мог пошевелиться, однако вопль моей мамы к Богу донесся до меня громко и ясно. Шатаясь, я поднялся с пола и прошел за ней наверх. Проходя мимо ее спальни, я мог слышать стоны и стенания женщины по сердцу Божьему, молящие о душе ее сына. Она была в родовых муках. Она во второй раз рождала его. В первый раз она принесла меня в эту земную жизнь, а во второй - в жизнь вечную.
Я вновь цитирую из классики, "Почему пробуждение медлит" (эта книга должна стать обязательной для чтения каждым верующим): От женщин, бывших ранее бесплодными родились самые знатные люди Библии: Сара, бывшая бесплодной до девяноста лет, родила Исаака; пронзительный вопль Рахили: "Дай мне детей, или я умру!" был услышан, и она родила Иосифа, спасшего весь народ. Жена Маноя родила Самсона, еще одного освободителя народа.
Анна, разбитая душа, плакала в святилище, принесла клятвы, продолжала молиться, не обращая внимания на насмешки Илия, излила свою душу и получила в ответ Самуила, ставшего пророком Израильским.
Бесплодная и овдовевшая Руфь обрела милость и родила Овида, отца Иессея, отца Давида, по чьей линии пришел Спаситель. От Елизаветы, бывшей уже в годах, родился Иоанн Креститель, о котором Иисус сказал, что он величайший из рожденных женщинами пророков. Если бы не стыд бесплодия, смягчивший этих женщин, мы лишились бы многих великих людей.
Я спрашиваю: насколько же больше нам надлежит плакать о своем бесплодии? Мы должны кричать сквозь ночь: "Дай мне детей, или я умру!"Но будь осторожен! Роды приносят ответственность, а этого хотят немногие из нас. Уверены ли мы, что хотим забеременеть? Тогда мы должны быть готовы ко всем фазам этого процесса. Сначала к тошноте, потом к походам в женскую консультацию, потом к шевелению плода и, наконец, к выворачивающим наизнанку родовым мукам. А когда беспомощный новорожденный "появляется на свет", у нас появляется самая трудная задача из всех - воспитание ребенка: ученичество. Пуповину следует отрезать, ребенка помыть, успокоить, кормить, когда он проголодается посреди ночи - и так далее. Любой родитель может сам дополнить этот список и проследить аналогию до конца.
Стихи, которые вы видите ниже, я написал во время замечательного семинара для лидеров и членов церкви во Флориде. Тогда Господь начал говорить со мной о чрезвычайной важности нашего времени. В то утро, когда я писал эти строки, я ощущал накал сражения и необходимость работать, доколе есть день. Цена завоевания погибающих душ - вот что звенело в моих ушах. Но Господь сказал, что ничто не придет даром.
Я видел разбросанные по жизненному полю сражения жертвы - кто мертв, а кто, едва дыша, просит о помощи. Всюду одна кровь. Словами псалмопевца, я слышал стоны узников. Враг пустил в ход все оружие, чтобы любой ценой одержать победу в этом последнем бою. "Сейчас не время мира", - сказал Господь. И еще нам…
Нельзя терять время Ныне пора сражаться за Господа;
Не себе угождать и не богатство копить.
Пришла пора молитвенных родов;
Не время еще снять бремя Его забот.
Я буду ныне венец терновый носить;
Некогда мечтать о небесном венце.
Сейчас пора распятия пришла;
Не время еще мне стать рядом с Ним
Сейчас же пора проходить поприще;
А не отдыхать, замедляя ход.
Ныне пора нести Его бремя;
Не время удовольствий и мирских забот.
Ныне пора взять свой крест;
А не бросить ряды, на трудности жалуясь.
Ныне пора плакать в ночи;
Не время еще насладиться ярким утром.
Ныне пора жать урожай;
Не время сидеть и клевать носом.
Ныне пора страданий и болей;
А не пущего наслажденья наживой мирской.
Ныне пора вести души к Нему;
А не отступать и валяться в грехе.
Ныне пора терпеть холода;
Не время еще радоваться теплу Сына и златым улицам.
Ныне пора оплакивать мертвых;
Не время еще веселиться и ликовать.
В такое время война не затихнет;
Не время еще желанному небесному миру.
Да, мы носим на руке тонкой работы часы;
Спешим, чтоб успеть, купить и продать.
Наш график заполнен, мы ценим точность;
Но встреча с Ним состоится все равно, в небесах или в аду.
К врачу мы бежим, ценя его график;
Но Божье время стоит больше, не уходи в спячку.
Не отставай от Господа, ищи воли Его;
Его дела превыше всего, нельзя время терять
Мы должны со слезами мучиться родами за погибающих. Когда ты слышишь звук тревоги, поспеши, чтобы успеть на встречу с Богом. Не опаздывай! Пусть же Бог пробуждает нас среди ночи, чтобы нас корчило в муках рождения. И в тиши ночной пусть Он слышит постоянную капель - жидкое подтверждение нашего искреннего бремени о заблудших; мучительную боль очередного проходящего по родовому каналу ребенка, следующего из тьмы в Его вечный свет.
Все книги